Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Алекс Коваль. Страница 17

Да какой там взгляд! Его там нет, там сплошь обида. Одна огромная, надуманная и дофантазированная обида. Так вот значит, что мы слова растеряли? Подумала, что Ру – моя дочь, и… что интересно? Сделала выводы и расстроилась? Почувствовала себя преданной? Не предполагала, что за десять-то лет я мог бы вполне построить дом, семью и посадить гребаное дерево на заднем дворе? Судя по поджатым губам – да. Такого в ее голове не имело место быть.

В таком случае, хочется верить, что хотя бы на микро мгновение ей стало так же, блть, обидно, как было мне, когда, сидя в армейских застенках, не имея никакой возможности свалить со службы, я получил от любимого человека СМС. От человека, который клялся мне, что будет ждать, что я ей нужен, что жизни без меня она себе не представляет… Я. Получил. СМС. Гребаное, с*ка, сообщение о расставании! Другого, видимо, не заслужил.

И она действительно полагает, что теперь имеет право обижаться? Или что я обязан был ей что-то там сказать? Детский сад!

С губ срывается смешок. Я машинально отступаю, вскинув руки. Фантастический эгоизм. Просто интересно, а она-то что думала? Свалит в закат, а я буду верным псом сидеть, хвост поджав?! Скулить и ждать, когда ее величество снизойдет до возвращения? Насколько надо быть самоуверенной и наивной в таком случае.

– Так да или нет? – повторяет резко, с нажимом. И вот этот ее взгляд…

Утопия, в общем. Хрен я ей отвечу. Ни "да", ни "нет". Киваю на дом, бросая:

– Давай домой, Кулагина. Я жду.

С места не сдвинусь, пока не увижу, как за ней закрылась дверь. Не уйду, пока не удостоверюсь, что на сегодня лимит ее приключений исчерпан. На этом все. Точка.

Кулагина, видимо, по моему лицу это понимает. Морщится. Подхватывает бутылку, пакет и чемодан, разворачивается в сторону калитки, но, неожиданно замерев, бросает взгляд на бутылку в своих руках. Рычит. Психует. Крутанувшись, запихивает ее мне в руки, сквозь зубы осчастливив своим:

– С днем рождения, Волков!

– Заранее не поздравляют, – бросаю мрачно.

– Боюсь, по факту не получится. Или не захочется.

– Ну, спасибо за честность.

Бросив еще один опасливый взгляд мне за спину, демонстративно хлопает калиткой, щелкает замком и топает по ступенькам на крыльцо. Больше ни спокойной ночи, ни сладких снов, ни спасибо, Вик, ни черта. Ладно, мы не гордые.

– Хм, слушай, а она прикольная…

– Руслана!

– Все, уже бегу в кровать.

Нина

Фееричный финал встречи десять лет спустя – у него есть дочь. Финал в стиле лучших мылодрам.

Рыжеволосая, беспардонная, улыбчивая, хорошенькая… Дочь.

Почему-то эта мысль оглушает. Воздух в легких спирает. Всем своим весом рушится на меня сразу же, как только я закрываю за собой дверь и остаюсь в полнейшей тишине дома. Прислоняюсь к холодному металлу затылком и закрываю глаза, зажмуриваюсь, сжимая ладонью грудную клетку. Там так резко запекло в районе сердца...

Дочь. Руслана. Имя прикольное. Красивое и необычное для девочки. Крошка Ру. Да и сама эта “крошка” явно не промах: шустрая и общительная – этакий “Волков в юбке”. У него всегда было много друзей, а в компаниях Вик был и есть, уверена, главный "заводила". Вот только почему-то я…

А что ты, Антонина? Верила в сильную и непоколебимую любовь Волкова? Неумирающую, нержавеющую, не исчезающую, серьезно? Верила, что он будет тебя ждать? После того-то отвратительного побега? Глупо. Нет, не так. ОЧЕНЬ ГЛУПО. И отвратительно, что головой я это понимаю, а эмоции неожиданно выходят из-под контроля.

