Наследницы - Мареева Марина Евгеньевна. Страница 28
— Не погода, а знаки какие-то.
Они стояли в прихожей, отряхивая друг друга от снега. Анна Федоровна предусмотрительно разложила на полу тряпку.
Вера настороженно взглянула на мать.
— В каком смысле?
— А в таком: когда я в первый раз сюда приехала, все было точно так же.
Вера вспомнила, как она впервые привела сюда Олега познакомить с отцом. И погода повела себя таким же образом. «К чему бы это?» Она собралась было рассказать об этом матери, но передумала. Вере и так с трудом удавалось отогнать мысли об Олеге, а заговорить о нем вслух означало бы свести на нет все усилия по работе над собой — решение принято, и больше никаких сомнений.
Они прошли по маленькому коридорчику и оказались непосредственно в мастерской. Это был большой зал. На стенах высотой метров десять-двенадцать не было живого места — картины, картины, картины. В художественном беспорядке стояло несколько мольбертов. В глубине — большой стол овальной формы. Хозяин любил принимать гостей. Налево — «склад готовой продукции», как шутливо называл Иваницкий комнату, где хранил картины. За ней — «арсенал», небольшое помещение для подрамников, холстов, красок. Небольшая перегородка слева скрывала дверь, ведущую в комнату отдыха. Художник любил работать ночью, а с рассветом — отправиться поспать часочек-другой.
Женщины прошли прямо к столу. Вера поставила на стул хозяйственную сумку.
— Я сейчас протру влажной тряпкой, — она провела пальцем по пыльной поверхности стола, оставив след, — потом все остальное. — И направилась к колонке.
— Ты не забыла свечи? — спросила Анна Федоровна, заглядывая в сумку.
— Они в боковом отделении.
Вера ловко вытерла стол. Разложила чистую хрустящую скатерть, которую достала из сумки. Оттуда же вынула тарелки, ножи, вилки, коробку бокалов, несколько подсвечников. Вдвоем молча начали сервировать стол.
— Вера, — Анна Федоровна с мольбой посмотрела на дочь, — Верочка, прости Олега, тебе самой сразу станет легче.
— Не знаю, — не глядя на мать, Вера сосредоточенно протирала бокалы полотенцем, — не думаю.
— Вот увидишь, — Анна Федоровна подошла, обняла дочь за плечи, — это такое счастье, когда есть кого прощать. Когда тот, кого ты можешь простить, жив, здоров, любит тебя. Ждет твоего прощения.
— Постой, — Вера вгляделась в лицо матери, — ты хочешь сказать, что, если б был жив отец, ты бы его простила?
— Ну разумеется.
— Мам, — Вера уткнулась ей в плечо, — я так устала. Эти безумные сорок дней. Удар за ударом, не успеваешь прийти в себя.
— А ты воспринимай это иначе. Ты потеряла отца, но зато приобрела сестру и брата.
— Послезавтра, — в Верином голосе зазвучали жесткие нотки, — нотариус огласит завещание, то-то мне покажут сестрица и брат.
Алик Цветков познакомил меня с Наташей Медведевой. Оказывается, он знает ее еще по Парижу. Чего ею пугают? Нормальная хулиганка, красивая, талантливая баба. С удивлением узнал, что она еще и член Международного союза художников. Жадная до всего: поет, рисует, делает коллажи, пишет стихи, песни, романы, публицистику. А еще и вяжет. Как-то с ее образом это мало сообразуется, но мне думается, что от нее ждут всегда чего-нибудь эдакого, провоцируют ее, ну она им и выдает по первое число, чтоб мало не казалось, чтоб руками не трогали и близко не подходили. Подарила книжку — там роман и дневники. Полистал, наткнулся на вопросник Второй день сижу, отвечаю на вопросы.
Что Вы делаете, если просыпаетесь среди ночи?
Думаю о смерти. Это помогает жить.
Какое самое нелестное высказывание о себе Вы слышали?
Что я стяжатель.
В какие игры Вы играли в детстве?
В вышибалы.
Что Вам нужно, чтобы взбодриться?
Взять в руки кисть или карандаш.
Кто Вас больше всех любит?
А черт его знает. Наверное, собака. Ой лукавишь, Вольдемар, ой лукавишь. Во всяком случае, чтобы узнать наверняка, нужно помереть. А уж там посмотрим.
