Звезды без пощады (СИ) - Моури Эрли. Страница 29
— Даже такое едят? — Хитрова задержалась у простенка, мокрого от пробиравшейся сверху влаги покрытого будто лоскутами зеленого велюра.
Женщина лет сорока и двое мужчин собирали с замшелых выемок, коричневые шишечки, оплетенные чем-то вроде паутины. Рядом суетился парнишка в разорванной куртке, стараясь дотянуться повыше.
— Тетя, это такие мармеладки, — сообщила девчонка, трогая Свету за рукав. — Я не хотела есть, а мама сказала: «все равно будешь».
— Меня от такого вывернет, — честно признала Хитрова, помяв пальцами неаппетитный плод. — Желаете мармеладку, Сергей?
— Мы как-то в море с голодухи мороженную рыбу ели как чукчи. Поломка вышла, и не было электроснабжения. Ели и ничего. Ко всему можно привыкнуть, — Лугин поднес комочек инопланетной органики к лицу. Пахло не особо приятно. Болотом что ли. — Наберем немного? — предложил он.
Света протянула пакет. Из замшелых слоев Лугин выковырял несколько шариков, потом повернулся к другому простенку, чтобы надергать для разнообразия мясистых листьев. На салат по-кафравски, так сказать. Едва достал первый, будто из толщи стены раздался шелестящий голос:
— Люди… не трогать. Непригодно вам в пищу.
От неожиданности пальцы слегка свело судорогой.
— Следят. У них повсюду глаза, — равнодушно произнесла пожилая женщина. — Это хорошо. Для порядка. А то молодежь совсем распоясалась.
Пройдя дальше, Сергей все-таки нашел, чем обогатить рацион: несколько грушеподобных штуковин, горстка ягод вроде брусники и с полкило шершавых «огурцов». Да, еще грибы — какие-то хреновые сморчки с белыми продольными полосками. Шагов через двадцать набрали воды — она в обилии стекала струйками с выступов, образовывая на полу неглубокие лужицы. Мичман даже попил малость. Вода как вода. На вкус не хуже водопроводной.
За углом обнаружился сортир. Какой-то доходчивый до порядка додумался прикрепить под аркой картонную табличку с надписью маркером: «Туалет М-Ж». Куда «М», куда «Ж» — непонятно: в глубоком, изгибавшемся в темноту гроте журчали ручейки, и оттуда довольно ощутимо воняло мочой.
— Подождешь минутку? — Светлана протянула Лугину бутылку из-под минералки и исчезла в темноте.
Обратную дорогу нашли без обещанных профессором сложностей. Где раньше была толчея, людей теперь оказалось мало. Отчего, почему всех будто ветром сдуло?
— В сумке что? — грубо окрикнул Лугина долговязый в кожанке с меховым воротником. Лицо неприятное, хмурое, с длинным утячьим носом. В глазах черный ледок.
— А в чем проблема? — мичман остановился, не сразу сообразив: еще как минимум трое угрюмых парней ожидают от него несколько другого ответа: обстоятельного, учтивого, лучше испуганного.
— А проблема в том, что морда твоя не нравится. Но это твоя проблема, — крайний с черными засаленными волосами, торчавшими из-под вязаной шапочки, угрожающе двинулся к Сергею. — Гудвес, объяснить лоху кое-че вручную?
— С сегодняшнего дня вода и сбор жратвы облагается налогом. Постановление администрации пятого сектора. А вы в пятом секторе. Понял? — кулачному решению долговязый предпочел пока внятную дипломатию и на шаг приблизился к Лугину.
— Понял, — нож Климыча болтался на ремне в удобном чехольчике, и Сергей медленно сунул свободную руку под плед.
Светка стояла за его спиной, нервно прижимая к себе пластиковую бутылку. Немногие переселенцы, крутившиеся невдалеке, почувствовав, что пахнет жареным, тихонько потянулись к выходу из биотронов или ушли дальше по галереям.
— Так что несешь? — повторил парень в вязаной шапочке.
— Еды немного. У нас есть нечего, — мичман отпустил край пакета, показывая невзрачные трофеи.
— Есть нечего. Вы жопами думали, когда к звездолету шли? Теперь шаритесь здесь как дебилы. Короче так, я сказал: вода и жратва за налог. Халява только с разрешения Перца или моего. Кому платить нечем идет к нам в дружину, — Гудвес отдернул кожанку и перевел взгляд с Лугина на Хитрову. — Если мужик полное говно, то бабы должны отработать у нас. Это уже как решим. В принципе ты нас устраиваешь, — хмыкнув в сторону Светы, он вернулся к мичману. — Оружие есть?
