Великий и Ужасный 5 (СИ) - Капба Евгений Адгурович. Страница 24

Мы вошли в лагерь и катком прокатились по нему вдоль и поперек, уничтожая тварей и втаптывая в землю и избивая снага. Я специально приказал использовать только холодное оружие, обрезы оставались в портупеях. Даже Евгеньич — этот любитель крупнокалиберного огнестрела — сегодня орудовал длинным тяжелым тесаком и прикрывался стандартным квадратным щитом, сваренным из листовой стали гоблинами.

Наш отряд был максимально интернациональным: я, Шерочка и Машерочка — от уруков, от кхазадов — Хуеморген и четыре бородатых гнома, из старых еще, Щербатовских громил, все выжившие снага из омерзительной шестерки и десятка два их стройотрядовцев, Кузя с Капитошкой и Парамошкой — от гоблинов. Ну, и Евгеньич, Перепелка и другие мужики из старых ордынцев — от людей. Всё это делалось ради демонстрации наших намерений и вдалбливания в мозг зеленокожих простой истины: в Орде — всё для всех, и все за всех, и один за всех, и все за одного! Да, да, я толкал в массы мушкетерский девиз, потому что ничего более краткого и емкого не придумал. Я урук, а не писатель, чтобы красивости всякие придумывать, сукападла!

Нам хватило полчаса, чтобы залить лагерь кровью тварей и привести снага к покорности. Накрошить подслеповатых гомункулов, в которых под воздействием Хтони превратились гоблины, снага, уруки и тролли, в принципе проблемой не стало, главное — работать вместе, рубить сильно, действовать решительно! Мы сложили все трупы тварей и умерших бесславной смертью добровольцев рядами, а выживших снага, числом сто семьдесят, поставили на колени прямо перед этой инсталляцией.

— Вы, мрази, кем себя возомнили? — задал риторический вопрос я, прохаживаясь вдоль рядов охреневших от образовавшейся ситуации зеленокожих. — Великими бойцами? Крутыми пацанами? Свирепыми хищниками? Посмотрите — эти три мелких гоблина прикончили больше тварей, чем каждый из вас! Вы — ничтожное попугайское дерьмо, слышите?

Снага молчали, глядя в землю. Униженные и оскорбленные, ять!

— Я так-то не слышу ответа! А ну — отвечать атаману! — рявкнул Хурджин и с разгону прописал удар пыром прямо в хлебальник одному из орков.

Тот со свистом улетел в сторону моря. Не, забодать даже тролля — это надо уметь. Снага — умели.

— Да, да! — нестройным хором откликнулись орки. — Слышим, пан-атаман!

Это я — атаман. Ну, а кто же еще? Воронцов мне и грамоту выдал соответствующую. Для орочьих войск других титулов, кроме как казачьи, и не предусматривалось тут. Для ЧВК, впрочем, тоже. Так что мне с обеих сторон подходило — ордынский походный атаман Бабай Сархан! Звучит, а? Можно грудь выпячивать и гордиться, хотя пока что особенно нечем.

— Так вот, сукипадлы! Для таких случаев у нас предусмотрено только одно наказание… — мне было самому мерзко говорить такое, но другого выхода с этим племенем не было. — Децимация. Слыхали, что это? Знаете, как я поступил с мракобесами из Пампасов?

Горестные вой и рычание были мне ответом.

— Вас было пятьсот. Пятьсот сраных никчемных самоуверенных выскочек, которые за каким-то хреном приперлись под мое знамя, посчитав себя достойными воевать рядом с моими бойцами! Все вы заключили со мной контракт на полгода. Никто вас не заставлял. И ни одна зеленая падла не прочитала, что в нем написано, с начала и до конца! Вы — дебилы, — горестно вздохнул я. — Так что было вас пятьсот, а станет — пятьдесят. Тем, кто в бою добыл оружие — мы его оставляем… Храбрость и находчивость поощряется! Кузьма — займись. У кого был нож — дай ему нож. У кого была палка — дай ему палку. Мне похрен, воблоеды, делайте что хотите — через полчаса тут должно остаться в живых пятьдесят самых свирепых сукиных детей, которых мы будем учить, как положено, гонять, как сидоровых коз, и заботиться о них, как о родных доченьках, потому что уже через месяц Орда будет чертовски большой, и мне нужны будут есаулы!

Они все еще отказывались понимать происходящее, и потому я перешел на гроул, выплескивая в низкий, свирепый рев всю досаду и злобу сегодняшнего дня:

— ПОБЕДА ИЛИ СМЕРТЬ!!! ЛОК-ТАР ОГАР!

