Приключения рыжей попаданки (СИ) - Вуд Маритта. Страница 4

Иногда я думала, что стало с настоящей Агнесс? Она очнулась в салоне самолета, на берегу моря, может быть, даже в моей квартире? Как она переживает это кульбит судьбы? Конечно, радует, что моя мама не будет так безутешна, как если бы я просто пропала.

Все же живая дочка, даже если она чуть не в себе, лучше, чем дочка, которой нет рядом. Моя мама соберет волю в кулак и ринется спасать дочурку, таскать ее по врачам, попытается вернуть ей память.

И, о боже, Агнесс придется надеть деловой костюм и отправиться в наш офис…Я тихонько вздохнула — бедная Агнесс, мне ее так жалко! Мне кажется, что ей придется куда тяжелее, чем мне.

Так пролетели десять дней, я уже почти привыкла к этой новой, чуть сонной и ленивой жизни.

В тот день я возвращалась с прогулки одна, Мария оставила меня ранее, она должна была проследить, как варится варенье на ее кухне — правильно ли снимают пенки и как много сахара расходуют.

Я неспешно шла по аллее к дому, смотрела сквозь листья на солнце, настроение у меня было ленивое, «тюленье» — так говорила Светка, будь она неладна.

На террасе толпились все домочадцы, они галдели, смеялись, девушки-горничные взвизгивали и кокетливо поправляли свои чепцы.

Как только я подошла, все расступились и я увидела юношу. На мой взгляд ему было лет восемнадцать, быть может, чуть больше, он был невысокого роста, но широк в плечах. Его серые глаза смотрели на меня открыто и радостно, светлые волосы пшеничного цвета обрамляли узкое лицо. Он широко улыбнулся и шагнул ко мне:

— Мама, я так соскучился!

Камиль, так звали сына Агнесс (или уже моего сына?) крепко обнял меня и чмокнул в щеку. А я…Я вдруг расплакалась, прижала парня к себе и сердце мое стучало громко уже от радости, как будто это мой сын вернулся наконец домой.

Глава 6

Потом был обед, мы все старались повкуснее накормить Камиля, подкладывали ему лучшие кусочки. Я видела, что все жители дома любят этого добродушного парня и мне было это очень приятно.

Верети спросила, будет ли у нас званный ужин в честь приезда молодого господина?

Камиль скорчил рожицу, а я заявила, что не раньше, чем завтра, нет, лучше организуем все через два дня.

Я имею право побыть с сыном без посторонних глаз. Он довольно кивнул и Верети удалилась, сказав, что обо всем позаботится.

После обеда Камиль убежал на конюшню, «ну и к собакам надо заглянуть»

Я улыбнулась, пусть мальчик развлекается.

Поздно вечером мы ужинали вдвоем. Камиль рассказывал о «заведении», где он учился, о друзьях и учителях. Я слушала и мне было так спокойно и уютно, первый раз за эти дни.

Потом мы устроились в маленькой гостиной. На столе стоял графин с вином, на блюде лежали фрукты.

Камиль смотрел на меня через бокал вина, его глаза смеялись:

— Мама, можно я вас попрошу об одолжении?

— Можно, но сначала давай договоримся обращаться ко мне на «Ты». Я же не твоя наставница, а мама, и мне кажется, что я не так еще стара. Хорошо?

Он улыбнулся и кивнул:

— Теперь моя очередь. Только обещай, что не будешь смеяться и не скажешь, что у меня плебейские замашки.

Он закатил глаза и рассмеялся.

— Ну говори же!

Я тоже невольно рассмеялась.

— Можно я не буду пить вино, а принесу пиво? Я знаю, что пиво — не для аристократов и все такое, но я его люблю. И, кстати, я видел, что ты тоже иногда наливаешь себе бокальчик.

Я открыла рот от удивления и засмеялась:

— Неси свое пиво и для меня бокал захвати. Ты уже взрослый и можешь сам решать, что тебе пить и что есть на обед.

И шепотом добавила:

— А светлое есть?

Он кивнул и унесся в глубину дома.

А я задумалась. Ведь я тоже люблю выпить иногда бокал холодного светлого пенного. И Агнесс значит тоже тайно любила этот напиток. Что ж, Агнесс, ты мне определенно нравишься!

Камиль притащил кувшин светлого пива и две кружки. Пиво оказалось вкусным.

