Прекрасная, как река - Перрон Мелисса. Страница 13

К разговору присоединилась Жюли.

– Он считает, что будет много хлопот сразу. Новый дом, совместная опека над Кловисом, наши новые отношения и ближайшие планы.

Прижавшись к Этьену, она положила руку себе на живот. Знаю, невежливо спрашивать у женщины, беременна ли она, но Жюли гладила живот явно не потому, что мы завтракали в лучшем и единственном ресторане в округе.

– Ты беременна?

Этьен ответил вместо нее:

– Да, мы только недавно узнали.

Жюли поспешила задать мне вопрос, который я с каждым годом слышу все чаще:

– А ты, Фабьена, не хотела бы ребенка?

Она смотрела на меня, широко улыбаясь. Красивая женщина высокого роста, с длинными светлыми волосами и большими голубыми глазами. Я бы сказала, для Этьена даже слишком хороша.

– Похоже, жизнь распорядилась так, чтобы этого не случилось.

– Жаль, ты была бы хорошей мамой.

Я приложила руку к сердцу. Ее слова меня тронули.

После двух выкидышей мне было слишком больно, и я больше не хотела пробовать. Фридрих долго сердился на меня за то, что я боюсь проходить через это снова; так мы и начали отдаляться друг от друга.

– Спасибо, Жюли. Поздравляю вас обоих!

Жюли извинилась и ушла в туалет. Я со смехом взглянула на Этьена и бросила в него пакетиком сливок для кофе.

– Сколько вы уже вместе?

– Три месяца.

– И она беременна?..

– Два месяца.

– Если воздержусь от комментариев, разрешишь мне быть крестной?

Тридцать шесть часов в кучево-дождевых облаках

Симона я впервые поцеловала на аптечной парковке однажды вечером, в сильную метель, а точнее – в пятницу, 24 января 1997 года, за несколько дней до своего семнадцатилетия. Ощущение было странное. Я и так ко многим вещам относилась с отвращением, а теперь к списку добавилась чужая слюна. Симон заметно удивился, что я сделала первый шаг.

– Ну как, нормально?

Вопрос звучал глупо и разрушал все волшебство, но я надеялась, что он оценит жест.

– Более чем.

– Окей, потому что это мой первый раз.

– У тебя никогда не было парня?

– Да нет.

Мы продолжили болтать до тех пор, пока он не сказал, что у него замерзли ноги и ему пора домой. Я осталась на несколько минут понаблюдать за хлопьями, похожими на бабочек в ореоле уличных фонарей. Это как смотреть на текущую в ванной воду: меня такое гипнотизирует. Вернувшись домой и торопливо сбросив с себя сапоги, я побежала наверх, на кухню. Мама говорила по телефону. Я знаком попросила ее положить трубку.

– Подожди секунду, Клэр, Фабьена хочет что-то сказать мне. Что такое?

– Ты закончила? Мне надо позвонить Алисе!

– Что за срочность?

– Мама, пожалуйста, мне надо сказать ей кое-что важное.

– Но я говорю с тетей Клэр, это ненадолго.

– Вы всегда долго говорите!

– У тебя что, пожар?

– Именно. Я горю, мам!

– Подождешь, тетя Клэр рассказывает историю с работы. Фабьена, ты ведешь себя нелепо!

Я кипела. Проклятые тетушкины истории, всегда были, как говорила мама, пикантными. Когда она начинала рассказывать, мне всякий раз приходилось затыкать уши. Какое мне дело до того, что Жюльен, бухгалтер из ее офиса, спит с Валери, помощницей повара. Я начала топтаться на месте, чувствуя, как гнев вытесняет радостное волнение, вызванное желанием сообщить новость Алисе. Я закричала:

– Ну и ладно! Я поцеловала Симона и хотела, чтобы Алиса узнала об этом первой!

Наклонившись к телефону, я прокричала:

– Вот так, тетя Клэр, я наконец-то поцеловалась, ты довольна?

Мама покраснела как помидор и закричала еще громче:

– Фабьена, будь повежливей!

Мою спальню от кухни отделяло восемь шагов. Я проделала этот путь, топая как можно громче. Бросилась на кровать – сердце билось где-то у меня в пятках. Взяв подушку и уткнувшись в нее, я заорала.