Надо мыслить здраво, дорогая. Виктор далеко не мальчик, а здоровый мужик со своими потребностями. Более того, мужчина, который хотел семью. Который никогда этого не скрывал, а наоборот – не раз мне об этом говорил. Прямо, честно, открыто. Поэтому да, наивно в данный момент ощущать то, что я ощущаю – обиду и боль предательства. Если уж кто в нашей паре и предатель, так это я. И нынче не имею никакого права выдвигать Вику претензий по поводу того, что у него есть дочь и он вполне счастлив, судя по всему. Имеет право. Как говорится, свято место пусто не бывает, а такого мужчину, как Волков, любая была бы рада заграбастать в свои сети, уж это я точно знаю. Толпы его “фанаток” до сих пор в кошмарных снах снятся. А наряду с тем, что мужик он верный, надежный, преданный, хоть с виду и пугающий гризли, но с большим и чутким сердцем, так вообще – принц.

Смешно, конечно, стоять сейчас здесь и думать о том, какой Волков прекрасный-распрекрасный. Смешно в принципе думать об этом, а ему в лицо говорить совершенно другое, но так уж у нас повелось. Игра такая, называется – не покажи свою слабость другому.

Я вроде радоваться за него должна, у человека все прекрасно. Его холят, любят и лелеют. Должна, да. Вот только почему-то у меня, наоборот, на душе так гадко. Особенно в свете того, что чуть не случился поцелуй у забора, когда я просто поплыла. Уж по части “физики” и инстинктов, я думала, что научилась себя контролировать. Ан, нет. Оказывается, и в моей жизни все еще не чужды моменты, когда тело отказывается подчиняться, выбирая сладкое бездействие. А оно была сладкое. Сахарное такое, с легким привкусом горчинки…

Ох, Кулагина, это будет самый тяжелый отпуск в твоей жизни.

Отлепляю голову от двери и, плюнув на все, бреду в гостиную. Не надо мне душа, и “голос” проголодавшегося желудка игнорирую. Силь нет, и так выскребаю остатки, чтобы скинуть ботинки с курткой и, завалившись на мягкий диван, отключиться.

Мне срочно требуется “ресет”.

Глава 7

Глава 7

Виктор

– Утро доброе. С днем варенья, товарищ майор!

– Утро. С днюхой, Витёк!

– Здравия желаю, Виктор Денисыч. С днем рождения!

В отдел сегодня захожу, как в потревоженный улей. Раздаю рукопожатия, киваю, улыбаюсь. Ловлю поздравления. Принимаю щедро отсыпанные коллегами и подчиненными пожелания. Короче, изображаю выспавшегося, счастливого и довольного жизнью человека. Хотя, по факту, ни первого, второго, ни третьего сегодня не ощущаю. Ночь выдалась дерьмовая, глаз не сомкнул. Утром пришлось задержаться и отвезти Ру в школу. А еще в башке засела Кулагина. Особенно бесило последнее. Пздц, как бесило.

На оперативке отхватываю очередные “пять минут” своей славы, когда дружный коллектив УВД торжественное вручает мне торт и бутылку. Последнее под неодобрительные взгляды Шумилова. Мол, ну, какой коньяк в стенах госучреждения в самом разгаре рабочего дня! Перед Лариным выслужиться же надо. Можно подумать, у них в Москве менты – не люди. Не пьют, не курят, сексом не занимаются, только службу несут. Неустанно день и ночь.

Бутылку отдаю Герычу “на сохранение”, торт в дежурку. Девчонкам передадут, у нас их в структуре достаточно. Сам “на ковер”. К Шумилову. Больно лицо у него с самого утра серьезное – не к добру. У меня “день варенья” и так еще заранее не задался, а после брошенного ВасГеном:

– Зайди ко мне, Волков.

Так и подавно передернуло на хер.

– Можно?

– Проходи, Виктор.

Прохожу. Замком щелкаю, посреди кабинета торможу.

– Что-то ты сегодня угрюмый и тихий. Обычно дверь с ноги в мой кабинет вышибаешь, Волков.

– Так какое веселье на службе, товарищ полковник? – кидаю с намеком.

Полкан не дурак, понимает. Отмахивается:

– Ой. На оперативке это было так, не обращай внимание. Знаешь же, что у нас тут вон, командировочный. Лишние кривотолки не нужны. А тут только свистни, там сразу доложат.

– Знаю, Василий Геннадич.

– Садись давай, – кивает начальство. – Случилось чего?

Отодвигаю стул, сажусь. Я сегодня охереть послушный. Аж самому тошно.