Наречённая из-за грани, или Попаданка в придачу (СИ) - Серина Гэлбрэйт. Страница 2

За ширмой прятался ночной горшок и кургузый столик. На столике тазик, кувшин с водой, отрез нестиранной ткани и прислонённое к стене зеркальце без оправы. Я опасливо покосилась на горшок, но тот вроде был пустым и относительно чистым.

Если это сон, то реалистичный, даже чересчур.

Если разыгранное с неизвестными целями представление, то качественное.

Если же это, млин, местная суровая действительность…

Кое-как управившись с делом первой необходимости, я полила холодной воды себе на каждую руку по очереди, обтёрла мокрой ладонью лицо и, подняв мутное зеркальце на уровень глаз, принялась за изучение собственного отражения. Вопреки подспудным опасениям, лицо было моим. То самое привычное, не блещущее яркими, запоминающимися чертами лицо с карими глазами, что являлось мне в зеркале каждый день. Только каре превратилось в благообразную длину чуть ниже лопаток, чёлка и розовые пряди исчезли и на лице ни грамма макияжа. Может, и оттенок блонда изменился, при столь скудном освещении толком не разберёшь. Однако вряд ли гипотетический похититель стал бы обрезать мне ногти и наращивать волосы.

Вернув зеркало на место и отступив от него так, чтобы видеть в отражении не только лицо, но при том не задеть горшок, я покрутилась, тщательно ощупала тело.

Моё.

Наверное.

Обычно в книгах или перемещались в другой мир как есть, или душа переносилась в чужое тело, находившееся в другом мире и лишившееся настоящего владельца по причине его гибели, случайной и не очень. А тут… непонятное что-то. Вроде и я, и не я одновременно.

– Попала ты, Варвара, – мрачно пожаловалась я отражению.

– Дора? – раздался встревоженный мужской глас. – У тебя всё… хорошо?

Хорошо. Офигенно просто!

– Ага, всё путём… то есть в порядке, – отозвалась я.

Как бы выяснить имя единственной любови и что тут вообще творится? Почему нормальные попаданки, едва очутившись в чужом теле, сразу встают и походкой от бедра идут покорять новый мир? Юбка в пол им не мешает, изменившаяся длина волос тоже и речь удивительным образом под местную подстраивается. Или, того веселее, туземное население шпарит ровно с тем же сленгом и теми же оборотами, что и наша современница. Где только успевают нахвататься всяких новомодных словечек и выражений?

Хотела было выйти из-за ширмы, но на полпути вспомнила, что с освещением в комнате и без того негусто, и забрала свечу. Мужчина встретил меня обеспокоенным взглядом, напряжённо проследил, как я придирчиво осматриваю помещение и ставлю свечу на второй столик в комнате. Я же направилась к окну, раздвинула линялые, тонкие на ощупь занавески и поняла, почему тут такие потёмки и с чего вдруг проём гляделся полосатым. Помимо пародии на шторы окно с внешней стороны было закрыто ставнями, состоящими из деревянных, неплотно подогнанных друг к другу полосок наподобие жалюзи. Я поискала на раме стеклянных створок ручку или хоть какой-то запор.

– Что ты делаешь? – задался резонным вопросом мужчина.

– Хочу окно открыть.

– Зачем?

– Душно, – врать не пришлось. Да и ширма сомнительная защита от… запахов из туалетного угла.

Шагнув к окну, мужчина мягким бережным жестом отодвинул меня в сторону и в два счёта открыл стеклянные створки, а после распахнул ставни. Прохладный воздух ворвался в комнату, я протиснулась мимо «любви» и высунулась в окно. Пора мне уже начинать ориентироваться на местности, понимать, что тут к чему и зачем, и строить грандиозные планы на обустройство в новом мире? Или для гениальных умозаключений рановато ещё?

Комната располагалась на втором этаже. Из окна открывался дивный вид на небольшой огороженный двор с ямой, заполненной мусором и прочими нечистотами. За оградой поднимались низкие чахлые деревца с редкими жухлыми листьями на голых ветвях, небо затянуто мглистой серой пеленой и ни души в пределах видимости.

