Матабар (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой". Страница 85

Прогресса марш нельзя остановить .

Уклад былых времен утрачен .

А чувства прежние придется им забыть.

Но вот пришли железные дороги ,

Пыль, грохот и ученых привезя.

И властью беспощадных технологий

Жизнь мирную навек преобразя .

Деревья у пролеска, казалось, наклонились поближе, чтобы тоже послушать песню, а их листья шелестели в такт мелодии. Увядающий свет поблескивал на поверхности ручья, создавая образ эфемерной красоты, неспособной в полной мере отразить чары голоса Анны.

Остались в их сердцах воспоминания ,

Пусть время вспять не выйдет обернуть —

Духовного наследия достоянье

Укажет сквозь преграды путь .

Охотники ушли , но не забыты —

История живет в умах людей.

Друзья природы мудрости открыты .

Их свет сильнее городских огней.

С последними нотами, постепенно смолкающими в сумерках, Арди открыл глаза и встретился взглядом с Анной. Их пальцы случайно соприкоснулись, но Ардану показалось, что он прикоснулся к ней вовсе не кожей, а своим сердцем.

— Спасибо… — прошептал он. — Это было красиво.

Она улыбнулась тепло и нежно.

— Я рада, что тебе понравилось. Первые строки я взяла из поэмы и… Тебе, наверное, не очень интересно.

Они смотрели друг другу в глаза, а на востоке черный бархат небес уже зажег первые звезды и в их огнях сгорала тяжесть прошедшего дня, оставляя после себя лишь магию прозвучавшей песни и прикосновение двух сердец.

— Ард, я…

Ардан не знал правильно ли он поступает или нет, что будет после, как вообще повернется его жизнь, но в данный момент это его не волновало. Скинув тряпки с уже почти полностью закрывшихся ран, игнорируя возмущения Анны, недовольной разыгранным спектаклем, он притянул к себе такое знакомое лицо и впился губами в её. Неумело, неряшливо и настолько же боязно, как птенец, делающий первые взмахи еще неокрепшими крыльями.

Анна сперва попыталась отстраниться, но через мгновение обвила его шею руками и они вместе опустились на траву.

Они не думали о том, что сюда могут заявиться ковбои, не переживали о том, чтобы не вернулись волки. Их лишь раздражали слишком сложные застежки на одежде, слишком тугие ремни и то, что они невольно прикусывали друг друга, но затем смеялись и лишь яростнее пытались прикоснуться своим телом к телу того, кого еще недавно называли лишь другом.

А ночная мгла укрывала их прохладным одеялом, пряча от любых ненужных глаз и свидетелей. Этот вечер принадлежал только им и больше никому.

Во всяком случае — так им казалось.

* * *

— Увидимся завтра?

Она стояла в окружении нескольких ковбоев, в то время как остальные уже скакали через всю ферму к дому Полских — принести радостную весть, что с Анной все в порядке. Ардан смотрел на её лицо, вглядывался в глаза и впервые с, пожалуй, раннего детства понимал, что чувствует нечто такое, чему не знал нужных слов для описания.

— Пойдем, Анна, — поторопил девушку старший из работников фермы.

Они встретили всадников примерно через час после того как… после того, как отправились с ручья обратно в город. И всю дорогу с кряжа до фермы не могли обмолвиться ни словом. Лишь украдкой бросали друг на друга взгляды и прятали глупые улыбки.

— А? — дернулась Анна, а потом ответила. — Да, разумеется, Гарий. Пойдем.

Гарий развернул коня и они начали удаляться по ту сторону изгороди. Анна повернулась к нему и Ардан широко улыбнулся.

— Конечно увидимся, — произнес он одними губами.

Улыбнулась и Анна. Она легонько ему кивнула, а затем скрылась под холмом.

Арди постоял еще немного, после чего повернулся и направился домой. Вдали еще горели огни фестиваля и слышался смех, веселые крики, песни и эхо танцев. Люди праздновали окончание сезона, а вместе с этим и взросление своих детей, закончивших в этом году школу и провожали их в новую жизнь. Из десяти выпускников в городе остается, обычно, лишь пятеро — остальные отправляются испытать удачу.