Впервые тетя спросила, есть ли у меня мальчик, когда я ходила в детский сад. Помню это как вчера. Очевидно, она хотела как-то разрядить обстановку – мы были на похоронах дедушки. С тех пор при каждой встрече она всегда задавала мне один и тот же вопрос: «Где же твой любимый? Не может быть, чтобы у такой красивой девочки никого не было!» Когда мне было восемь, я сказала маме на пасхальном обеде:

– У тети Клэр дома так вкусно пахнет, но ты всегда говоришь папе, что она сердцеедка. Это ведь не сердца у нее в духовке?

Услышав это, тетушка опрокинула бокал вина на свою зеленую блузку. Мама принялась твердить, что пятна с тафты не отстирываются, а папа поперхнулся куском хлеба. Этот случай вошел в копилку памятных семейных историй.

Я бросила взгляд на часы – девять девятнадцать. Подождав до девяти двадцати, я поднялась, собрала рюкзак и вышла из комнаты. Мама все еще говорила по телефону.

– Куда ты собралась?

– К Алисе.

– Эй, погоди-ка! Тебе надо извиниться перед тетушкой!

Не знаю, что тетя Клэр сказала ей на том конце провода, но мама рассмеялась и признала, что тетя права.

– Она просит передать, что гордится тобой и с нетерпением ждет твоего дня рождения, чтобы познакомиться с этим мальчиком.

– Этими мальчиками, ты имеешь в виду.

Мама расхохоталась и сказала сестре:

– Вот хулиганка! Ты это слышала?

Я снова вышла в метель и направилась к Алисе. Она не ждала меня, но я надеялась застать ее дома. Завернув на ее улицу, я чуть не попала под снегоуборочную машину. Вот задавило бы меня – а я так и не успела бы сообщить хорошую новость.

Звонить в дверь пришлось несколько раз, прежде чем Алиса открыла.

– Фаб! Ты похожа на снеговика!

– Можно я войду?

– Ни за что!

Я поздоровалась с ее родителями – они смотрели телевизор, и мы спустились на цокольный этаж.

– Угадай что.

– Что?

Алиса была хорошим слушателем: широко раскрыв глаза, она приготовилась выслушать новость.

– Сегодня вечером я поцеловала Симона.

Она схватила меня за плечи, и мы с криком стали кружиться и кружились до тех пор, пока ее отец не постучал по полу гостиной, давая понять, что надо вести себя потише.

– Выкладывай!

– Мы решили встретиться в аптеке – мне надо было купить шампунь и бальзам. Когда вышли, началась метель. Мы собирались разойтись по домам, а я не знала, как закончить разговор. Тогда я велела ему закрыть глаза, подошла и поцеловала.

Алису точно поставили на паузу. Она не шевелилась и пристально смотрела на меня.

– Ты сказала ему закрыть глаза и поцеловала его? Не верю.

– Это плохо? Мне было так неловко ждать от него первых шагов! Терпеть не могу все такое.

– Да нет же, это не плохо! Это так… сексуально!

Оставшуюся часть вечера мы поедали попкорн и жевательные конфеты и болтали о своих парнях. Я захватила с собой пижаму на случай, если останусь ночевать у Алисы, хотя всякий раз дело кончалось тем, что к концу вечера я передумывала.

– Почему ты никогда не остаешься на ночь? Давай же! Хотя бы разок! Будем всю ночь веселиться!

Идея была соблазнительной, но я боялась, что Алиса уснет раньше меня и я останусь бодрствовать одна. Мне хотелось просто заниматься какими-нибудь своими делами.

– Не могу.

Я не знала, как ей объяснить, чтобы она не смеялась надо мной; что-то врать – тоже не вариант.

– Сегодня не могу. Давай в другой раз, ладно?

В тот вечер, как и во все предыдущие, я ушла, надев пальто поверх пижамы.

Мне нужна была возможность оставаться дома, и двух дней передышки не хватало. По субботам я отдыхала от школьной недели, а в воскресенье меня уже мутило при мысли о завтрашнем дне. Почти все понедельники проходили одинаково. Я больше не поворачивала назад с полпути, как в детстве, потому что даже не удосуживалась выйти из дому. Целый день я анализировала все, что предстоит сделать в течение недели, и подготавливала себя ко вторнику. Уйма времени уходила на пережевывание тревожных мыслей о том, что нужно выйти из дома и затеряться в толпе из двух с половиной тысяч учеников.