Белое на черном … (СИ) - Юшкин Вячеслав. Страница 25

Прямо на выгрузке нас построили и перед строем расстреляли дезертиров. У них нашли немецкие листовки с пропуском в плен. Трибунал принял решение на ходу и всех троих расстреляли перед строем. Так что если и есть у кого желание сдаться в плен, то он будет молчать и побежит в плен, молча не сообщая о своем желании окружающим. Перебежчики есть и неожиданно много. Хотя если вспомнить все победы — коллективизацию да «ежовые рукавицы», то перебежчиков немного. Немцев надо победить это понимание есть у многих, но и тех, кто не хочет отдавать свою жизнь тоже много. Вот и лютуют власти. Идем уже сутки, но кормить нас не спешат. И кому нас кормить. Мы не попали в свою часть и на нас никто не получал пайки или получал. Выгрузились мы из вагонов утром и вот скоро уже следующее утро как мы идем. Скорость марша так себе, но и маршировать особо некому, почти все в колонне из Ленинграда. Были беженцы пока ехали по Ладоге и затем сразу попали в строй и уже без задержки в строй маршевой роты. Повезло или нет, но мы маршируем здесь подо Ржевом и впереди бой. Встает солнце, и мы пришли и наконец полевая кухня. Даже есть миски и ложки. Неужели здесь хоть какой-то порядок. Но об этом я подумаю позже, сейчас миску и ложку и за кашей. Каша перловая, но наплевать — горячая и с тушенкой. Наконец поедим. На завтрак отвели час и затем опять построили и сообщили — мы идем в атаку. В атаку так в атаку и строй роты спокойно пошел к передовой, вот лесополоса или скорее то, что от неё осталось. Здесь нас вооружили. Вооружили нас знатно — двухметровые пики. Кавалеристы такие на вооружении имеют. Но мы то не кавалеристы. Взяли мы и эти пики и опять построение и так нас интересно построили, что за нашим строем цепь автоматчиков и на фланге сани, и на санях Максим и лента уже вставлена и первый номер уже наготове. Видимо были преценденты. Перед строем полковой комиссар и опять криком кричит — впереди враг и надо его уничтожить и товарищ Сталин через каждые пять слов. Воодушевляют нас перед боем. Только ленинградцам это уже не очень помогает они горячую кашу съели и теперь их в сон кидает. И тут у комиссара появилось желание узнать, как мы поняли его речь и готовы ли мы идти на смерть. Строй стоит молчит и смотрю полковой комиссар звереет и тогда кричу из строя — разрешите сказать. Полковой смотрит зверем, но разрешил сказать. И я выдал — мы наследники обороны Царицына и тех, кто воевал на фронтах гражданской войны готовы к беспощадной битве с немецкими псами. И всё такое прочее и напоследок — Да здравствует товарищ Сталин. Комиссар помягчел и затем уже спрашивает какие желания есть перед боем. И я опять выдал — хочу идти в бой комсомольцем. И нас скопом приняли всех в комсомол. Зачем я про комсомол — останусь живой то комсомольцем легче служить будет, да и привели фотографа и всех, кто вступал в комсомол сделали фото и вот второе третье фото можно было отправить домой семье на память. Рота так и сделала все успели написать письма и приложить свои фотокарточки. Мы все понимали — это всё что останется после нас. Впереди атака по снежному полю и оружие у нас знатное кавалерийские пики, но если бы нас и по-другому вооружили, то эффект был бы такой же. Всё поле пристреляно и хоть с пикой хоть с автоматом особой разницы не будет. Ведут нас к исходной позиции, исходная позиция для атаки — это первая траншея. Только нет этой первой траншеи, так кое где выкопаны стрелковые ячейки и всё. Толщина снежного покрова на поле, через которое нам бежать в атаку на первый глаз больше метра. Те, кто из Ленинграда через поле не пробегут, да и остальные не смогут бежать снега то по грудь. Максим с саней сняли и притащили в первую линию и автоматчики здесь же. Адреналин просто зашкаливает. Как пройти это поле и добраться до немцев и как победить и остаться в живых. Скорее всего никак не пройти и не победить и в живых никого не останется. Раненные на морозе долго не протянут.

