Душа тьмы - Кунц Дин Рей. Страница 23

Я запустил сканирующие щупальца в поток моего собственного сознания. Никогда не делал этого раньше, хотя теперь это казалось мне самой естественной вещью в мире. Может быть, я всегда полагал, что знаю свои мысли и в достаточной мере осознаю сам себя. Но, разумеется, как и любой человек, не имел ни малейшего представления о том, что творилось в моей голове. Копаясь в неисчислимом множестве чужих умов, я считал свой собственный чем-то вроде неприкосновенной святыни. Скорее всего, я просто боялся того, что могу там обнаружить.

Я исследовал себя. Рылся в своих Я, сверх-Я и Оно. И обнаружил, что чище, чем мог надеяться. Конечно, кое-что возмутило и напугало меня, но я усмотрел в этом родство с людьми, несмотря на свое искусственное происхождение.

В ту долгую ночь я понял наконец природу общества. Я верно судил о людях, видел в них низших. Некоторые и в самом деле были ниже меня, некоторые – равны, а некоторые даже в чем-то превосходили. Каждый проблеск разумной жизни на планете столь индивидуален, столь отличен от других количественно и качественно, что обобщения просто недопустимы. А вот общество действительно ниже меня – я всегда это чувствовал, только истолковывал неверно. Не человек. Общество.

Общество – это совокупность индивидуумов, не превосходящая отдельных своих частей. Каждый индивидуум может справиться со своей сферой деятельности. В правительствах и учреждениях те, кто наделен властью, избран править, вершить политику, воплощать идеи в жизнь. Они избраны обществом, каковое их и поддерживает, а поскольку все члены общества рознятся между собой и голосованием избирается нечто среднее, руководящие посты занимает посредственность. Интеллигенты голосуют за интеллигентных кандидатов, но больше этого никто не делает: все прочие не доверяют интеллигентам. Реакционеры и фанатики голосуют за своих лидеров, но кроме них за этих лидеров никто не голосует. В конце концов средние люди избирают посредственность – просто потому, что они оказываются в большинстве. А поскольку посредственности не хватает способностей решить проблемы различных групп общества, они создают скверное правительство и столь же скверные общественные учреждения, не доверяя интеллигенту и не полагаясь на его мудрость и страшась реакционеров и фанатиков, потому что эти люди угрожают прогрессу (непонятной сущности, которая – так учат простых людей – охватывает все сферы их жизни). Таким образом, они подавляют интеллигентов и реакционеров и заботятся о себе подобных. Но посредственность всегда остается посредственностью, и ей не удается толком заботиться о них, а потому коррупция процветает. Так вот и получается, что отдельный индивидуум способен разрешить проблемы в сфере своей деятельности, общее же правительство управиться не способно – разве что ему случайно повезет.

Возможно, люди и понимают это, но для меня все это оказалось открытием. Чтобы выиграть в гонке за выживание, нельзя действовать по правилам общества, ведь в большинстве случаев сражаться приходится не с обществом, а с конкретными людьми. Победить можно, только играя по своим правилам – и не со стереотипами, не с абстрактным представителем общества даже, а с реальным противником.

Мне надо вести себя с Морсфагеном не как с одним из военных заправил, а просто как с человеком. Его слабости кроются не в принадлежности к "товариществу" – оно слишком велико, чтобы иметь слабые места, – а в нем самом, в его собственной душе.

Однако это не решает моих проблем. Если я не Бог, не высшая сущность, как я вообще могу действовать? Разве могу вести себя как обыкновенный человек, если с рождения думал о себе как о чем-то особенном, священном как о сверхчеловеке? Ведь это противоречит всем тем теориям, пусть и ложным, которыми я руководствовался все это время.

И вдруг я понял, что должен делать: стать наконец Высшей сущностью, Богом, которым всегда себя считал!

Я снова принялся мерить комнату шагами. Толстый ковер заглушал их, и только стук настенных часов нарушал гнетущую тишину.

Быть Богом…

Бог был заключен в теле мутанта – в теле Ребенка, столь же сумасшедшего, сколь и Он сам; мы были заключены там втроем. Я не хотел связываться с Его личностью, но мог все же использовать Его психическую энергию. Энергию, которая породила галактики и вселенные, создала равновесие. Я мог отыскать в тельце Ребенка основу Его сущности, впитать ее и пропустить через свой разум, как сделал это с Ребенком. Бог станет частью меня, сольется со мной, утратив Свою индивидуальность. И тогда я воистину стану Богом.

