Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Алекс Коваль. Страница 10

С убийственным разочарованием делаю вывод – не изменилась. Совсем. Какой я помнил ее, до “побега”, такой она и осталась. Разглядываю и, несмотря на всю ерунду, что была у нас в прошлом, по-прежнему глаз отвести не могу. Это раздражает! Но рядом с ней я всегда был неуправляем. Сдавал позиции даже самому себе.

– Я просто глазам своим не верю! – смешно морщит нос. Даже в этом, блть, она идеальна!

– Если этот день мог стать еще хуже, то вот. Вот оно! – потирает ушибленный затылок Кулагина. – Скажи, ну, неужели из тысячи дорог в городе и его окрестностях ты не мог сегодня поехать по другой, а, Волков?

– Узнаю Кулагину, вечно ты ответственность за свои проблемы на чужих перекладываешь. Нет. Не мог. Представляешь?

– Все такой же консерватор, – фыркает.

– Мимо. Все так же единственная трасса, ведущая к моему дому. Извини. Ради тебя новую не сподвиглись проложить. Но ты исчезни еще на десять лет, а я, как будет возможность, обязательно вынесу проект на рассмотрение в местной администрации.

– О, это было бы прекрасно, – ехидно щурится Тони. – Не хотелось бы делить с тобой одну дорогу на двоих, Волков.

– Полагаешь, в шестидесяти километрах не разъедемся? Ах, да! Прости, с твоим эго мне явно будет тесновато.

Я улыбнулся, а Кулагина аж побагровела:

– Хам!

Иллюзий я по поводу нашей встречи не строил никогда. Слишком хорошо зная характер Кулагиной, я понимал, что будет удачей не разосраться в первые же пять минут. Но разгона в такие рекордные сроки даже я не ожидал. Две секунды с момента встречи, а мы уже в пух и прах. Безнадега.

– А у тебя, я смотрю, дерзость с годами так и не выветрилась, Антонина.

– Так же, как и твоя непрошибаемая самоуверенность, Виктор.

– Ну, если бы не моя “непрошибаемая самоуверенность”, то я бы сейчас не остановился помочь.

– Да на хрен нам твоя помощь не сдалась. Сами прекрасно справляемся.

– Полагаешь? – окидываю взглядом растерянного водилу такси, который мнется у капота, не зная, как вкинуть и свои “пять копеек” в разговор. Мне кажется, он уже искренне пожалел, что вообще сегодня вышел на смену.

Провожу беглый осмотр – тачка, походу, сдохла.

Справляется, значит? Без сомнения.

Киваю:

– Да, ехать с самого утра и до сих пор не доехать. Ты права. Помощь тебе вот совсем не нужна! – развожу руками. – Ну и не очень-то хотелось, но спасибо, что напомнила, успел забыть.

– О чем это?

– Что тебе помогать – себе дороже.

– А… а мне? – вклинивается-таки в нашу пикировку таксист. – Друг, по-братски, не могу понять, в чем причина, заглохли вон.

– А ты вот, – киваю в сторону Кулагиной, – ее попроси, дружище. Она всегда все знает. А если не знает, то умеет очень правдоподобно залечивать, – подмигиваю бледному водиле. – В крайнем случае, ты попроси, она голоснёт, и тут на помощь целая автоколонна выстроится.

– Придурок! – огрызается Тони.

– Тю, как грубо! Ты хоть и повзрослела, но ругаешься все так же, как девочка с района.

Судя по взгляду, которым меня “одарили”, мне стоит возблагодарить небеса, что у нее под рукой не нашлось чего-то тяжелого. А то лежать мне прямо тут на трассе с пробитой головой. Вот что за день? Сначала Столярова, потом Кулагина, и все хотят если не убить, так покалечить. Совершенно ты не умеешь баб выбирать, Виктор.

– А ты как был хреновым джентльменом, так им и остался, только и можешь, что на задницы глазеть, Волков!

– Даже не буду отрицать. А теперь поеду поищу другую задницу, с твоей слишком много проблем. Все, бывай, – разворачиваюсь, собираясь уйти, но мне вдогонку прилетает:

– Волков!

– Чего тебе еще, конфетка?

– Оглянись, ты только что потерял.

– Что?

– Свое мужское достоинство!

Вот же…

Коза!

Оборачиваюсь. Стоит, щурит свои глаза зеленые, руки на груди сложив. В молчаливом бешенстве челюстями поигрываю и ключ от тачки в кулаке сжимаю. Как бы подошел… Как бы… заткнул ее рот поцелуем! Но вместо этого махаю рукой, обводя ее фигурку и спрашиваю:

– А у тебя знаешь что, Кулагина?

– Ну и?

– Отвратительные джинсы. Выкинь их. Смотреть на них спокойно невозможно!

