Восток в огне (ЛП) - Сайдботтом Гарри. Страница 13

- Говори, - молвил Баллиста, зная, что услышит в ответ.

На латыни с паннонским акцентом мужчина ответил:

- Увидимся у Аквилеи.

Собрал в кулак все свое мужество, как бесчисленное множество раз прежде, Баллиста ответил:

- Значит, там и свидимся.

Мужчина развернулся и ушел и затем, очень не сразу, Баллиста заснул.

Баллиста проснулся и ощутил тряску и смесь запахов дерева, смазки и смолы. Он был в безопасности своей крохотной каюты на «Конкордии», готовой к последнему дню похода по открытому морю к конечной точке своего похода, порту Селевкии в Пиерии. Без всякой осознанной мысли он знал, что парус «Конкордии» поймал западный ветер и трирема идет к берегу Сирии. Стряхивая сон, Баллиста гадал, ведет ли Приск корабль достаточно глубоко в море, чтобы без приключений обогнуть мыс горы Кассий.

Внезапно покой и уют покинули мужчину. Неясное беспокойство на краю сознания сменилось ужасным воспоминанием. «Черт. Думал, он больше не придет», подумал Баллиста. Простыни под ним были сырыми от пота. Он начал молиться: «Всеотец, Одноглазый, Творец Зла, Ужасный, Тот-Кто-в-Капюшоне, Исполнитель Желаний, Говорящий-Через-Копье, Странник». Баллиста сомневался, что его молитва поможет.

Спустя какое-то время он встал. Все еще нагой, он открыл дверь, переступил через спящего Калгака, поднялся на палубу и пописал через леер. Утренний воздух холодил его кожу. Когда Баллиста вернулся в каюту, Калгак уже приготовил ему завтрак, большую часть которого уже поедал Максим.

Смысла особого не было, но Баллиста все равно спросил:

- Калгак? – при этих словах каледонец обернулся.

- Ты что-то видел или слышал этой ночью? – невезучий старик лишь покачал головой.

- Максим?

Телохранитель, с ртом набитым хлебом и сыром, тоже покачал головой. Запив еду разбавленным вином Баллисты, он сказал:

- Выглядишь ужасно. Опять здоровяк приходил?

- Никому не говорить. Вообще никому. Свита и так на взводе с тех пор как тот засранец чихнул. Не хватало еще им узнать, что их командир, их варвар-дукс, прихватил с собой личного злого демона.

Двое кивнули со всей серьезностью.

- Может, свита волнуется, ибо знает, куда мы следуем? – с улыбкой спросил Максим. – Ну, знаешь, с высокими такими шансами помереть?

- Я потерял форму, - ответил Баллиста. – Максим, доставай снаряжение. Будем упражняться.

- Дерево?

- Нет, голая сталь.

Все было готово. Шел пятый час дня, лишь час до полудня. Хоть на дворе и был конец октября, было жарко. Баллиста выбрал позднее утро для спарринга по ряду причин. Во-первых, это давало возможность проявить вежливость по отношению к триерарху, спросив его разрешения на спарринг на палубе его корабля. Задержка давала команде время позавтракать и заняться важными делами. И прежде всего, она давал шанс собрать толпу, возможно, даже со ставками.

Баллиста завязал ремни шлема и оглянулся. Все классиарии, матросы и его свита, как и свободные от смены гребцы, выстроились вдоль лееров. Зрители были хорошо информированы. И хотя лишь классиарии разбирались в бою на мечах, все на борту были военными. Где солдаты, там и гладиаторы, а где гладиаторы, там и толпа любителей, мнящих себя мастерами фехтования. Баллиста шагнул вперед на ристалище. Казалось, свет здесь ярче, пространства больше, а палуба, которая до сих пор будто бы вообще не двигалась, начала вдруг опасно качаться. Сверху жарило солнце, и Баллиста сморщился, оглядывая толпу зрителей и слыша их приглушенное бормотание.

Баллиста провел свой привычный ритуал – сжал кинжал, ножны меча и целительный камень. Затем спросил себя, зачем он бьется. Расчетливая попытка впечатлить бойцов? Или попытка смыть страх перед памятью человека, мертвого вот уже почти двадцать лет, решившего посетить его в ночи?

