Звенья одной цепи - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 68

Женщина куснула губу вместо того, чтобы принять мои условия. Пришлось уточнить:

— Вы же можете ему приказать?

— Могу. Но в таком случае вся история точно дойдёт до моего брата.

Я вздохнул:

— Что ж, тогда разрешите откланяться.

Подействовало безотказно: женщина предприняла последнюю атаку:

— Я ведь могу отказаться от своего свидетельства!

— Если не боитесь вызвать сомнения в вашем честном слове у тех, кто вас знает? Можете.

— Стойте! — крикнула она, видя, что её собеседник всерьёз намерен уйти, — Я сделаю то, что вам нужно.

Замечательно. Теперь осталось придумать, как выполнить мою часть сделки.

— Где я смогу найти ненавистную вам соперницу?

— На рыночной площади, совсем скоро. Увидите — не ошибётесь.

Натти разочарованно мотнул головой:

— И что они к тебе липнут?

— Кто они?

— Да все здешние. Боятся, но липнут как мухи.

Действительно загадка. Хотя если вспомнить слова незабвенного Атьена Ирриги, ответ напрашивается сам собой. Я скучный человек, но со мной… спокойно. А всем, кто занимал моё время и внимание на протяжении минувших суток, не хватало именно покоя. И Марис, и нырку, и сестре рентского градодержателя. Вот ведь гадство! Они-то смогли найти во мне то, что искали, а где и как мне обрести сокровенный покой?

— Им кажется, что я могу справиться с их бедами. Глупцы.

— Только кажется? — прищурился рыжий.

— А я разве могу?

— Тебе виднее.

Наверное, всё же могу. Не особенно хочу, но не вижу в желании, к примеру, последней просительницы ничего невозможного. Хотя встречаться с ведьмой, сводящей с ума мужчин, как-то боязно.

— Пойдём на рынок? — спросил мой помощник.

— Надо бы.

— А не страшно?

— Очень страшно. Только мне так и так надо было туда идти. Будем считать, что раз мы предупреждены, то не окажемся застигнутыми врасплох.

Натти пожал плечами, показывая, что в отличие от меня настроен не столь радужно.

Конечно, на рыночной площади следовало оказаться гораздо раньше, но вынужденные задержки привели к тому, что мы вступили в торговые ряды, уже переполненные народом. Пожалуй, такого обилия продавцов и покупателей я не видел даже в столице. И казалось довольно странным, что городок, находящийся едва ли не на отшибе от широких трактов, привлекает к себе столько внимания. Но обычно кажется, если не знаешь истинных причин происходящего, а я, к счастью или к сожалению, прекрасно знал, почему дважды в год Грент наводняют торговцы разнообразных мастей.

С тех пор как Цепи всевозможных надзоров ужесточили слежение за купеческими обозами, вольные города остались единственными местами на карте Дарствия, где можно было совершать торговые сделки с наименьшей платой в дарственную казну. И более того, грамота, подтверждающая сделку, произошедшую в вольном городе, приравнивалась по своей силе ко многим бумагам, выданным Цепями. Когда я впервые узнал об этой странности, меня очень удивило, что подобная практика существует, поскольку она открывала любому запрещённому товару беспрепятственный путь на рынок. Но едва я попробовал заикнуться о своём удивлении, мне мягко и ненавязчиво объяснили, что у сильных мира сего бывают крайние надобности, которые невозможно удовлетворить законным путём. И посоветовали исправно нести службу сопроводителя, то бишь держать язык за зубами, пока они есть. А то ведь могут и исчезнуть…

Разглядеть в скоплении людей тех купцов, чьи лица запомнились мне по завтраку в гостевом доме, было невозможно, если только не столкнёшься с ними нос к носу. Поэтому я неторопливо пробирался по рядам, надеясь на удачу, приглядываясь к ценам и прислушиваясь к разговорам, а Натти следовал за мной, не отставая ни на шаг, и в какой-то момент мне подумалось, что у рыжего имеется свой интерес во мне и моих действиях. Иначе зачем он всё время сопровождает меня? Мог бы сидеть в гостевом доме или в одном из многочисленных трактиров и просто ждать, пока я закончу свои дела. Понятно, если бы на его месте сейчас была Ньяна: ей-то положено быть рядом со Смотрителем. Но Натти при первом же нашем разговоре вёл себя уж слишком независимо, и меньше всего я мог ожидать, что он вдруг станет верным псом. Если только не должно произойти нечто очень интересное и необходимое рыжему. Нечто связанное со мной.

