Сокровище антиквара - Бушков Александр Александрович. Страница 40
У него, конечно же, спросят первым делом: откуда дровишки? И он, конечно же, с ходу начнет рассказывать про отставного капитана первого ранга, у коего все это приобрел законнейшим образом. Покажет улицу и дом - он прекрасно рассмотрел, Смолин видел, табличку на углу дома, где и улица, и номер были четко прописаны…
Вот только «каперанга» не найдет ни одна собака, ищи его хоть по всему свету. Буквально через пять минут после ухода «покупателей» Глыба снял со стены фотографии, покидал их в сумку, сноровисто протер тряпочкой со скипидаром абсолютно все места, где мог оставить свои пальчики - и навеки из этой квартирки слинял. Квартирка принадлежит, как и изрядное число других, агентству, сдающему их посуточно. Снял ее на сутки вовсе даже не Глыба, а смолинский Гоша, которого ввиду конвейерного потока клиентов никто наверняка не запомнил. Такие дела.
Ах да, Кока еще будет орать, что его в этом увлекательном предприятии сопровождал Василий Яковлевич Смолин, известный также как Гринберг… Вот только господин Смолин-Гринберг с невинным видом заявит, что означенный товарищ брешет, как сивый мерин: он, Смолин, о таком адресе в жизни не слышал, никакого каперанга в отставке не знает, а соответственно, ничего у него покупать не мог - и вообще, он просит оградить его от этого фантазера и враля, поскольку в жизни с этим типом никуда совместно не ездил, ни антиквариат покупать, ни даже водку пить или там девок снимать. Что и просит официальным образом занести в протокол…
Как говорится, абзац котенку. Разумеется, и в этом случае речь об отсидке не идет - ну, да это и не планировалось изначально. Кока, сто процентов, отмотается - тоже не хлипкий интеллигент, судился четырежды, сидел трижды, в советские времена, как и Смолин - а потому его так просто на нары не упакуешь. Выкрутится, конечно - но в Шантарске ему отныне откровенно не клима-тит, о чем ему, отпуская после конфискации краденого, и сообщат самым недвусмысленным образом. Не бывать ему тут больше, не гулять по берегам могучей Шантары. А собственно, ничего другого и не требуется…
Самое смешное, что при обыске наткнутся и на барахлишко, собственноручно добытое Кокой из «татарского кургана». Как мальчик битый, Кока, разумеется, ни словечком не пискнет о сосватавшем ему этот курган Гон-зице - он со своим житейским опытом прекрасно понимает, чем такие признания пахнут, и какая разница между одиночным фигурантом по делу и организованной преступной группой, действовавшей с заранее обдуманным намерением. Как любой опытный человек на его месте, будет наверняка талдычить, что приобрел эти вещички у классических неустановленных лиц, нимало не подозревая, ясен пень, о нешуточной культурно-исторической ценности означенных вещичек. Попросту хотел прибрахлиться сувенирчиками в память о Шантарске, взял, что подвернулось.
Ну, а «неустановленные лица», как прекрасно известно всякому мало-мальски жеванному жизнью человеку, для того и существуют, поганцы этакие, чтобы сваливать на них в подобных случаях все собственные промахи. Ищи их хоть до скончания века, одно слово - неустановленные…
И тут наступает самый пикантный момент. Можно представить, какая рожа будет у Коки, когда всю копанку ему надлежащим образом вернут, сообщив, что все это, до последней мелочи, полное и законченное фуфло современной работы. Грубо исполненное, на коленке, можно сказать, - так что экспертиза установит этот прискорбный факт довольно быстро. Ах, как весело будет Коке… Уписаться можно, господа!
Злобу на Смолина он, конечно же, затаит-а вы б не затаили на его месте? Вот только не та это персона, чтобы потом Смолин, Гонзиц или кто-то еще могли ожидать реальных, осязаемых неприятностей в виде даже арматурины по башке, не говоря о чем-то более серьезном. Не тот тип, не та морда лица. Пусть себе злится, сколько ему угодно, переживем как-нибудь. Перед законом Смолин в данной ситуации безупречен и чист, что твой ангелочек, хоть крылышки цепляй: когда Багров пришел к нему и показал предлагаемые раритеты, он, как честному антиквару и надлежит, моментально проинформировал клиента, как с этими раритетами обстоит… Ну, а поскольку Багров, отправляя Коку на хер, обмолвился, кто его просветил насчет раритетов, Кока, надо полагать, в отместку и выдумал, будто Смолин с ним ездил к несуществующему каперангу: подлый все же народ эти москвичи, только и смотрят, как бы им облапошить чистых душою и сердцем, добрых, наивных сибиряков, сущих детей природы - хорошо еще, что органы правопорядка всегда на страже и спуску заезжим авантюристам не дадут… Так-то.
