Йеллоуфейс - Куанг Ребекка. Страница 26

В личном плане Афина не испытывала страданий никогда. Она на них просто обогащалась. На материале той выставки под названием «Шепот с берегов Ялу» она написала рассказ, удостоенный писательской премии. При том, что даже не была кореянкой.

9

Случай в Кембридже аукается досадным резонансом в Twitter, в котором отмечаются все заядлые любители дискуссий, толкуя темы на свой лад с разной степенью накала. Многие высказывают свое отвлеченное мнение, кое-кто использует чат как шанс выщелкнуться и продемонстрировать свою «глыбь», мало чем связанную с тем, что говорилось в ходе вечера на самом деле. Пара-тройка человек солидарна с той активисточкой (как выясняется, ее звать Лили Ву, и она второкурсница МТИ). Эта юная особа разродилась обличительной тирадой, в которой обкладывает меня, в частности, «оторванной от общества белой мегерой с избирательной памятью», а также «лицемерной своекорыстной неваляшкой», которая «и нашим и вашим».

Хотя на моей стороне людей больше, чем на ее, ответы Ву полны кипучих комментов типа «Ваша позиция воспринимается мной как расизм наоборот» или «О, вам так нравится цензура? Тогда пожалуйте домой, в ваш коммунистический Китай!». В общем, бардак полный. Крыша едет — дом стоит. Я ничего не комментирую. До меня уже дошло, что лучший способ справиться с негативной реакцией — это укрыться и благополучно переждать, пока все уляжется. В любом случае перепалки в Twitter никогда ничего не дают — это просто возможность для сорвиголов помахать своими флагами, выразить предпочтения и попытаться щегольнуть своим IQ, прежде чем это всем надоест и мир двинется дальше.

А спустя неделю я получаю следующий имэйл:

«Добрый день!

Меня зовут Сьюзен Ли, и я являюсь координатором мероприятий Роквиллского отделения Китайско-американского общественного клуба. Недавно я прочла ваш роман „Последний фронт“ и была поистине впечатлена вашим подходом к этому неправедно забытому аспекту китайской истории. Многим членам нашего клуба было бы очень интересно вас послушать. Мы были бы искренне рады вашему участию в одной из встреч нашего клуба. Они у нас обычно проходят в формате „вопросы / ответы“ приглашенному гостю, после чего следует ужин „шведский стол“ (для вас, разумеется, бесплатно). Пожалуйста, дайте мне знать, интересно ли вам такое приглашение.

Заранее благодарю, Сьюзен»

Это письмо я чуть не удаляю. Я вообще отправляю в корзину большинство приглашений на мероприятия, где не предусмотрены гонорары, если только они не являются действительно престижными. Тон Сьюзен звучит суховато и высокопарно, что вызывает подозрения, хотя точно не понять какие. Прежде чем принять приглашение, я всегда некоторое время прикидываю, не устраивают ли организаторы мне ловушку, чтобы улучить в заложники или, чего доброго, убить. К тому же Роквилл — это далеко в Мэриленде; добраться до него из центра Вашингтона — значит смело расстаться с сотней баксов, если на такси туда и обратно, или ехать час по красной линии — оно мне надо, на безвозмездной-то основе?

Мне бы подумать как следует, прежде чем идти на такое унижение. Но в голове злорадно отзванивают слова Лили Ву о «лицемерной, своекорыстной неваляшке», об «оторванной от общества белой мегере». Помимо Общества американских писателей азиатского происхождения, куда я делаю пожертвования и где на меня точно не станут шикать, это первая азиатская организация, пожелавшая меня принять после той кембриджской промашки. Честно говоря, было бы неплохо. Это может доказать сторонникам той харизматички в Twitter, что моя поддержка азиатской диаспоры — вовсе не притворство. А «Последний фронт» я написала, опираясь на изучение истории, так что об обществе я пекусь ничуть не меньше, чем мои хейтеры. Может, даже удастся завести какие-нибудь новые знакомства. Я уже представляю себе пост в Instagram, где ем еду из китайского фастфуда в окружении ликующих желтолицых фанатов. В интернете я отыскиваю сайт Китайско-американского общественного клуба в Роквилле — мелкую страничку с комиксовым шрифтом на алом фоне. Прокручиваю вниз большущий заголовок, и взгляду предстают несколько темноватых снимков клубных мероприятий — фуршет с местным бизнес-лидером, новогодний банкет, где все одеты в красное, вечер караоке, освещенный яркой «красноглазой» вспышкой. Возраст членов клуба, судя по всему, варьируется от среднего до пожилого. Что ж, вполне безобидно. Есть даже своеобразный шарм.

