Наследницы - Мареева Марина Евгеньевна. Страница 49

— Да какая разница! Мазня, она и есть мазня!

— А знаешь, жена Иваницкого, первая, враз определила, какая из них настоящая, и чуть в обморок не кувыркнулась от счастья. А моя, артистка-недоучка, такое шоу устроила!.. Колес каких-то наглоталась и наговорила им черт-те что — в образ вошла, прям как Ермолова. Тьфу, — он сплюнул, — в общем, поводила их за нос, а картину и не отдала.

— Ну вот, теперь она их продаст и нормальные бабки срубит, — огорчилась Диана.

— Зато она оставила нас в покое. Какая у нас отдельная квартирка образовалась! С выходом!

— Жека, а ты меня любишь? — Диана призывно посмотрела на любовника.

— Обожаю!

— Жек, а давай по-другому жить! — кружась вокруг него, предложила она.

— А давай!

— Продадим твою халупу, добавим полтинник, купим землю в хорошем месте…

— Купим, крошка.

— Жек, я хочу дом!

— Куплю дом!

— Загородный! Большой! — капризно лепетала Диана, ластясь к нему и обвив его шею красивыми руками. — Я тачку хочу!

— Куплю тачку!

— Роскошную! «Феррари»! Я хочу… я хочу яхту… бриллианты, Жека!

— Озолочу! — Он смотрел на нее с обожанием.

— Ты знаешь, я хочу в Малибу-у-у!

— А вот до Малибу еще доплыть надо, — резко посерьезнев, сказал Евгений. — Как бы нам с тобой, котенок, не утонуть по дороге.

— А если нам еще с этой Леры… любовницы старикашкиной… двадцатку стрясти!.. — Диана аж зажмурилась.

— Стрясу как пить дать, — как-то устало и безысходно согласился Евгений. — Если меня самого не стрясут… с дуба — оземь.

— Не боись, прорвемся. Давай прямо сейчас и позвоним этой бизнесменше.

— Ну, раз ты хочешь, давай.

Они вернулись в квартиру, Евгений набрал номер и включил громкую связь:

— Здрасьте, это Евгений говорит.

— A-а, это ты, мразь!

— А вы сегодня газетку «Утренний курьер» читали?

— Бульварную прессу в руки не беру.

— Напрасно, тут и про вас написано. Правда, пока чуть-чуть, я просто даю вам возможность откупиться. А другим досталось! Ха-ха-ха! А вы хотите про себя послушать из неопубликованного… пока? — Евгений водил мышью, ища нужный абзац. — Сейчас. Минуточку. А, вот он. Слушайте и наслаждайтесь: «Лера меня преследовала повсюду. Я не знал, куда спрятаться от ее бешеного темперамента. Не хотел я от нее никакого ребенка. Она же взяла меня за горло, поставила перед фактом». Алло? Я вас не убедил? Или вам еще кажется, что я шучу?

— Чего тебе надо? — прервав молчание, зло спросила Лера.

— Ясно чего — денег. Для начала двадцать тысяч.

— Двадцать тысяч? А ты не подавишься?

— Должен вас огорчить — не подавлюсь.

— Да я урою тебя, шантажист проклятый! — пообещала Лера и бросила трубку.

— Как думаешь, клюнула? — неуверенно спросил Евгений.

— Раз пообещала урыть…

— Надеюсь, она так пошутила.

— Ни фига себе шуточки, — прокомментировала Диана.

Саша резко затормозила. Пешеходы, как по команде, оглянулись на зловещий звук тормозов. Задумавшись, она проскочила мимо ворот галереи «Вера». «Главное, спокойствие», — нашептывал внутренний голос. «Какое, к черту, спокойствие! — Саша положила голову на руль и закрыла глаза. — Ну чего я сижу, выжидаю? Она все равно узнает рано или поздно. Не от меня, так от «доброжелателя». Вдруг этому уроду взбредет в голову лично поговорить с «тещенькой»? — Ее всякий раз передергивало, когда бывший муж так называл ее мать. — Потянет пожаловаться на судьбину: мол, в первый раз обделили, и в этот ничего не обломится. Еще и грязью его, бедненького, облили. Да, такого обольешь, как же! Сам черненький и других черненькими сделать хочет. Странно, и этого человека я когда-то любила. Родила от него сына. Хоть бы копейку Андрюшке когда-нибудь принес. И слава богу, что не принес. От такого не надо. Прав все-таки Илья, липнет ко мне всякая шелупонь».

