Матабар (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой". Страница 47

Арди внимательно слушал, кивал, но… мало что понимал. Если иголка еще и выглядела как нечто, что он может попытаться осилить, то остальное… имя было сложно удержать, даже если кто-то попросту рядом слишком настойчиво шумел. А уж кипящая вода и коготь между ребер…

— Не переживай, — волчица поднялась с камня и подошла уже привычно взъерошить волосы Арди. — даже с твоим талантом, маленький Говорящий этот путь может потребовать не один десяток лет.

— Эан’хане, — повторил задумчиво охотник. — это ведь значит — творящий волшебство? С языка Фае, да?

— И да и нет, — покачала головой Атта’нха. — волшебство могут творить и люди с их Звездной Магией. Эан’хане значит куда больше. Это больше, чем просто Говорящий, способный сплести вместе несколько слов. Это тот, кто может не только говорить, и призывать имена, но знает, что… — волчица явно пыталась подобрать такие слова, чтобы Арди понял о чем она говорит. — Однажды ты поймешь, маленький Говорящий, что силу, данную тебе Спящими Духами, чаще всего — не стоит звать в этот мир и то, что можно сделать с её помощью, ты можешь сделать и руками. Это и значит — быть Эан’хане. Обладать могучей силой и еще большей мудростью, чтобы её не использовать.

— А ты — Эан’хане?

Волчица рассмеялась. Легко и звонко. Немного рычаще и совсем чуть-чуть — лающе.

— Иногда я забываю, как мало ты знаешь, добрый друг.

Арди недовольно насупился.

— Я прочитал почти все твои книги и большую часть свитков, — возразил он ворчливо. — я знаю как зажечь лунный свет посреди пути Духа Дня; знаю, как услышать часть имени бури и позвать ледяную молнию; знаю как сделать из тьмы накидку, отводящую глаза; знаю как прошептать слова, которые откроют закрытые проходы; знаю как смешать сотни трав, корешков и плодов; знаю как из искр сложить звездную карту; знаю, как…

— Не все знания, маленький Говорящий, — перебила Атта’нха. — можно почерпнуть из книг и свитков. И самые важные знания, которые ты найдешь, как раз придут к тебе не через книги.

Арди имел на этот счет свое мнение. Да, ему нравилось проводить время с Эргаром, Гутой и другими лесными и горными друзьями. Но куда больше — в ледяной хижине волчицы под светом пляшущего лепестка огня, который она призывала, чтобы охотник не « портил глаза». Книги и свитки были ему куда милее. Они не пугали его Страхом, не морили Голодом, не мучили Жаждой. Просто делились своими историями, не требуя ничего взамен.

— И через ч…

— Через это, — Атта’нха накрыла ладонью то место, где билось сердце охотника. Затем зачерпнула немного снега и заставила растаять на его щеке. — И через это, — добавила она куда тяжелее. — Таков путь.

Арди ничего не понял. Знания придут к нему через ритм сердца и талый снег?

— Отвечая же на твой вопрос, — волчица отстранилась и улыбнулась. — Я та, кто учит Эан’хане.

— И как тебя, тогда, называют?

Она снова засмеялась. Арди всегда любил этот звук. Звук радости своего мудрого товарища. И еще — её тепло. Оно напоминало охотнику о чем-то. О чем-то, что он одновременно хотел и страшился вспомнить.

— Это ты тоже когда-нибудь узнаешь, добрый друг и… — Атта’нха резко замолкла, отстранилась, повернулась по ветру и, прикрыв глаза, принюхалась, забавно дергая черным носом. — Кровь предателя уже близко…

— Кровь предателя? Кто это?

Атта’нха неожиданно подхватила Арди, крепко его обняла и прижала к себе. Она зарылась волчьей мордой в его волосы и шумно задышала.

— Эй… ты чего? — с трудом произнес охотник.

— Как же больно ей было тебя отпускать, — шептала волчица. — великие матери, как же больно…

Арди на миг показалось, что он уже где-то видел подобное. Что-то кто-то, когда-то, так же крепко его обнимал и так же страшно боялся разжать объятья.

— Ну ты чего, — он гладил по её могучей, широкой спине. — даже если сегодня последний день, когда ты меня учишь, то это не значит, что я не смогу приходить к тебе играть и болтать. Вот увидишь! Когда я стану полноправным охотником, то буду навещать тебя даже чаще, чем сейчас!

