Девочка Лютого (СИ) - Кей Саша. Страница 39

– Ну-ну, скоро ты будешь покладистой, и тебя все будет устраивать. А единственный, кто может тебя найти, делать этого не станет. Я послушал твой разговор с Максом. Лютый не простит таких выгибонов! Я бы не простил. Так что смирись. Или нет! Лучше надейся. Тем приятнее будет смотреть, как надежда угасает в твоих глазах.

Да, Макс за мной не придет. Осознание этого придавливает меня могильной плитой.

– Вернусь через пару часов, – бросает Каплин Дохлому. – Скоро придут новые клиенты. Впусти. А как вернусь, мы объясним нашей новой давалке, как ей следует себя с нами вести.

Мерзко хихикая, Дохлый закрывает за Ярославом дверь комнаты. Он усаживается на пол напротив меня и, поигрывая ножом-раскладушкой, рассматривает меня своим мертвым взглядом.

Меня уже трясет, я с трудом контролирую свое дыхание. От того, чтобы скатиться в пучину отчаяния, меня удерживает на краю только мысль, что так я стану совсем беззащитна, если меня поглотит паническая атака. Надо держаться.

Каплин прав, надежда в моем случае – это мучительный мираж. После каждого скрипа половицы за дверью, поссле каждого стука ветки в окно я жду, что сейчас меня спасут, но ничего не происходит. Только ублюдок напротив гадко и насмешливо кривит губы каждый раз, когда я вскидываюсь.

Не знаю, сколько проходит времени, за окном уже темно, но вдруг на весь дом раздается гонг.

– Новые клиенты пришли. Не терпится уже? А, давалка?

Дохлый выходит, чтобы впустить клиентуру, и возвращается чрез несколько минут. И я перестаю верить, что случится чудо.

Когда гонг раздается второй раз, я уже не реагирую.

Но стоит только уроду выйти за дверь, как стекло в окне разбивается, и с улицы в комнату заглядывает фигура в балаклаве. Мое сердце замирает. Но фигура снова исчезает, и я начинаю кричать, чтобы меня заметили! Как же так? Как он мог меня не увидеть?

Я кричу так, что у меня закладывает уши, наверно, поэтому я не слышу, топота ног до тех пор, пока толпа мужиков в форме не врывается ко мне в комнату.

Почти у всех закрыты лица, кроме двоих. У одного нашивка «СОБР», а у другого знакомые зеленые глаза.

– Девочка моя! Тихо-тихо! Все уже кончилось! – Макс оказывается рядом со мной в мгновение ока. Он прижимает меня к себе, пока с моими наручниками возится второй. Увидев, какие следы остаются от наручников на моих запястьях, Макс стискивает зубы. Он бережно поднимает на руки.

– Он сказал, ты за мной не придешь, – всхлипываю я, пытаясь вжаться в него посильнее.

– Ну, конечно, приду. Как я могу за тобой не прийти, Нефертити?

Вместе со мной на руках, Макс выходит в коридор, и я прячу лицо у него на груди. Не хочу видеть истерзанных девушек, не хочу смотреть корчащегося в наручниках Дохлого, который сплевывает кровью.

– С остальными что? – уточняет у Макса тот, что с нашивкой.

Чувствую, как Макс пожимает плечами:

– По закону. И проследите, чтобы на новом месте обитания все узнали, за что парни сели.

Мужик одобрительно кивает и испаряется заниматься своими прямыми обязанностями.

На улице я жадно хватаю ртом воздух. Оказывается, я уже почти не верила, что смогу вдохнуть что-то кроме той вони. Краем глаза вижу, как сажают в автозак освобожденных девчонок. Их много, не меньше десятка.

– А Каплин? – в ужасе спрашиваю я. – Его не было в доме?

– Все хорошо, его уже взяли.

– А… мне не надо никакие показания давать?

– Конечно, надо, девочка. Но не сегодня. И тебе, и мне надо успокоиться. Господи, – он стискивает меня. – Я так боялся не успеть. Поехали домой, малыш. Хватит, набегалась. Нам еще предстоит сложный разговор.

Я тут же вспоминаю, почему сбежала от Лютаева. Все запутывается еще больше. Но прямо сейчас я не могу принимать никаких решений или думать о нас. Мне просто нужно прийти в себя. И сейчас я не готова остаться одна. Без Макса.

Домой так домой.

– Как ты меня нашел?

– Я стал искать тебя сразу, как только понял, что ты сбежала.