Я не мог заснуть до утра. Не терпелось увидеть Морсфагена, поговорить с ним как с человеком, убедить, чтобы он отвел меня к Ребенку. Как только он сделает это, мне больше не придется говорить с ним как человек с человеком. Я буду выше этого.

Мне было страшно этой ночью, в каждой тени чудились какие-то громадные твари. Разум Бога, Его подсознание и сознание – как все это будет выглядеть? Смогу ли я справиться с этим или окажусь раздавленным и поглощенным Им? Я заставил себя забыть о такой возможности. Но страх остался. И страх этот был подобен страху маленького ребенка, впервые пришедшего в огромный собор и увидевшего гигантские, кажущиеся грозными фигуры святых, вырезанные на мраморе колонн.

В девять утра явился улыбающийся Морсфаген.

– Думаю, вы хотите узнать расписание на сегодня, – сказал он.

Я ничего не ответил. Я играл ту роль, которую выбрал для себя сам.

– Мы начнем с пресс-релиза о вашей вчерашней перестрелке с полицией. Вы знаете, что были серьезно ранены? Возможно, даже смертельно?

Он хотел увидеть мою реакцию, чтобы верней раздавить меня. Но я ему такого удовольствия не доставил.

– Затем мы покажем фильм об этой перестрелке – его уже сняли. Очень реалистично, особенно лужи крови. Мы нашли для вас великолепного дублера, снимали со спины и в тени, так что трудно сказать, кто это.

Я ничего не сказал. Он прошуршал бумагами, которые держал в руках, и продолжил:

– Согласно рапорту три офицера пали от вашей руки. Двое – из известных семей, а у одного брат – священник. Готовы снимки для прессы. Вечером пройдет слух, будто вы умерли на операционном столе. Надеюсь, вы понимаете, что мы спасаем вас от расправы, хотя вы и убили тех, кто был в "ревунке", и трех полицейских. А теперь – первый приказ на сегодня. Вы пойдете с нами и поможете доснять фильм в операционной. Дублер не заменит вас при ярком свете. Советую умереть убедительно, лежа там. Иначе вам дадут наркоз.

Он сделал паузу, глядя на меня. Настало время мне разыграть свою партию: линия поведения была предельно ясна.

– Послушайте, может, нам заключить сделку? – сказал я с отчаянием в голосе.

Генерал улыбнулся. Он проглотил наживку. Слабость Морсфагена была не в том, что он жестко следовал военному уставу, а в том, что он жаждал власти над другими людьми, получал удовольствие, побеждая кого-либо. Я давал ему именно то, чего он хотел. Чтоб ему этим подавиться.

– Я не вижу в этом необходимости.

– Вы кое-чего не знаете, и если бы узнали, то здорово бы выиграли.

Он сдвинул брови, потом снова улыбнулся:

– И чего вы хотите за эту ценную информацию?

– Свободу. Мне и Мелинде. Мы останемся в городе. Я буду делать то, что вы хотите.

– Я в это не верю.

– Послушайте, Морсфаген, я не обманываю вас. Мне в самом деле есть что сказать вам, и это может иметь огромное значение для Альянса. Я не лгу, и вы должны мне поверить.

– С удовольствием бы вас послушал еще, – сказал он, растягивая слова: мое унижение доставляло ему искреннее наслаждение. – Но вы должны выбрать другое вознаграждение. Только не ваша свобода.

– Позвольте нам с девушкой жить вместе. Хотя бы не разводите нас по разным комнатам.

Он улыбался, делая вид, будто обдумывает мои слова:

– Ну ладно. Она – лакомый кусочек, я уже говорил вам. Это вполне достаточное вознаграждение. А теперь скажите мне, что там у вас за тайна такая?

Я начал говорить, но вдруг резко умолк, как и планировал, и окинул его подозрительным взглядом. Я должен был выглядеть жалким – сижу ссутулившись на кровати, небритый, пытаюсь купить крохотные поблажки, которые свободный человек и так имеет. Это и был тот образ, в котором я хотел перед ним предстать.