— Так с ним вроде не пускали. Нет ничего, ребятки, — Сергей мигом прикинул: если начнут обыскивать, то кончится нехорошо. Край, как нехорошо. В груди застучало чаще: пум-пум-пум — побежала по жилам разгоряченная кровушка. Главное было не выдавать волнение ни дыханием, ни взглядом. Заваруха начнется — двоих, допустим, подрезать он успеет, при условии, что у них нет стволов или со стрельбой лохануться, промедлят. И сперва надо обезвредить хамоватого урода, стоявшего справа. Его обязательно! Но потом-то что? Все равно они его, Лугина, сомнут в полминуты, положат рожей в пол, даже если бы не болело плечо. Положат, распедалят по полной программе. Вдобавок сзади эта Света. Жалко ведь девчонку! Потом все зло выместят на ней — в этом он не сомневался.
— Точно нет? — с издевкой полюбопытствовал черноволосый и потянул край пледа.
— Точно, — Лугин успел разглядеть получше двоих, куривших у выступа стены, где свисли то ли серые листья, то ли еще какая-то кафравская экстродрянь. Разглядел и сердце, бившееся предательски часто, замерло. Стало, как поймавший клина движок. Ближний, мявшийся у стены вполоборота… Да мать его! Тот мордатый в джинсовке, что грабил Денискин джип! Точно он! Точно!
В первую секунду Сергей хотел отмахнуть в сторону Гудвеса и кинуться к «джинсовому мужичку». Плевать что потом будет, но перо под ребра засунуть ему успеет, еще будет пара секунд напомнить за что. За Дениса! А там — трава не расти и мох в биотронах засохни!..
Ярость!.. «Стоп, мичман, стоп, — уговаривал он сам себя. — На этом дурном пламени ты обжигался много раз. Давно ли старпому в рожу зарядил? Давно ли в кабаке с ментами? А главное, Климыч! Помни, из-за какого пустяка сгорел парень — твой лучший друг!».
Свободной рукой Лугин медленно отодвинул чехол с ножом максимально назад, до петельки и сам откинул плед:
— Нет у меня ничего, — сказал он вполне убедительно.
Мерзавчик в вязаной шапочке все-таки провел лапой по карманам его брюк. Хмыкнул, обнаружив пустоту.
— Да оставьте же нас в покое! — не вовремя взбунтовалась Светка. — Что вам воду отдать? Нате! — она протянула бутылку утконосому Гудвесу.
— В общем, так, — решил тот, не обращая на ее жест внимания и глядя в упор на Лугина. — Завтра в одиннадцать дня по-Москве ждем тебя у Серебряного столба. Разговор намечается серьезный. О жизни и всяком прочем. Забудешь прийти — получится для тебя нехорошо. Давай, парень, кушай свои мухоморы, — он прихлопнул Лугина по плечу, видно без умысла угодив в обожженное место.
Сергей стиснул зубы, чтобы не выпустить рычание. В глазах точно в калейдоскопе пошло пятнами, замерцало от боли. Четверо во главе с Гудвесом пошли по галерее дальше, а мичман еще с минуту стоял, прижавшись спиной к стене и боясь выдохнуть: потому что громогласно бы выматерился. Хитрова не сразу поняла, отчего он застыл, опустив голову, а когда догадалась по его гримасе, тихонько откинула плед с раны.
— Пустоголовые подонки! — зашептала она, оглядываясь на удалявшихся по проходу. — Очень больно? Я совсем забыла: в аптечке у нас кеторол есть, еще какие-то анальгетики. Надо было принять тебе таблетку.
— Как бы обойдемся, — отозвался Лугин, вытащил из пакета коричневый комочек и сунул его в рот. По языку расползлась солоноватая слизь. Решительно невкусно. Может быть как дерьмо.
— Ты чего? — глаза Хитровой разрослись до размеров бутылочных пробок, она даже не сразу поняла, что перескочила с новым знакомым на «ты».
— Есть такой флотский способ, — медленно пожевывая, произнес Сергей. — Одну хреновость придушить другой. Тогда в голове они делятся пополам. Проверенно — помогает. Хочешь? — он сдавил между пальцев кусочек кафравской фрукты-овоща, и покосился на двоих, куривших под серыми листьями, длинными полосами свисавшими с пещерных наплывав.
— Придушить хреновость? — Светка как-то тускло усмехнулась и взяла комочек из его рук; чувствуя, что все накопившееся после общения с Гудвесом, сейчас выйдет горлом: — Офигеть, что творится! Администрация, блин! Они — администрация! Козлы круторогие! У меня в Москве такая же «администрация» чуть машину не отобрала, — затараторила она, скидывая бейсболку и показывая Лугину шишку, вполне проступавшую между ее каштаново-рыжих волос.