Пока нет сигнала к атаке — пытаюсь вспомнить, что я знаю о боях в этом районе. Большие потери с нашей стороны и… большие потери с немецкой стороны. Немцы держали оборону сводными группами и только за счет организации обороны. И получалось они удерживали наше наступление за счет пулеметного огня. Уже после войны из немецких документов историки узнали — три четыре пулемета держали до километра первой линии немецкой обороны и наши атаки в лоб отражались пулеметами, так пехоты в немецких траншеях немного все держится на пулеметах. Если успеть добраться до немцев и уничтожить пару пулеметов, то возможно мы возьмем немецкие окопы. Что я могу сделать — немного, из оружия у меня пика. Но на поле лежит масса оружия — здесь на этом участке уже пару недель в атаку идут советские войска и на поле слоями лежат те, кто шел в атаку перед нами. Если присмотреться видны бойцы лыжных батальонов — многие из них в белых маскхалатах и в белых овчинных полушубках. Так вот колея от танка и на полпути к немецким позициям танк немцы сожгли, но колея осталась. По этой колее я пол поля и пробегу. Так начало положено и что там дальше. Дальше даже не холм длинные борозды непонятно от чего, но они не прикрыты снегом и значит по ним можно бежать и снег не будет мешать. Как у немцев организована оборона. Пулеметы ведут огонь согласно карточке огня по ориентирам. Задача у пулеметчика простая насытить пространство пулями и положить стрелковую цепь на землю и затем минометный огонь и, собственно, на этом нашу атаку немцы и положили. Всё. Ждут следующую стрелковую цепь и опять по шаблону. Я же думаю вырваться вперед стрелковой цепи и достигнуть немецких траншей раньше всех в одно лицо и потому уйти из-под немецких пулеметов. Я буде вне немецкого шаблона и у меня будет шанс добраться до немцев. Только с кавалерийской пикой я в немецком окопе ничего не сделаю. Что это значит для меня, для меня это значит одно. На первом этапе добраться до сожженного нашего танка и поискать винтовку или автомат на поле боя у тех, кого там убили раньше. И очень желать найти там оружие, потому что в противном случае меня убьют в немецкой траншее. С пикой я там просто смертник безо всякого шанса.

Ну, вот — кричат — За Родину! За Сталина! И я ещё до крика выскочил из стрелковой ячейки и прыжками побежал к разбитому танку. В спину мне било — За Родину! За Сталина! И немецкие пулеметы в лицо, но очередь идет не ко мне, пулеметная очередь идет к стрелковой цепи. Цепь от меня отстала, и я успел добежать до танка и спрятаться под танк. Что же первый этап я смог выполнить теперь поиск винтовки или автомата и вперед. Так и не надо далеко искать. Прямо за танком лежит убитый боец танкового десанта — и не один видимо снарядом их всех и накрыло. Так из четырех автоматов не пострадал один, мне больше и не надо. Теперь диски есть в противогазной сумке у одного из бойцов танкодесанта их аж пять. Боец готовился подгонял диски — у ППШ один недостаток диски не взаимозаменяемые. Только родные подходят остальные нужно специально подгонять. Проверил как они подходят. Отлично. Отомкнул диск — полный. Примкнул обратно и проверил автомат стрельбой. Работает. Так и второй этап пройден. Чуть дальше у воронки лежит боец и у него видна сумка с противотанковой гранатой и чуть дальше второй с такой же сумкой. Так значит вскакиваем и бежим дальше и на ходу надо прихватить эти гранаты. У танкистов гранат не оказалось. На поле каша — наши уже некуда не бегут пулеметы их прижали и планомерно вырезают одного за другим. Только пики торчат на месте, где один за другим погибают мои товарищи. Вскакиваю и бегу. Немцы не сразу меня увидели и мне это позволяет схватить обе сумки, и я бегу дальше. Впереди два пулеметных гнезда и попадаю между ними. Всего у немцев три пулемета и всё больше ничего нет. Ну ещё может десяток стрелков, но они погоды не делают. У немецкой обороны всё на пулеметах держится. Мне остается