Встрепенулся, глянул на часы. Как ни приятно было сидеть вот так, размышлять о недавних бесспорных победах, почивать на лаврах безусловно не стоило. Как пели герои великого мультика - главное, конечно, впереди…
Минут через двадцать он остановил машину возле антикварного магазина с дурацким названием «Дукат» и энергичным, бодрым шагом направился внутрь. Магазинчик у Леши Маевского был скромный, помещался в цокольном этаже большого магазина - точнее говоря, занимал лишь одну клетушку из десятка там имевшихся, соседствовал с мастерской по пошиву шуб, сувенирным киоском и прочей мелкотой. В который раз мысленно поморщившись, Смолин снова подумал что-то вроде: а туда же…
Остановившись на пороге, он окинул взглядом крохотное помещеньице и, убедившись моментально, что хозяин пребывает в гордом одиночестве, небрежно мотнул головой:
– Запирай супермаркет. Выйдем, поговорим.
Он по-прежнему не верил, что Лехе могли натолкать микрофонов его закадычные неприятели из известного заведения, но рисковать не стоило, тем более теперь, в преддверии и предвкушении, считай, последнего удара. Остановился неподалеку от входа, вытащил сигареты и терпеливо ждал. Времени прошло гораздо больше, чем требуется для того, чтобы запереть дверь, пройти двадцать метров и подняться наверх. Ну, этого следовало ожидать…
Когда Леша все же показался из стеклянных дверей - форменным образом плелся, стервец - Смолин крепко взял его за локоть, отвел в сторонку, где сыскалось вовсе уж тихое и безлюдное местечко, дружелюбно улыбнулся:
– Ты что ползешь, как беременная черепаха по мокрому стеклу? Решил, бить буду?
Судя по зажатости, по опасливым взглядам, стукачок чего-то в этом роде и ждал.
– Да ладно, - сказал Смолин. - С чего бы вдруг? Ты ведь с тех пор про меня ничего плохого другу твоему серому не сказал? Благо и не знал ничегошеньки… Вот видишь. Ну за что мне тебя бить? Средь бела дня, ни с того ни с сего…
Леша страдальчески таращился на него, ежился и переступал с ноги на ногу, явно все еще подозревая какой-то хитрый подвох перед грядущей экзекуцией. «Тяжел и горек хлеб стукача, - философски подумал Смолин. - Вообще, дрянь человечек, слабак, тряпка… ну что ж, на том и взяли. Нечего лезть в антиквары, не имея соответствующего характера…»
– А вот теперь слушай меня внимательно, - сказал Смолин тихо. - Мне как раз нужно, чтобы ты на меня настучал, отрок. Улавливаешь? Я серьезно. Молчи, обормот. Я не шучу. Я совершенно не шучу. Я серьезен, как учитель географии в борделе…
– Дядя Вася…
– Молчи и слушай внимательно, чадуш-ко, - сказал Смолин таким тоном, что собеседник невольно прикусил язык. - Способен ты слушать внимательно?
– Ага
– Отрадно… - поморщился Смолин. - Так вот… Ты каким макаром со своим любимым майором общаешься? Определенные дни у вас для нежных свиданий отведены? Или, как только узнаешь что интересное, звонишь?
– Звоню… Как только что…
– Как только подворачивается нечто, способное кого-то под уголовное дело отправить… - понятливо кивнул Смолин. - Отлично. Просто отлично. Ты ему сейчас же - при мне! - звякнешь и обрадуешь приятной новостью. Слушай внимательно. Ты только что узнал, что дядя Вася, то бишь аз многогрешный, продает целую кучу советских наград. Ну вот буквально срочно, кровь из носу. Зачем-то ему оборотные капиталы срочно понадобились, хоть и невеликие. Все понял?
– Нет, серьезно?
– Я тебе сказал, - непререкаемым тоном отрезал Смолин. - Абсолютно серьезно. Серьезнее некуда. Зачем, что и почему - не твое дело. Так надо, как выражался герой бессмертной кинокомедии. Надо так. И если ты все это в точности не исполнишь прямо нынче же, при мне то-вот тогда-то жить в Шантарске тебе и станет по-настоящему скверно. По-настоящему, чадо… Усек?