Маска - Кунц Дин Рей. Страница 15
Тук, тук-тук, тук, тук...
Став глуше, звук превратился в назойливое аритмичное постукивание, еще более изводящее, чем первые сильные удары. Теперь оно, казалось, доносилось из другого конца дома.
Хотя ему вовсе не хотелось забираться на лестницу и под дождем возиться со ставней, именно этим ему и предстояло заняться, так как иначе под аккомпанемент такого постукивания ему ничего не удастся написать. По крайней мере, не сверкала молния.
Поставив чашку на стол, Пол направился было к двери, но на полпути его остановил зазвонивший телефон.
«Да, тот еще предстоит денек», — устало подумал он.
Потом он вдруг понял, что, как только зазвонил телефон, ставня перестала стучать. Может быть, ветер вовсе сорвал ее, тогда с ремонтом придется подождать до более приемлемой погоды.
Вернувшись к столу, он подошел к телефону. Это звонил Альфред О'Брайен. Поначалу разговор не клеился, и Пол очень смущался. О'Брайен настоятельно выражал свою благодарность: «Вы спасли мне жизнь! Вы по-настоящему спасли меня от смерти!» С не меньшей настойчивостью, хотя в этом не было никакой необходимости, он повторял свои извинения по поводу того, что не позвонил вчера, сразу же после случившегося в офисе: «Я был настолько потрясен и ошеломлен, что плохо соображал и не поблагодарил вас. Это непростительно с моей стороны». Каждый раз, когда Пол пытался возражать против громких слов типа «героический» или «отважный», О'Брайен заливался еще сильнее. Наконец Пол решил сдержать свои протесты и дать человеку выплеснуть все эмоции; О'Брайен был твердо намерен очистить совесть с не меньшей тщательностью, чем та, с которой он смахивал крохотные пылинки со своего пиджака. Наконец он, похоже, почувствовал, что в достаточной мере искупил свою (в большей степени вымышленную) оплошность, и Пол с облегчением перевел разговор в другое русло.
О'Брайен звонил еще и по другому поводу, и теперь, словно тоже вдруг почувствовав смущение, он перешел к этой теме. Он никак не мог (это сопровождалось новой серией извинений) найти заявление, которое супруги Трейси подали ему накануне.
— Разумеется, когда это дерево пробило окно, все бумаги разлетелись по полу. Жуткий беспорядок. Некоторые бумаги были смяты и перепачканы, когда мы их подняли, большинство были мокрыми от дождя. Несмотря на это, Марджи — моей секретарше — удалось кое-как все найти и сложить, но — увы! — кроме вашего заявления. Его нигде нет. Я думаю, его могло унести ветром через одно из разбитых окон. Я не знаю, почему так случилось именно с вашим заявлением, но рекомендательной комиссии мы должны представить его в должном виде. Мне очень неловко доставлять вам такие неудобства, мистер Трейси, я искренне сожалею.
— Это не ваша вина, — ответил Пол. — Я заеду к вам за бланком, и мы с Кэрол заполним и подпишем его сегодня же.
— Вот и хорошо, — сказал О'Брайен. — Потому что оно должно быть у меня завтра рано утром, чтобы успеть к очередному заседанию комиссии. Марджи понадобится три полных рабочих дня, чтобы должным образом оформить и заверить ваше заявление, а именно столько времени и осталось до среды, когда будет комиссия. Если мы пропустим это заседание, следующее состоится только через две недели.
— Я заеду за бланком до полудня, — заверил Пол. — И привезу его вам в пятницу с утра.
Они распрощались, и Пол положил трубку.
ТУК?
Услышав этот звук, он сник.
Все-таки ему придется заняться ставней. А потом ехать в город за бланком заявления. Затем возвращаться домой. Полдня будет потеряно, и он не напишет ни единого слова.
ТУК! ТУК!
— Проклятие! — выругался Пол.
Тук, тук-тук, тук-тук...
Определенно, его ждал тот еще денек.
Он спустился вниз и полез в шкаф, где были его плащ и резиновые сапоги.
Взад-вперед, туда-сюда — «дворники» мотались по лобовому стеклу, резко поскрипывая, отчего у Кэрол сводило зубы. Подавшись вперед, она напряженно вглядывалась в дождевую завесу.