бежать совсем немного и когда остается уже метров пять до траншеи вокруг меня заплясали фонтанчики снега и льда. Немцы решили не пускать меня в окоп. Но они уже опоздали я падаю в воронку и вытаскиваю противотанковую гранату и приведя её в боевое состояние — швыряю в немецкий окоп. Я очень близко — но ворошиловский килограмм не закинешь далеко. Главное успеть спрятаться до взрыва гранаты. Бросил и прижался к земле. Повезло и докинул, и попал, и удачно попал. Ствол пулемета пролетел надо мной. Теперь надо кидать во вторую пулеметную ячейку и вот теперь надо очень постараться. Кидать надо на двадцать метров. Собираю всю дурь какая есть и на полном выкладе швыряю и есть. Я смог это сделать. Два пулемета из трех захлебнулись и теперь только один пулемет лупит по нашим в поле. Это тоже много на всё поле он уже не держит. Крик нашего политрука перекрывает грохот выстрелов — только теперь он кричит не за Родину! Теперь многоэтажный мат и звериный рык и поредевшая цепь встает, и я тоже бросаюсь к немецкому окопу. По брустверу какой-то провод на всякий случай перепрыгиваю и падаю на дно траншеи, как больно, подвернул ногу. Теперь если не смогу ходить полная безнадега. На ногу я встать не могу и потому иду, опираясь на стенку траншеи. Теперь, когда я на немецкой позиции меня просто так не возьмешь и первый же выскочивший на меня немец получил автоматную очередь в грудь. ППШ скорострельность имеет бешеную. Пол-диска вылетело просто за секунды. Надо стрелять аккуратнее и теперь второй получает уже меньше, но ему хватает. У меня же кончился диск. Меняю диск и отбрасываю пустой в сторону и некуда его складывать и времени нет. Еще двое немцев одновременно выскочили на меня и их перекрестил двумя длинными очередями и опять диск всё. Надо менять — мои благие пожелания стрелять короткими очередями разбиваются о нервы и неумение стрелять одним касанием пальца. Как ни старайся — всё равно длинная очередь. Мои терзания обрывает очередной немец — это уже офицер и он, вытянув руку с пистолетом пытается меня застрелить. Но правда на моей стороне — осечка, опять осечка и я наконец справился с диском и вот у меня почти истерика и весь диск ушел в немца. Но и у меня больше нет автомата — офицер успел выстрелить третий раз, и пуля разнесла мне приклад автомата. Только всё равно автомат уже не годен стрелять, ствол так разогрелся, что теперь должен остыть, но все равно пистолетная пуля сделала свое черное дело. У меня остался только наган погибшего танкиста и шесть пуль в барабане. И надо гасить последний пулемет и вот так прыгая на одной ноге двигаюсь к последнему третьему пулемету и вот уже и последний изгиб траншеи, и там немецкий расчет и этот проклятый пулемет, и я выглядываю за поворот. Три немца, всё свое внимание они бросили на поле и длинными очередями бьют по атакующим бойцам. Их уже немного и осталось, но всё равно они упорно ползут по снегу к немецкой траншее. Поднимаю наган и ровно три выстрела в затылки немцам. И наступает тишина. Нет не полная тишина, ещё стреляет несколько немецких винтовок, но больше нет грохота пулеметов и цепь идет вперед. Внезапно из наших окопов слышно — За Родину! И опять мат. Видимо автоматчики не сильно хотели идти в атаку. Но полковой комиссар выстрелами и пинками поднял и погнал вперед тех автоматчиков, что караулили нас. Немцы бросили всё и побежали. Пока суд да дело я посмотрел, что у меня с ногой. Ничего страшного, так растяжение. Я перебинтовал ногу и одел свой валенок. Теперь пока ура и цепь не добралась до немецкой траншеи надо посмотреть свои трофеи. Нормальная Омега только у унтера что командовал пулеметным расчетом. У остальных обычная солдатская «Дашка», но забираю и эти — поменять на что-нибудь полезное и ли еду можно и эти часы. Только вот надо пока их спрятать в валенок. У унтера оказался ППШ — немцы любят наш автомат. У них даже правило есть — в обороне ППШ, в атаке свой МП. Заодно