Отпрянув от проёма, я повнимательнее пригляделась к мужчине. Высок, широк в плечах и хорош собой как обложка современного любовного романа. Усы и брутальная щетина, ещё не разросшаяся до состояния бороды, только усиливали сходство с героем вышеупомянутой обложки. Волосы каштановые, этак небрежно встрёпанные, одна прядка на лоб падала, глаза голубые, встревоженные. На вид лет тридцать, плюс-минус год-другой. Одет в чёрные штаны и белую рубаху с широкими рукавами и распущенной шнуровкой у горла.

Тэк-с. Я кукую в комнате с незнакомым мужиком, величающим меня своей единственной любовью. Обстановка ненавязчиво демонстрирует, что мы либо бедны как мыши церковные, либо находимся в гостиничном номере. Причём отель отнюдь не пятизвёздочный. Я, то есть Дора валяется в отключке уже какое-то время, пока мужик преданно бдит подле ложа возлюбленной и возносит молитвы богам.

Покосилась на прикроватный столик. Ни пузырьков, ни кружки, ни вообще какого-либо намёка, что мне давали лекарства или хотя бы прописали таковые. Звать врача к чудесно очнувшейся любимой мужчина не торопился. Следов недавних физических повреждений я на себе не нащупала, синяков и ссадин вроде нет, повязок тоже.

Посмотрела на собственные пальцы.

И кольца нет.

Что, правда, ни о чём не говорило. Кольца здесь могли не считаться за символ узаконенных брачных уз.

Наверное, я всё-таки сплю. Это самый лучший, предпочтительный вариант, потому что тогда я могу проснуться, подивиться вывертам подсознания, с чувством выполненного долга забыть обо всём и преспокойно жить дальше.

– Дора?

Я отошла к кровати. На спинке стула висела коричневая мужская куртка, или нечто похожее… а женского халата нет. Ну не могла же я попасть в эту комнату в одной ночной рубашке?

– Дора, ты долго не приходила в себя… я не ведал, вернёшься ли ты ко мне…

А скорую вызвать… тьфу, то есть доктора позвать ему религия не позволяла?

Я прошлёпала к шкафу, распахнула створки. На деревянной штанге висело только мужское пальто – размерчик не для субтильной барышни вроде меня, – зато внизу нашёлся чёрный саквояж. Вытащив его на свет, падающий из окна, я присела на корточки и заглянула внутрь, благо что саквояж был незакрыт.

– Кто мог предсказать, чем всё закончилось бы? Вдруг ты не вернулась бы?

Лежащие в саквояже женские вещи подтверждали, что он мой. Я наспех перебрала содержимое, вытянула со дна туфли на невысоком толстом каблуке и надела. Мало приятного разгуливать босиком по холодному и вряд ли чистому полу.

– И я рискнул… отправить вестника Алишан и уведомить её о твоём состоянии.

– Кому? – не поняла я, выискивая одежду взамен ночной сорочки.

Всяких ужасов вроде кринолинов, турнюров и корсетов нет, да и саквояж не столь вместителен, чтобы всё в него уложить. Багаж Доры состоял из пары-тройки блузок и юбок. Есть одно платье, не бальное, даже не вечернее, скорее повседневное. Ещё сорочки, но более открытые, короткие, на узких лямках, и миниатюрные панталончики, похожие на бельевые шорты. Чулки, подвязки, перчатки. Каждая деталь скромна до уныния, никаких изысков, кружев и шёлка. Юбки и платье неярких, немарких цветов, фасон простой и даже при поверхностном осмотре очевидно, что любую вещь можно надеть самостоятельно.

– Твоей сестре.

У меня есть сестра?!

У меня есть старший брат, Сашка…

Именно.

У меня.

А у Доры сестра.

– Но ты очнулась, хвала всея Отцу… и если мы поспешим, то успеем покинуть Глос прежде, чем эта… она доберётся сюда.

Мы в бегах от сестры Доры?

Скромная обстановка комнаты и возвышающийся надо мной мужчина сразу стали видеться с несколько иного ракурса. Вспомнились впечатлительные юные барышни, сбегающие со своими возлюбленными, не одобренными родственниками оных барышень, какое-нибудь приграничное местечко а-ля Гретна-Грин… Надеюсь, этот товарищ не мистер Уикхем местного разлива? Никогда не симпатизировала Лидии Беннет и совершенно точно не мечтала оказаться на её месте.

– А как же… э-э… вестник? – попробовала я прощупать почву. – Если она, то есть Алишан получила письмо, то ей известно, где вы… мы находимся. На конверте же указан обратный адрес?