Вы сильно будете переживать, если у Вас выпадут волосы?
Сильно, но, чтобы утешиться и отвлечь себя от грустных мыслей, куплю рыжий парик и буду бегать трусцой вокруг дома.
Что бы Вы сделали с человеком, стрелявшим в Вас, но промахнувшимся?
Написал бы его портрет, повесил на видном месте, чтобы не забывать, кому обязан вторым рождением.
Какой поступок Вы совершили (или нет), о котором очень сожалели после?
Чтоб сожалеть — нет. А вот за многие поступки до сих пор стыдно.
Ваше самое сильное разочарование?
Толстой написал бы, что жизнь, — потому, что она конечна, а он не мог примириться со смертью. А я… Нет пока ответа. Буду еще думать.
Что Вы будете лечить, если заболеете, — свой дух или свое тело?
Я-то дух, а мои домашние примутся за мое бренное тело.
Чем Вы занимаетесь, когда остаетесь в одиночестве, и часто ли такое бывает?
Работаю.
Что Вы думаете о слишком худом человеке?
Ха-ха, чтоб его ветром не унесло.
Вы следуете политкорректности?
Не следовал и впредь следовать не собираюсь.
Что Вас больше всего раздражает в людях?
Жадность, тупость, эгоизм, распущенность, отсутствие деликатности.
Под вашей подушкой постоянно лежит: …?
Надо посмотреть.
Кого Вы охотно возьмете к себе жить — хомячка, обезьянку или волнистого попугайчика?
Волнистого попугайчика, и научу его говорить: «Какая прелесть!».
Что Вам в самом себе нравится, чего пожелали бы и другим?
Трудолюбие, или, как говорит Юрий Норштейн, жопо-часы.
Как часто Вы думаете о мужчинах (о женщинах)?
Надо у Медведевой уточнить, что она имела в виду. Хотя… о чем еще думать мужику, как не о бабах.
Почему бы Вам не подстричься наголо и не сбрить брови?
А действительно, почему? Из-за опасения показаться глупым, сумасшедшим? Но я-то знаю про себя, что, в сущности, я и есть сумасшедший, нормальный сумасшедший.
О чем Вы думаете, если, проснувшись утром, в зеркале увидите совершенно чужое лицо?
Попрошу это лицо представиться.
Ваше самое нелестное высказывание о музыке?
Лажа! Пустота! Не цепляет!
Чего бы Вы попросили у доброй волшебницы?
Попозировать мне.
Если бы Вы были женщиной (мужчиной), то какой (каким)?
Миниатюрной японкой-гейшей.
Что (кто) на Вас может произвести впечатление?
Красота.
Что такое, по-Вашему, счастливая жизнь?
Когда в согласии с самим собой.
Какую роль и в каком фильме Вы хотели бы сыграть?
Ежика или ослика Иа-Иа в мультфильмах.
Оглашение завещания было назначено на одиннадцать часов. Первыми пришли Галина Васильевна и Саша. Прежде чем войти в нотариальную контору, Галина Васильевна попросила у дочери зеркальце.
— Так и знала, — разглядывая себя, сокрушалась она, — какие круги под глазами!
— А что ты хотела получить после бессонной ночи?
— Так ведь я ж старалась уснуть, сколько корвалола выпила, а так и не смогла, — оправдывалась Галина Васильевна. Она вернула зеркальце дочери. — Посмотри, а губы у меня не очень накрашены?
— Не очень, и перестань нервничать, что бы там ни было с этим завещанием — жизнь на этом не кончается. Жили без него и дальше будем жить.
— А Аня, наверное, придет вся такая… ухоженная.
Саша всплеснула руками.
— Мам, как будто вы соперницы! Ты что, ее ревнуешь? Ты ж все-таки к нотариусу идешь, а не на какие-нибудь смотрины.
Они увидели, как во двор въехала машина Анны Федоровны.
— Пойдем скорее! — увлекая за собой дочь, взмолилась Галина Васильевна.
Они скрылись за дверью.
Анна Федоровна была бледна. Она тоже плохо спала этой ночью. В отличие от Веры, которая провалилась в сон как в бездну. Матери стоило немало усилий, чтобы ее поднять.