Ну так за чем же дело стало? Для приличия я выжидаю несколько часов, чтобы не было впечатления, будто я хватаюсь за соломинку, а затем реагирую на присланный имэйл:

«Привет, Сьюзен. С удовольствием готова приехать и выступить перед вашим клубом. Апрель меня вполне устраивает. Какие даты уместны более всего?»

Сьюзен Ли встречает меня на парковке у станции метро «Шейди-гроув». Просаживать деньги на такси никаких гонораров не хватит, поэтому я еду до конца по красной ветке, и здесь довезти меня до клуба предлагает Сьюзен — миниатюрная женщина в брючном костюме, таком безукоризненном, что придает ей сходство с сестрой Ким Чен Ына (я как-то видела в новостях фото той девушки-босса в похожем костюме и темных очках, но, понятно, не могу произнести это сравнение вслух).

Сьюзен приветствует меня крепким рукопожатием.

— Джунипер, приветствую. Как ваша поездка на поезде?

— Ничего, более-менее.

Я иду следом за ней к синему седану. Чтобы освободить для меня место, моей спутнице приходится перекинуть на заднее сиденье плед и несколько книг. Из машины в нос шибает чем-то травянистым.

— Извините за беспорядок. Вот, садитесь впереди.

Такая фамильярность кажется мне недостатком профессионализма. Сьюзен ведет себя так, будто забирает из школы дочку, а не доставляет почетного гостя. Хотя виной тому, вероятно, мой собственный снобизм. «Это не элитный книжный магазин, — напоминаю я себе, — а всего-навсего мелкий социальный клуб без особых средств. Так что это я обязана их желанию иметь дело со мной».

— Вы говорите на китайском? — интересуется Сьюзен, когда мы выезжаем на автостраду.

— Я? Нет, не говорю. Извините.

— Вас разве не учила мама? Или отец?

— Э-э… Мне очень жаль. — Внутри я вся скукоживаюсь от страха. — Тут какое-то недоразумение — мои родители не китайцы, ни мать, ни отец.

— Да вы что! — Рот Сьюзен изумленно округляется в маленькое «о». — Но ведь у вас фамилия Сонг, вот мы и решили… Тогда вы, наверное, кореянка? Я слышала, у них тоже есть Сонги.

— Извините, но тоже нет. Сонг — это мое второе имя. А фамилия Хэйворд. Ни один из моих родителей, гм, не азиат.

Я хочу умереть. Вот так открыть дверцу машины, выкатиться на шоссе и кануть под встречным транспортным потоком.

— А-а. — Сьюзен на секунду умолкает. Я искоса на нее смотрю и при этом перехватываю ее собственный украдкой брошенный на меня взгляд. — Да-да. Понятно.

От всей этой путаницы я чувствую себя на редкость пакостно и вместе с тем задетой за живое. Китаянкой я никогда не притворялась. Но при этом замечала, что люди насчет меня нередко пребывают в «серой зоне», полагая, что я имею китайские корни, но не желая строить догадок или просить меня саму это разъяснить. А я, между прочим, никого не вожу за нос и не напускаю тумана. Нет у меня на лбу аршинной надписи «БЕЛАЯ!», а те, кто испытывает предубеждение, разве не несут за это ответственность? Разве это в каком-то смысле не расизм — оценивать мою расу на основании моей фамилии?

Всю оставшуюся дорогу мы со Сьюзен не разговариваем. Интересно, о чем она думает? Лицо несколько натянуто, но, может, это для нее типично; должно быть, так выглядят все азиатские дамы среднего возраста. На подъезде к месту проведения (видимо, этот китайско-американский клуб Роквилла собирается по четвергам в пресвитерианской церкви) она меня спрашивает, как я отношусь к китайской кухне.