Ксеном. Дилогия (СИ) - Странник Странный. Страница 2

Протащил я «Ижика» по буеракам, кое-где вообще на своём горбу, пару раз искупался уже в местных лужах и наконец-то добрался до своего гаража. Вымотался при этом до полной невозможности. Вкатил мотоцикл внутрь и, не раздеваясь, рухнул на стоящую рядом раскладушку. Во время возни с мотоциклом мне неделями приходилось жить в гараже, вот и обустроился. И теперь, когда домой идти не было ни сил, ни желания, это помогало.

Устроившись на спине, я посмотрел на висевшего под потолком паука. Помимо излишней доверчивости к друзьям мне от детства досталась любовь к мультсериалу «Человек-Паук», тому, что показали первым, потому пауки селились в гараже без всяких возражений с моей стороны. Не радиоактивные, нет, совершенно обычные. Но очень разнообразные. Последним был непонятно как оказавшийся в городе птицеед. Правда, с птицами в гаражах была напряжёнка, но паучок, размером с кулачок, приноровился питаться мышами, мелкими крысами и прочими грызунами. Так и жил, пока не помер. Вот на его трупик я и смотрел, пока глаза сами собой не закрылись.

— Устал я, — пробормотав это, я отключился.

Лежу в тесном контейнере. Окон нет. Дверь в потолке, открывается наружу. Свежего воздуха нет. Когда-то сюда заглядывали. От них очень вкусно пахло, я тянулся, но дверь быстро захлопывали. Это было уже давно. Сейчас про меня забыли. Только иногда камеру трясёт. Последний раз тряска была очень долгой, как будто узилище перемещали. А затем открыли. Глоток свежего воздуха. Внутрь засунули шланг. Сначала я обрадовался — что-то новое — но из шланга полилось нечто отвратительное на вкус. Деваться некуда, пью. А то утону. Питательно. Пью. Расту. Становится всё теснее. Жидкости всё больше. Уже не могу глотать. Убирают шланг, закрывают дверь. Контейнер трясётся. Жидкость протекает под меня. Соприкасается с моей землёй.

Жжётся.

Жжётся.

Жжётся!

Дно контейнера оплавляется. Поспешно выбираюсь наружу.

Не успел я прийти в себя, как на меня падают два предмета. Один на вкус такой же, как и покинутый контейнер. А вот второй ещё вкуснее, чем те, кто заглядывал. Наслаждаюсь. Второй пытается от меня избавиться. Заставляю его забыть про меня. Всплеск вкуса. Опьяняет. Предмет движется. Ещё всплеск. Ещё. Второй приближается к первому. Сильные всплески закончились. Вкус колышется небольшими волнами, пока оба предмета куда-то двигаются. Пара сильных всплесков, когда второй падает. В третий раз он падает, и вкус постепенно уменьшается. Пока почти не исчезает. Перебираюсь целиком на второго, плотно прижимаюсь, ищу вкус. Оказывается, предмет состоит из нескольких, которые прилегают к центральному. От центрального идёт самый сильный запах. Пробираюсь сквозь предметы. Изучаю. Интересно, центральный чем-то похож на меня.

Утоньшаюсь, проникаю внутрь центрального предмета. Ещё интереснее. Он состоит из таких же мелких частиц, как и я, только эти частицы разные. Здесь, не на моей родине, это имеет свой смысл. Кажется, главные те, которые немного щиплются. Следую вдоль них, в разные стороны. С одной стороны они истоншаются, пока не теряются в других частицах. Неинтересно. С другой стороны они крепятся к своим сородичам, их становится всё больше, они переплетаются. Проникаю в ту сторону. Толстая связка, заключённая в твёрдую оболочку, опять тянется в две стороны. Снова разветвляюсь. С одной стороны связка всё продолжается, с другой стороны — огромное скопление этих частиц. И на меня льётся поток информации.

Клетки. Частицы называются клетками. Те, что я принял за главные, называются нервными. Они действительно главные, и они тоже выполняют разную работу. То скопление называется мозгом, и его клетки управляют всеми остальными. Только сейчас они как-то странно работают.

Остальные… не понимаю. Если они действительно предназначены для разного, то они слишком неприспособленные. Если их улучшить…

Сверху на нас падает маленький предмет. Он тоже похож на меня и на центральный, но совсем не двигается.