Спросить прямо, что ли?

А и спрошу.

Вот прямо сейчас.

Толпа впереди раздалась в стороны так неожиданно, что я поймал себя на желании тоже метнуться в ближайший закуток, но если в столице подобное движение людей означало бы приближение высокого дарственного чиновника или отряда гвардейцев, никогда не заботящихся о попадающих под копыта коней зеваках, то что должно было случиться здесь? Может, градодержатель решил почтить рыночную площадь своим присутствием? Вряд ли. Парень не показался мне падким на пышные представления. Тогда что же заставило людское море расступиться? Какое чудо?

Незнакомка оказалась права: ошибиться было невозможно. Женщину, прогуливающуюся по торговому ряду, никто бы не нарёк совершенством, но отсутствие черт, восхищающих и приковывающих к себе взгляд наблюдателя, создавало то самое впечатление, от которого голова сразу шла кругом. И не только голова.

Таких женщин лучше всего описывает слово «ладная». Руки были чуть полноваты, ноги кривоваты, грудь недостаточно полна, талия не слишком тонка, изгиб бёдер не столь крут, как в мужских мечтах, но всё это, собранное вместе, являло миру недостижимый идеал красоты. Улыбка, наполовину невинная, наполовину порочная, ни на мгновение не обнажала зубы, делая выражение лица томно-загадочным. Глаза глядели из-под полуопущенных ресниц вроде бы в никуда, но, уверен, каждому мужчине, находящемуся неподалёку, казалось, что женщина смотрит именно на него. Причём смотрит весьма недвусмысленно. Не стал исключением и я.

Она ещё не приблизилась даже на десяток шагов, а мне уже стало нечем дышать, и только многолетняя привычка запоминать и мысленно проговаривать самому себе все ощущения помогла сохранить сознание достаточно ясным, чтобы понять, чего мне хочется в этот момент.

Я хотел припасть к ногам, обрисованным складками узкой юбки, коснуться губами потрёпанного края подола и решиться поднять глаза, только подчиняясь велению неприступной госпожи…

Я хотел рвануть застёжку на высокой груди, чтобы пуговицы брызнули во все стороны весенним дождём, вонзить пальцы в упругий зад, накрыть нежный рот таким поцелуем, от которого она первая запросила бы пощады, задрать эту проклятую юбку и…

Два желания столкнулись друг с другом, в голове что-то затрещало, взорвалось и осыпалось пеплом. Наваждение схлынуло. Да, передо мной была красивая женщина, сознающая свои возможности и отменно ими пользующаяся. Но и только. Я бы скорее и охотнее согрешил с лисичкой Нери, чем с сосудом, содержимое которого явно переливается через край. А вот все другие мужчины, оказавшиеся рядом со мной, думали иначе. Вернее, вообще не думали: на лицах, обращённых к божеству, спустившемуся на землю, читалось желание. Наверное, легко выяснилось бы, что у каждого оно было своим, если расспросить и разведать, но одинаково искажающим человеческий облик. Неужели, кроме меня, не устоял никто? Я обернулся, чтобы проверить, поддался ли мой помощник чарам искусительницы, и сразу забыл о прелестях женщины, которую должен был выставить вон из города.

Рыжий стоял неподвижно, по его лицу текли целые ручьи пота, и казалось, что черты тоже текут, ощутимо меняясь. Ржаво-карие глаза смотрели в сторону женщины, и очень напряжённо, вот только ничего похожего на вожделение в них не было. Скорее наоборот, во взгляде Натти разливалась смертная тоска, словно единственная и самая заветная мечта моего помощника находилась при смерти и корчилась в судорогах. А прядь над левым ухом рыжего… Мне почудилось, или она вдруг стала совсем седой?

Нужно было хлопнуть по обмякшему плечу, разорвать оковы наваждения, помочь, защитить, но не успел я даже поднять руку, раздался вой, заставивший меня отказаться от всех прежних намерений. Вой, в котором слышалось что-то странно созвучное ржаво-карей тоске, но было намного больше ярости и боли.