Мы сидели, болтали о каких-то пустяках, парень в лицах рассказал о своих уроках фехтования и даже показал пару приемов и выпадов, используя вместо шпаги, палку, которой горничные раздвигают гардины по утрам.

Когда он уселся снова в кресло, я посмотрела ему в глаза и произнесла:

— Камиль, я должна тебе признаться…

Он немного испуганно взглянул на меня:

— Мама…Ты заболела?

— Нет, не волнуйся, пожалуйста. Физически я вполне здорова. Но ты же слышал про мое недавнее падение…И теперь у меня случаются провалы в памяти… Какие-то моменты я совсем не помню. Я даже некоторых людей не узнаю…

Невольно я заплакала. Он все так же испуганно смотрел на меня:

— Мам, а я…Меня ты узнаешь?

Мне стало так жалко этого мальчишку, ведь получается, что кроме меня у него никого нет…Я посмотрела ему в глаза, сжала его ладонь — пальцы у него были, как лед:

— Тебя я помню и буду помнить всегда. И всегда тебя узнаю, я всегда тебя вижу, даже в темноте…

Я улыбнулась:

— Но вот многое совсем не помню или помню урывками…Я никому об этом не рассказывала, боясь, что будут смеяться или шушукаться за спиной…Или воспользуются ситуацией. Но ты ведь мне поможешь? Подскажешь? Расскажешь то, о чем я не помню?

Он сглотнул и горячо закивал:

— Конечно, мама, ты не волнуйся, ты все вспомнишь! Я буду рядом. А… Августа ты помнишь?

Я откинулась на спинку кресла и совершенно искренне ответила:

— Нет, совсем не помню...Что с ним не так?

Мне показалось, что Камиль выдохнул облегченно:

— Видишь, ли, мам…

Он не успел ничего сказать. Раздался громкий стук во входные двери, за окном замаячили огни и громкий голос прокричал:

— Именем его святейшества и святого собрания, отворите!

Глава 7

Камиль вскочил на ноги, даже в полумраке было видно, как сильно он побледнел:

— Мама, ты что-нибудь понимаешь?!

Я помотала головой, в горле пересохло, говорить я не могла…

В доме зажигались свечи, люди повыскакивали из своих комнат, все были полуодеты, только Верети вышла почти одетая, не хватало только чепца и ключей на поясе. Я отметила, что у нее красивые волосы цвета шоколада, собранные в низкий пучок. Она тревожно взглянула на нас:

— Придется открыть, иначе они вынесут двери, да и окна заодно…

Твердым шагом Верети подошла к дверям, отодвинула засовы — и в вестибюль ввалились вооруженные люди, у нескольких из них в руках были зажженные факелы. Все мужчины были с головы до ног в черном, даже лица их были скрыты под черными масками.

Замыкал шествие человек очень невысокого роста, практически карлик, в длинном черном одеянии, на его груди поблескивал большой амулет, гладко выбритое лицо не закрывала маска, а голова сокрыта под капюшоном.

Карлик обвел нас всех своими узкими глазами-буравчиками и произнес чуть скрипучим голосом:

— Агнесс Каролина Летимор Мертье, именем его святейшества и святого собрания, вы обвиняетесь в колдовстве и будете без промедления доставлены в резиденцию его святейшества, где будет расследовано данное дело.

Только после этой речи он повернулся и взглянул прямо на меня.

Я оторопела… Ужас сковал все тело, сердце выскакивало из груди, я закрыла лицо руками, чтобы не видеть весь этот кошмар.

Наверное, дело очень серьезное — ко мне обратились без обычного «госпожа», произнесли полное имя Агнесс… Все так плохо?

Вокруг меня плакали девушки, одна из них — по-моему, это была Сэди — громко рыдала, Верети, бледная, как смерть, кусала губы, Камиль обнимал меня за плечи и пытался закрыть собой от взгляда страшного ночного гостя…

Карлик в капюшоне кивнул своей свите, два человека подскочили ко мне, подхватили под руки, двое других головорезов оторвали от меня Камиля, кто-то со спины быстро накинул мне на голову что-то наподобие черного мешка, меня приподняли и потащили из дома. Все это заняло не больше нескольких минут. Позади меня плакали, ругались, Камиль выкрикивал угрозы и проклятия.