– Но мы же с тобой разругались…

– Глупенькая. Я все равно искал, поднял видео со всех камер во дворе, нашел того таксиста. Никогда так не делай! Девочка, ты не представляешь, что я пережил, когда Раевский мне сказал, что не может до тебя дозвониться.

Да, мы должны были созвониться…

Так и не выпуская меня из рук, Макс забирается в машину, похожую на уазик. Прижимаясь ухом к его груди, я не могу перестать слушать стук его сердца, который чувствую даже сквозь защитные накладки. Его сердцебиение постепенно успокаивается, а вместе с ним и я. Мы едем, и Лютаев время от времени целует меня тот в макушку, то в лоб, то в висок, не обращая внимания на то, что я грязная и потная.

Да, потом мне снова будет страшно и больно. Но сейчас все чего я хочу, это быть дома, выпить чай, искупаться и прижаться к Максу.

Лютаев гладит меня по голове, эти прикосновения дарят прекрасное чувство, что я не одна, и закутываясь в эти ощущения, я отключаюсь.

Глава 49. Дома

Когда нас высаживают во дворе дома, я нарочно вцепляюсь покрепче в Макса, но он и не думает выпускать меня из рук. Я молчу весь путь до его квартиры. Лютаев проносит меня сразу в ванную.

Он сажает меня на бортик ванны, стаскивает обувь и одежду, настраивает температуру в душе, снова берет на руки и вместе со мной встает под воду.

Минут десять мы просто стоим омываемые струями, а потом Макс купает меня как маленькую, даже волосы моет, бережно перебирая пряди. Я позволяю делать ему все, что он хочет, лишь бы забыть мерзкие прикосновения Каплина и взгляды Дохлого.

– Девочка моя, – Макс берет мое лицо в ладони и осторожно целует меня. Поцелуй легкий, как прикосновение бабочки, но я хочу ощутить что-то другое, что заместит в воспоминаниях всю грязь.

И я сама тянусь к нему. И целую. Целую так, как не решилась, когда он меня об этом просил. Лютаев отзывается мгновенно, но не позволяет своей страсти выйти наружу. Судорожно выдохнув, он выключает воду и, завернув меня в полотенце, несет в свою спальню.

Мы ложимся, прижавшись друг к другу. Я все еще не хочу ни о чем говорить. Того, что есть сейчас, мне достаточно. Макс поглаживает меня по плечу, окутывает жаром своего тела, даря мне свое дыхание, и я снова засыпаю.

Мне снится кошмар. Бессвязный. Мерзкие лица вперемешку с зареванными, ощущение безнадежности и ужаса.

– Карина! Карина, проснись!

Лютаев трясет меня всю покрытую испариной. Горло саднит, похоже, я пыталась кричать так же, как в том доме.

– Это всего лишь кошмар, девочка, плохой сон. Ты дома, все хорошо, – слышу я.

Прижимаюсь к Максу плотнее. У него под глазами залегли тени.

– Прости меня. Я должен был прийти раньше. Прости.

Дыхание мое постепенно выравнивается, все-таки рядом с Максом я быстрее прихожу в себя, но меня еще колотит.

– Я сейчас, подожди, моя хорошая.

Прежде чем я успеваю его остановить, Лютаев куда-то уходит. Возвращается он быстро, в руке у него шприц, полагаю с успокоительным.

– Макс, – у меня есть свое мнение, и я его доношу сиплым голосом. – Мне нужен не укол. Мне нужен ты. Успокой меня.

Он растерянно опускает руку с успокоительным.

– Я не уверен, что это – хорошая идея, Карин.

Мои губы начинают дрожать:

– Ты… больше меня не хочешь? Считаешь меня грязной?

Макс стремительно возвращается на постель.

– Глупенькая. Девочка моя. Я просто боюсь напугать тебя…

Кто еще тут глупый. Я обнимаю его за шею и тяну к себе. После секундного колебания Лютаев сдается.

Сегодня я жадно стремлюсь изучить его тело, но Макс лишь качает головой. Он поглаживает меня, делает легкий массаж, и, лишь когда мое тело расслабленно обмякает, Макс покрывает поцелуями каждый миллиметр моего тела. Таким нежным он со мной не был никогда.

Повернув меня на живот, он долго и сладко готовит меня к себе. Я хнычу и требую, чтобы Макс уже вошел. Это ни с чем несравнимое ощущение, когда я всей поверхностью тела ощущаю его, словно укрывшего собой от внешнего мира.