В течении года вернутся двое; еще один — после пятилетних мытарств; предпоследний из уехавших обязательно поймает попутный ветер и заведет семью в городе по-больше, или даже в самом Дельпасе. А последний из пятерки авантюристов вскоре перестанет подавать о себе весточку, и его родители будут долго всем рассказывать о его или её успехах, скорее чтобы успокоить самих себя, чем просто похвастаться.

Странно, что Арди сейчас думал именно об этом…

Он шел по залитой лунным светом тропе, ведущей к окраине Эвергейла и его сердце пыталось отправиться в пляс, пьяное от тонкой эйфории, подаренной ему проведенным часом на берегу ручья. Лицо обдувал хрустящий от ночного мороза воздух, овеянным сладким ароматом дикой сирени, сопровождавшей путника вдоль тропы.

Мир вокруг казался более живым, чем когда-либо прежде, его цвета пестрили — будто ночь, каким-то волшебным образом, купалась в том же сиянии, что наполняло в этот момент душу Ардана.

Под аккомпанемент тихого эха его шагов, отдающегося в тишине, мысли Арди кружились ворохом сорванных ветром осенних листьев. Прикосновения Анны все еще ощущались на его коже, а смех звенел в ушах таинственными песнями фае.

Если бы рядом оказался Скасти, он бы наверняка сказал что-то про « весенний гон» и « время звериных свадеб».

Свадьба…

С каждым новым шагом, приближавшим Арди к дому, сквозь радостный гобелен его мыслей пробирались нити беспокойства. Сколько бы не писали в учебниках, что в Империи царило равноправие между представителями всех рас — это не так. На поверхности, в обычной жизни — может быть. Но здесь, на краю страны, в захолустье правил балом совсем иной закон.

И мысль о том, что их едва-едва зарождавшийся союз может быть разрушен холодным и безразличным к жизни простых людей укладом вызывала зубовный скрежет и дрожь в сжатых кулаках. Ардан тут же вспомнил многочисленные легенды и песни дедушки, сказания о влюбленных, разлученных судьбой и обстоятельствами и, зачастую, их истории заканчивались душевной болью и печалью.

Внезапно Арди замер.

Поведя носом по ветру, он сморщился. Воздух был пропитан едким запахом, когтями впивающимся в горло. Запахом гари, обугленного дерева и растерзанных воспоминаний.

По мере того, как охотник подбегал к дому, его сердце билось все быстрее и быстрее. Надменно кружащееся свечение голодного пожара, поднимавшегося над внутренним двором, отбрасывало ехидные тени, отплясывающие на заборах и стенах опустевших домов, а их призрачный шепот не предвещал ничего хорошего.

Арди буквально подлетел к калитке и рывком сдернул её с петель.

Сердце застыло.

Дюжина незнакомых фигур, спрятанных под однотипными кожаными плащами, стояли в мерцающем свете горящего сарая. Их лица были скрыты под широкополыми шляпами, а на высоких сапогах блестели шпоры, отбрасывающие такие же стальные искры, как карабины за их спинами и револьверы в кабурах.

А у одного, стоявшего поодаль от группы, в руках и вовсе покоилась ненормально длинная сабля с широкой гардой, длинной рукоятью и вязью рун, идущих в основании клинка.

Но вовсе не это заставило ледяные пальцы ужаса сдавить сердце Арди. Перед незнакомцами на земле, связанные, с заткнутыми кляпами ртами, сидели на коленях люди. Его люди. Келли, в подштанниках и домашней рубахе, плачущая у него на руках Кена, отказывающаяся отпускать игрушечного мишку; Эрти, всеми силами пытающийся сбросить со своего плеча чужую ладонь, и его мама. Поседевшая, покрывшаяся морщинами и тихо плачущая Шайи.

И посреди всей этой вакханалии, граничащей с каким-то дурацким кошмаром, стоял его дедушка. Сухой, скрюченный, иссохший он опирался на свою палку, выглядящую под стать владельцу. И только его глаза, сбросив пелену наваждения, вновь, как и раньше пылали яростной бурей, способной в своем гневе затмить рев Эргара.