прибрал к себе в сумку все консервы. Пожрать если и дадут то вечером и то если кухня доберется и подносчики притянут на передовую фляги с кашей. А здесь консервы и такие, что я раньше и не видел. Мед пополам со сливочным маслом и вот ещё растворимый кофе. Успел всё убрать в сумку и развернуть автомат в сторону немцев. До позиции немецкого пулемета первым добежал полковой комиссар и тяжело дыша спрыгнул в окоп и затем вытер рукой потный лоб и узнав меня сказал — молодец, хорошо выступил на митинге и в бою не подвел. «Служу Советскому Союзу» был мой ответ. Коротко и ясно. Пулемет я подобрал и стал смотреть как его приспособить для отражения немецкой контратаки. По немецкому шаблону контратака будет обязательно, и я хотел встретить немцев огнем их же немецкого пулемета. Полковой комиссар с интересом смотрел, за моими действиями и после моей просьбы выделил двоих красноармейцев в помощь. У меня было всё и сменные стволы и запас патронов и теперь пока не было немецкой атаки я учил свои номера как действовать и как управляться с пулеметом. Немцы как я и думал атаковали совсем скоро. Но это были какие-то странные немцы. Почему с белыми повязками и с нашими винтовками. С мосинками. Первая цепь была вся из этих немцев с повязками и винтовками. Вторая цепь была более редкой и в белых маскхалатах, и с автоматами. Было такое впечатление, что те, что с автоматами контролируют первую цепь, чтобы не сбежали. И они не смогли сбежать, один пулемет тоже сила. Короткими очередями я выбивал цепь, и она постоянно ложилась и потом под немецкие окрики вставала и шла дальше. Затем обе цепи откатились назад, и немцы больше не атаковали. Кто же это такие с повязками. Комиссар обходил позиции и увидел, что я заинтересован трупами в шинелях и с белыми повязками. Посмотрел на них тоже и сказал — украинская вспомогательная полиция. Предатели и иуды. И ушел дальше. Приказав своим номерам чистить окоп от гильз и поправить стенки траншеи, я занялся костром и приготовлением обеда. Оба мои номера были ленинградцами и с большим интересом следили за моими телодвижениями. С ещё большим интересом они стаи следить за мной, когда увидели, что я варю кулеш. Это я так назвал это блюдо. Это была сборная солянка из концентрата и мясных консервов. Мои номера просто лётом проглотили свои порции и снова стали жалобно смотреть на меня. Взяв по куску хлеба, я сделал бутерброды и раздал своим голодным товарищам. Себе я сварил кофе и сидел блаженствовал. Кофе было мало, и я его решил беречь. Но не успел. На аромат кофе пришел полковой комиссар и пришлось дать порцию и ему. За ним пришел политрук и лейтенант, но обломались. Полковой отослал обоих проверять цепь и командовать бойцами. Так мы и сидели вдвоем с комиссаром и пили кофе. Затем он ушел. Косые взгляды политрука и лейтенанта меня не взволновали. Полковой комиссар сказал, что политрука он заберет и вечером я буду на месте политрука роты, но звание у меня будет пока замполитрука. Это скорее не звание, а должность. Но для меня это всё равно, обязанности политрука роты — это контроль за командиром роты. Так что ничего они мне сделать не могли. Наоборот, в полит донесении я мог и написать о недостатках и ротного бы спросили. Но зачем подставлять человека, который с тобой в одной упряжке. Пришёл лейтенант и спросил, в курсе ли я своего нового положения. И как будем жить. Я ответил, что в курсе и что жить будем просто, у нас одна задача — рота должна выполнять приказы и по возможности выжить. Одного я не знал, я не останусь в роте. Вечером я уйду за линию фронта. Нужен язык и язык информированный и знающий местную обстановку. Но пока я пил кофе и ел мед с маслом и просто блаженствовал, выжил в атаке, в которой выжить нельзя и у меня теперь автомат. Автомат редкое оружие в это время. В роте только два автомата — у меня и ротного. И всё. Допить кофе пришлось одним глотком — за мной прибежал посыльный, вызывали в штаб…