Она терлась щекой о его щеку, покалывая мягкой, но острой шерстью. А затем так же резко отстранилась, наклонилась и заглянула в глаза.

— Помни, добрый друг, — прошептала она на языке своего племени. Племени Фае. Арди хорошо умел на нем читать и понимал, когда слышал речь, но когда пытался говорить, то вызывал этим у волчицы приступы неудержимого хохота. — здесь твой дом, земли твоих предков. Они жили здесь. Умирали здесь. Хранили их для своих потомков, как мать хранит дитя. Каждый шаг среди гор, равнин и холмов, лесов и полей, рек и озер этого края — твои кровь и плоть. Здесь твои духи. И чтобы не произошло, как бы далеко тебя не увела тропа, как бы одиноко ты себя не ощущал, помни, что здесь тебя ждут. И всегда будут ждать.

Затем она вытянула ладонь, прошептала что-то над ней и протянула Арди маленькую фигурку дуба. В традициях Фае дубы, пусть не такие прочные, как Железные Деревья, и не такие долгоживущие, как Кедры, являлись хранителями историй и легенд тех, кого накрывали своей щедрой тенью.

— Это твое, — прошептала Атта’нха, она обвила дуб тонким ремешком и завязала его вокруг шеи охотника. — а теперь ступай — наш последний день закончен, я больше не учитель тебе, лишь друг.

— Друг, — повторил Арди, после чего широко улыбнулся и обнял волчицу. — до завтра, Атта’нха-друг. Я приду к тебе со Скасти и Кайшасом! Они опять хотели сыграть в прятки. Эта парочка, конечно, знают леса даже лучше Шайи и Гуты, и я редко, когда выигрываю, но, думаю, вдвоем мы с тобой легко с ними справимся! Между прочим — на кону целый куст ежевики! Ставки высоки, как никогда!

— Конечно, — кивнула Атта’нха. — До встречи, добрый друг.

Арди опять улыбнулся, еще раз крепко обнял волчицу и побежал по тропе в сторону леса. Ненадолго он задумался, почему она сегодня была такой грустной. В конце концов ничего страшного из-за того, что она больше не может его учить, не произойдет. Они ведь смогут и дальше болтать, и играть. Да хотя бы просто вместе гулять по Алькаде. Этого вполне достаточно…

Арди не видел, как закружилась метель вокруг волчицы и не услышал того, как она завыла, глядя на поднимающееся над востоком холодное око Духа Ночи. Не увидел и того, как на её плечо забрался бельчонок с маленькой веточкой в лапах.

— А это оказалось больно, да, хозяйка?

— Больно, мудрец… я знала, что будет больно, но не знала, что так.

— Ей тоже было больно, хозяйка. Может даже больнее, чем вам. Как забавно, да? Полукровка… первый, за тысячи лет, смертный с кровью людей, кто учился у одной из дочерей Королевы Зимы.

— Но она знала, что её сын вернется, — произнесла волчица, словно её волновала лишь часть сказанного бельчонком. Та часть, что оказалась важнее всего остального. — Знала, что…

— Надеялась. Даже верила. Но скорее — просто надеялась, — перебил Скасти.

Они вместе смотрели на исчезающие следы на снегу.

— Мне было так страшно, мудрец, — прошептала Атта’нха. — страшно, что я больше никогда не проснусь.

— Нам тоже, хозяйка, — бельчонок выпрямился, поднял веточку и указал ей куда-то на север. — но… я верю или… просто надеюсь, что однажды мы очнемся снова и наш добрый друг улыбнется нам, позовет играть и расскажет так много историй, что мы см…

Он так и не договорил.

На поляне стоял деревянный тотем в виде волчицы с чертами человека. Она держала в лапах-руках резной белый посох и по её щекам катились слезы прозрачного янтаря. На плече сказочного создания сидел крупный деревянный бельчонок размером с молодую лису. Вот снова подул ветер, кружась среди злой пурги и скрыл их в белоснежных покровах.

Как скрыл он среди непроглядных облаков вершину горы, похожей на выточенный изо льда клык и потушил свет в хижине, обернувшейся простым скальным валуном; как он припорошил письмена и картины на стенах глубокой впадины, а затем полетел и дальше. Он поймал бегущего среди облаков четырехкрылого орла, прижал его к земле и усадил на плечи огромного горного козла с рогами, которым позавидовал бы самый гордый из сохатых. Так они и стояли древесными изваяниями на широком горном плато.