Улицы блестели; асфальт казался жирным и прилизанным. Мутные потоки воды неслись по сточным канавам, образуя лужи над забитыми решетками водостоков.
Было десять минут десятого; только что закончился утренний час пик. Хотя на улицах было еще оживленно движение казалось вполне равномерным. Для Кэрол все ехали слишком быстро, и она, чувствуя некоторую неуверенность, внимательно смотрела по сторонам.
За два квартала до офиса эта осторожность оправдалась: правда, и ее оказалось недостаточно, чтобы предотвратить несчастье. Не глядя на приближавшийся транспорт, какая-то блондинка, проскочив между двумя фургончиками, выбежала прямо под колеса ее «Фольксвагена».
— Господи! — вырвалось у Кэрол, когда она резко нажала на тормоз с такой силой, что даже приподнялась с сиденья.
Подняв взгляд, блондинка оцепенела с широко раскрытыми глазами.
Хотя «Фольксваген» ехал со скоростью не более двадцати миль в час, мгновенно остановить его было невозможно. Тормоза завизжали. Покрышки заскребли по мостовой, пытаясь вцепиться в мокрый асфальт.
— Боже мой, нет! — вскрикнула Кэрол, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
Машина, налетев на блондинку, подцепила ее своим капотом; «Фольксваген» стало заносить влево, и он оказался на пути приближавшегося «Кадиллака». Взвизгнув тормозами, «Кадиллак» резко вильнул, и шофер надавил на сигнал, словно решил, что от громкого звука Кэрол как по волшебству куда-то денется с его пути. В то мгновение она была уверена, что они неизбежно столкнутся, но «Кадиллак», даже не царапнув ее, прошел мимо в паре дюймов — все это произошло в считанные секунды, — и в тот же момент блондинка, скатившись с капота, упала на обочину. «Фольксваген» наконец-то остановился посреди улицы, раскачиваясь на своих рессорах, словно детская лошадь-качалка.
Все ставни были на месте. Все до единой. Ни одна из них не болталась и не стучала на ветру, как думал Пол.
В сапогах и плаще с капюшоном, он обошел вокруг дома, внимательно осматривая все ставни как на первом, так и на втором этажах, и не заметил никакой пропажи На доме не было видно никаких следов ненастья.
Весьма озадаченный, он вновь обогнул дом, чавкая сапогами по пропитанному дождем лугу, как по мокрой губке. На этот раз он искал какие-нибудь сломанные сучья деревьев, которые при порывах ветра могли биться о стену. Деревья оказались невредимыми.
Поеживаясь от преждевременного осеннего холода, он минуту-другую постоял на лужайке, приглядываясь и прислушиваясь, не раздастся ли стук, тревоживший дом всего несколько минут назад, поворачивая голову то вправо, то влево. Теперь ничего слышно не было: лишь дыхание ветра, шорох деревьев и тихий шелест падающего на траву дождя.
В конце концов, почувствовав, что от холодного дождя с ветром у него застыло лицо, он решил прекратить свои поиски до тех пор, пока вновь не услышит стук и не поймет, откуда он происходит. А пока он съездит в город за бланком заявления. Дотронувшись рукой до лица, он почувствовал жесткую щетину, вспомнил безупречную опрятность Альфреда О'Брайена и подумал, что ему неплохо бы побриться, перед тем как ехать.
Пол вернулся в дом через задний вход, оставив свой мокрый плащ на диване-качалке с виниловым сиденьем и скинув с себя сапоги, прежде чем отправиться на кухню. Закрыв за собой дверь, он с удовольствием почувствовал домашнее тепло.
ТУК! ТУК! ТУК!
Дом вздрогнул, словно от трех очень сильных и частых ударов кулака какого-то великана. В центре кухни, где к потолку была подвешена полка с кухонной утварью, звякнули кастрюли и сковородки.
ТУК!
Если бы настенные часы были не так хорошо прикреплены к стене, они наверняка бы упали.
Пол вышел на середину помещения, пытаясь определить, откуда доносился стук.
ТУК! ТУК!
Раскрылась дверца духовки.
Две дюжины маленьких склянок со специями зазвенели друг о друга.
«Что ж это за чертовщина?» — подумал Пол, чувствуя, как ему стало не по себе.