Я окончательно запутываюсь. Но тут у меня появляется мысль. Если предмет так физически похож на меня, то, может, он тоже мыслит. И с ним как-то можно общаться. А что бы он не убежал, нужно слиться с ним воедино.

Большому… Стоп! Если я хочу слиться, не надо отделять его. Но нужно и остаться собой.

Ему… мне… нам снится сон.

Мне снился сон. В принципе, ничего удивительного в этом не было. Как и в его содержании. Мне снился сюжет из серии «Чужой костюм», тот момент, где Спайди говорил про липкую гудзонскую грязь. Я ещё во сне подумал, что очень уж похоже на мой случай, только у меня всё куда банальнее. Вообще, эта серия была моей любимой, я только всегда недоумевал, почему и симбиот, и Питер так глупо себя ведут. Почему они не могли договориться? При этой мысли во мне всколыхнулось какое-то чужое чувство… оправдания ожидания, что ли. И доверия. Словно меня в нос лизнул большой добродушный пёс.

— Да, — пробормотал я, — никогда бы не действовал так, как Паук.

Сразу после этого пришло недоумение и плохо сформулированный вопрос «Что есть паук?»

В полудрёме я открыл глаза. На потолке ничего не было. Как оказалось, за время сна, паучок свалился мне на грудь.

— Паук, — я тронул тельце вымазанным чёрным пальцем, — только мёртвый. Жаль. И укусить, как Спайди, не может. Тем более, — я зевнул, — что это всё только выдумки…

Интересно. Такая абсолютная неподвижность называется «мёртвый».

А ещё есть симбиот и человекопаук. Попробую вызвать у нас воспоминания. Это не сильно сложнее, чем с контейнером…

Зевнув ещё шире, я крепко заснул. Сновидение продолжилось. Только в костюме «Чёрного Спайди» был уже я сам. Мечты, мечты…

Картинка дёрнулась, перенеслась в мой город. Мне снилось, что ползу по глухой стене высотного дома, и костюм на мне немного другой. Абсолютно чёрный, как та жидкость, в которой мне довелось искупался.

— Даже просыпаться не хочется, — пробормотал я, любуясь с высоты на Авеню Канчинского, бывшее Варшавское шоссе. Да уж, только у нас могут называть улицы в честь недругов собственного народа. И если в городе появится площадь имени Гитлера, который Адольф, ни капельки не удивлюсь.

Варшавка, не смотря на новое имя, своего очарования не потеряла. И даже памятник угробившему собственный самолёт президенту не смог её сильно испортить. Хмыкнув таким мыслям, я решил воспользоваться сновидением и немножко пошалить. Вскарабкался на крышу и направился в сторону окраин. Сквер Примирения, где стоял тот самый монумент, разбили на месте районной поликлиники, около Анино, а мне снилось место ближе к Балаклавке. Рядом с гаражом. И на другой стороне шоссе. Но это было поправимо. «Мой» птицеед выстреливал паутиной от пола до потолка, то есть, метра на три, вертикально вверх. И это не было пределом. Моя же «нить» могла лететь ещё дальше. Так как стёкло всё-таки слишком скользкое и хрупкое, паутина если и прилипнет, то может пробить, а если попадётся хлипкая рама, то и выдернуть, я выбрал глухую стену и прицелился. Из запястья вылетел канат диаметром с сантиметр и прикрепился к стене. С небоскрёбами на Варшавке глухо, и подражать Спайди в полётах над улицей мне не получилось. Я выбрал другой способ. Прикрепил паутину к бортику, обхватил её руками и соскользнул с крыши. Но далеко ускользить не удалось. Через пару метров перчатки внезапно исчезли с рук, и трение обожгло кожу. С нецензурным воплем я отцепился от паутины. Короткий полёт, ещё одно ёмкое слово. Новая паутина прилепилась к старой, сильно дёрнула, чуть не оторвав мне руку. Сердце барабанило, как неумелый пионер. Зато перчатки вернулись на своё место.

— Хороший сон, — пробормотал я, потихоньку спускаясь вниз. — Нет уж, лучше пройдусь пешком, — подошвы коснулись земли. Из-за темноты меня никто не заметил. — Только будем соблюдать правила игры, оденемся в цивильное.