– Разочарую тебя, дорогой, но проблема не в джинсах. А в том, что я в слишком хорошей форме, ее никакой мешок не спрячет.

Да, эта коза прекрасно знает, как мужики на нее реагируют.

Посмеиваюсь.

Окей. Понял. Правила игры принял. Где там надо расписаться?

– Разочарую тебя, дорогая, но как только ты открываешь рот и выпускаешь свою излюбленную тактику защиты, начиная дерзить, то все твои шикарные формы тут же меркнут и теряют свою привлекательность, – подмигиваю.

– Да пошел ты!

– Пошел. Уже пошел.

Салютую на прощание, и направляюсь к тачке.

А ведь когда она, бедная, головой стукнулась, я чуть не бросился ее утешать! Больно, думаю. Зацеловать да заобнимать надо “принцессу”. А тут? Какая тут “принцесса”? Это самый натуральный дракон. Ей не больно. Она сама, кого хочешь, покалечит. А если ей будет выгодно, то еще и прибьет.

С ума сойти.

Нет, серьезно, что за прикол? Там наверху планеты раком встали? Отчего такую важную птицу в наши края занесло? А главное, судя по направлению “ветра”, остановиться она собралась…

У-у-у, вечер будет любопытным. Поеду, куплю бутылочку и займу выжидательно-наблюдательную позицию.

Дергаю ручку, но в машину сесть не успеваю. Слышу краем уха:

– А знаете, все! Мне все это на-до-е-ло, Гурген!

Психанула. Редкость для Кулагиной. Даже любопытно, настолько тяжелый выдался день?

Нет, Виктор. Тебе не любопытно. Совершенно. Это Кулагина! Все что связанно с ней не может быть для тебя любопытным. Какого хера? Езжай и даже не вздумай оборачиваться! Знаем мы уже твою слабость. Проходили.

Ага, щас. Уматываю, только гравий из под колес летит…

Звездец. Если бы я да всегда слушал свой голос разума…

Занеся ногу в салон, психую, но оборачиваюсь. Наблюдаю презабавнейшую картинку: эта мадам вытащила из багажника свой чемодан. Демонстративно долбанула крышкой и во всеуслышание выкатила и щелкнула ручкой. И пока водила на панике пытался этот танк остановить, Кулагина, отбиваясь от любых его “предложений”, задирает нос и идет. Намеренно не смотрит в мою сторону, огибает мою тачку и с идеально гордой осанкой, прям как будто не по обочине трассы, а по ковровой дорожке, сваливает в закат.

Я стою, молча провожаю ее взглядом, а улыбка так и не сползает с лица. Это просто армагеддец. Как же все это до колик знакомо-то, а!

Но ты главное молчи, Волков.

Прикуси язык, сядь в машину и езжай!

Не вздумай…

– Эй, конфетка, – сигналю. – Может, все-таки подвезти?

Ответом мне послужил средний палец. Эта гордая птица обломинго даже не обернулась.

Нет?

Ну, как говорится, на нет и суда нет.

Сажусь в машину и с пробуксовкой по обочине, выезжаю на дорогу. Уламывать Кулагину – дело гиблое. Пусть пешком шаги наматывает. В конце концов, спорт – это жизнь.

Ну да, ну да. Как бы не так, товарищ майор. Так ты ее и отпустил.

Еду, или правильней сказать, плетусь с черепашьей скоростью и один фиг провожаю взглядом женский силуэт в зеркале заднего вида. Мать твою, ну, до бесконечности-то я же не смогу держать скорость на отметке, едва доползающий до пятнадцати километров в час! И вообще, насколько тогда растянется моя дорога до дома? Краны чинить кто будет? Руслана?

Не день, а цирк какой-то...

Нащупываю в бардачке завалявшуюся пачку сигарет и, вытянув одну, закуриваю. Еду, наблюдая, как с горем пополам Кулагина тащит за собой свой дорогущий чемодан.

Своевольная, вредная, упрямая, несгибаемая… коза!

Красивая, правда, пздц.

Мой личный триггер.

Сколько по молодости мы бодались с ней! Сколько воевали, как два идиота. Любили до одури, но ругались так, будто мир вокруг рухнул. Расставались по семь раз на неделе и столько же сходились снова. Час, два, день, а потом сдавались, потому что тяга была бешеная. И только бабке Тони, мудрой женщине Марте Александровне, спасибо сказать надо. Только ей удавалось нас утихомирить. Человек она была золотой. Из тех, кто старой, советской закалки. Постоянно говорила: ломать не строить, молодежь. Но тогда мы были чересчур зеленые, глупые, спесивые, чтобы ее услышать. Тогда гормоны херачили и было плевать на все, а лучшим решением проблем был секс. Ртом разговаривать мы не умели совершенно!