И разразился ад.

— А не слишком? — спросил Воронцов, который наблюдал за всем этим воспитательным мероприятием с того же самого склона, и теперь спустился к нам. — Нет, мне на самом деле наплевать, что ты угробил четыреста пятьдесят снага. Скоро их будет гибнуть столько же, и даже в два раза больше — ежедневно. Но ты ведь говорил, что хочешь сберечь жизни!

Я мрачно кивнул:

— Да, то, что я делаю — чудовищно. Меня от самого себя блевать тянет. Но — увы, с орками по-другому это не работает. Вы пытаетесь подходить к снага с людскими мерками. Но… Нет одинаковых рас! Мы не равны по определению, испокон веков! У нас разная психика, гормональный фон, реакции и мотивация… Со снага жить — по снажьи выть! Да, в Риме децимация обозначала гибель каждого десятого легионера из обратившего тыл отряда. Но это были люди! Снага плюнут и разотрут, если погибнет каждый десятый. Ценность жизни для зеленокожих, которых рождается у мамки по шесть за раз, а помирает большинство до тридцати — несоразмерно меньше человеческой! Им просто срать вприпрыжку на смерть каждого десятого сородича… Потому они и плюнули на наши предупреждения об угрозе из Прорыва, потому проигнорировали все остальные слова. Слова для них ничего не значат. Только — действия, жестокие и решительные. Приходится использовать принцип меньшего зла. Они не понимают, насколько все серьезно, пока не начнут подыхать сами. Или пока им не вдолбит серьезность момента в тупые бошки кто-то очень, очень авторитетный. Я потому и шел в первых рядах ордынцев, и орал на охреневших придурков сам, чтобы их пробрало до печенок. Эти пятьдесят выживших зеленокожих станут есаулами — чертовски преданными. Они будут на меня молиться и боготворить меня, потому что прошли по смертной кромке, а потом — обретут могущество, доселе ими даже не воображаемое! И мне не придется проводить еще одну децимацию для следующей тысячи. Или двух тысяч. Или — пяти. Тактика отработана еще на Маяке, плавали — знаем… Они намертво запомнят и понесут в орочьи массы простые постулаты: один за всех и все за одного! Победа или смерть! Вот вам и первые две заповеди Бабайской Ясы. Третью тоже можно сразу добавить: чем больше сила, тем больше ответственность.

— А это к чему? — глянул на меня светлейший князь, явно впечатленный.

— Татау получат только достойные, — пояснил я. — Те, кто останется жив из этих пяти десятков через десять дней — получат реанимацию и станут быстрее, выше, сильнее. И смогут закатать в бетон любого из своих подчиненных.

— Мотивация, однако… Нет для орка ничего более сладкого, чем рост личной силы и могущества…

— Только для орка? — хмыкнул я.

— Не только, — согласился он. — Но мы сейчас говорим о снага. А как же олог-хай, и уруки? Да и гоблины — сильно отличаются от зеленокожих. Ты сам об этом говорил только что… Я так понимаю, что с ними такой номер не пройдет, да?

— О, да. Тролли сделают так, как посоветуют им духи предков. А духи предков ради того, чтобы посмотреть на «макарену» от десяти тысяч орков, сделают всё, что скажу им я — через Хурджина. Поэтому у меня будет что-то около двухсот или трехсот тяжелых олог-хайских пехотинцев уже через две недели. Что касается гоблинов… Они так освоились, вросли в коллектив, можно сказать. Кажется, гоблинов у меня даже больше, чем людей — они чуют выгоду и сбегаются на поживу, как тараканы. Следуют за крысиным королем, то есть за мной — на данный момент. Потом, правда, если Акелла промахнется, они растерзают меня и поджарят на костре, и сожрут, приговаривая про сто двадцать килограмм легкоусвояемого уручьего мяса, но пока — гоблины со мной…

— А уруки? — поднял бровь его светлость, попадая по самому больному месту.

Но виду я не подал и ответил невозмутимо, хотя мне это дорогого стоило:

— А уруки пойдут в Гренадерский Корпус. Там веселее, меньше работы и больше крови. Мне достанутся только инвалиды и уручья мелочь… Но даже покалеченный урук — это великая сила, они тоже будут у меня есаулами. В конце концов — есть аугментация и другие варианты. А что касается гребаных папуасов десяти-пятнадцати лет… Их мы будем сбрасывать на вражеские позиции с дельтапланов вместо бомб с сибирской язвой!