Теперь на ристалище ступил и Максим. Ирландец был защищен так же, как и Баллиста – шлемом, кольчугой и щитом, но мечи у них были разные. Максим любил гладий, короткий, преимущественно колющий меч, что давно вышел из моды в легионах, но остался в употреблении гладиаторов многих школ, включая мурмиллонов. Баллиста же использовал более длинную спату, предназначенную прежде всего для рубящих ударов.

После нескольких пижонских трюков с гладием – кругов, восьмерок и так далее, Максим принял сгорбленную стойку, характерную для невысокого человека с коротким колющим оружием. Баллиста вдруг осознал, что вращает спатой в руке. Он поспешно надел темляк. Затем сам принял боевую стойку: выпрямился, расставил ноги пошире, равномерно распределив по ним свой вес, левым боком вперед, щит подальше от тела, глаза смотрят поверх левого плеча, меч поднят над правым.

Максим вдруг побежал. Зная коварство ирландца, Баллиста почти ждал этого. Их щиты встретились. Позволив себе отъехать чуть назад, Баллиста шагнул вправо правой ногой и поставил за нее левую, сделав оборот. Инерция его оппонента несла его вперед – великолепное исполнение фессалийского финта. Когда Максим проносился мимо, Баллиста повел меч вниз, ладонью вниз, нанося удар почти без силы, и уколол Максима в плечо. Его вознаградил громкий звук удара острия спаты о кольчугу. Менее радостным был звук, с каким мгновением позже гладий Максима поразил его в спину.

Двое мужчин сделали круг и начали биться более осторожно. Максим, непрерывно делая выпады, финты, работая ногами, в основном нападал. Единственным человеком, кто еще знал о здоровяке, была Юлия. Она была воспитана в духе эпикурейцев и пренебрегала снами и видениями как трюками разума. Они приходят, когда ты устал и находишься в напряжении тела и души. С момента встречи с боранами Баллисте было плохо. Слова их вождя, до какой-то степени, были правдивы. Пол-жизни в империуме римлян изменили Баллисту, заставили его делать вещи, каких он бы желал избежать – и первой в их числе был убийство здоровяка. Может, Юлия была права: то был не демон, а просто вина. И все же…

Баллиста отвел голову в сторону от выпада Максима, пропуская его гладий неуютно близко к телу. Засранец, подумал он. Соберись, дурак. Следи за клинком. Следи за клинком. Баллиста бился лучше всего, полагаясь на смесь навыков, практики и инстинкта, позволяя мускульной памяти разбираться с проблемами по мере поступления. Но разум должен был думать на два-три удара вперед, а не рефлексировать над убийством семнадцатилетней давности.

Баллиста двинулся, стремясь перехватить инициативу. Он сместил вес на левую ногу и шагнул вперед правой, занося меч для удара в голову. Затем, когда Максим вскинул щит для блока, Баллиста перенацелил удар в ногу. Но Максим был быстр и успел опустить щит.

Максим ударил щитом, целясь Баллисте в лицо. Тот отступил, упал на колено и махнул спатой на уровне колена, под щитом противника. И вновь быстрая реакция Максима уберегла его.

И вновь Баллиста нацелил рубящий удар в голову сбоку. В этот раз Максим шагнул вперед, ныряя под удар, и повел гладий вниз в рубящем движении к предплечью Баллисты. Англ оказался недостаточно быстр и не успел опустить руку. Максим развернул меч в руке, но и удар его плоской стороной оказался болезненным.

Баллиста ощутил, как нарастает его гнев. Руку начало жечь. Да будь он проклят, если позволит побить себя при всем народе этому хитросделанному ирландскому ублюдку. Страх с прошедшей ночи смешался с болью в руке и стал жгучей яростью. Он ощутил, как теряет самоконтроль. Баллиста пустился в серию опасных рубящих ударов, в голову и ноги Максима – любую часть тела, доступную для удара. Снова и снова клинок почти достигал цели, но Максим либо парировал удар, либо уворачивался. Наконец, он раскрылся. Баллиста рубанул наотмашь, целясь в голову. Лицо ирландца было совершенно открыто. Спата Баллисты не могла промахнуться. Вдруг трубы старшего над гребцами перекрыли шум тяжелого дыхания и шагов, врезаясь в сознание Баллисты. В последнее мгновение тот отвел удар в сторону.