Саша не стала разворачиваться — слишком хлопотно. И без того узкая улица была забита машинами. «Пройдусь. Заодно и проветрюсь», — решила она. Не обернувшись и не посмотрев на дорогу, она резким движением открыла дверцу. Мимо на бешеной скорости промчался навороченный джип, Саша отпрянула назад и дверцей поранила палец. Боли не почувствовала. «Ну что ж это за жизнь такая?! Урод на уроде! Есть нормальные мужики в отечестве или все перевелись?!» Она достала из кармана платок, обернула им кровоточащий палец. С яростью хлопнув дверцей и забыв включить сигнализацию, быстро пошла, сосредоточенно глядя под ноги. Миновав ворота, побежала.

Отдышавшись у парадного подъезда, Саша беспрепятственно прошла мимо охранников. По залам галереи бродили посетители. «Отец был бы рад, — подумала она, — что его картины и после его смерти вызывают интерес у людей». Смотрительницы приветливо кивали ей, как своей, Саша отвечала им быстрыми кивками.

— Ирина Петровна, мама в мастерской? — обратилась она к одной из них, о которой Галина Васильевна говорила с большой симпатией.

— Да, Сашенька. Галина Васильевна с самого утра работает.

В мастерскую Саша вошла без стука. Галина Васильевна в рабочем комбинезоне и с косынкой на голове натягивала старый холст на новый подрамник.

— Сашуль, смотри, какой чудный набросок! Вчера в Володиных залежах нашла.

Галина Васильевна была благодарна Вере, что та доверила ей разобрать архив Иваницкого. Отдала в полное ее распоряжение эту мастерскую, просторную комнату, уставленную подрамниками, мольбертами, скульптурными композициями художника. «Как она органично вписалась в этот интерьер. Хоть картину с нее пиши», — в который раз отметила Саша.

По лицу дочери Галина Васильевна поняла: что-то произошло, но, не решаясь спросить, оттягивала неприятное, продолжала работать, не выпуская из рук подрамника. Вдохновенно, с жаром истинного знатока стала объяснять дочери:

— Смотри, как изменилась его манера к концу шестидесятых! Штрих стал менее заметным… мазки — длиннее и тоньше… Цветовые пятна — определеннее! И в то же время сложнее… — Она осеклась на полуслове и испытующе посмотрела на дочь. — Что у тебя с рукой?

— Ерунда, — Саша отняла от пальца платок с пятнами крови, — всего лишь кровь. — А вот здесь, мама, — она вынула из сумочки свернутый в трубочку «Утренний курьер» — те, кто жаждет нашей кровушки. — Вот где мазки так мазки. Дли-и-инные… — Саша протянула газету матери, — и сложные пятна… Пятна грязи!

Галина Васильевна сняла перчатки и взяла газету.

— Ой, дочка, ничего не вижу.

— Ты очки забыла надеть.

— И правда. — Галина Васильевна нервно надела очки, которые висели на цепочке у нее на шее, и вся ушла в статью.

— Мамуль, ты только не волнуйся! — взмолилась Саша. — О тебе единственной здесь — в самых превосходных степенях!

— Зато о тебе бог весть что… Боже мой, какие перлы! Нет, Володя так не мог… Это измышления какого-то мерзавца!

— Мама, а ведь, признайся, здесь много правды… — грустно выдохнула Саша.

— Зря я сняла перчатки! Теперь не отмоешься… — Галина Васильевна брезгливо швырнула газету в сторону. «Утренний курьер» отлетел в угол мастерской. — Откуда это у тебя? Сама купила или…

— Или… Я таких газет не читаю, ты знаешь. Но, как ты говоришь, мир не без добрых людей.

— Это отец твой так говорил.

— Не все ли равно кто, главное — все сходится: доставили прямо на работу. Мои гнесинские от любопытства на уши встали.

— Я его знаю? — Галина Васильевна выпрямила спину, подобралась, всем видом показывая, что стоически выдержит правду, какой бы горькой она ни была.

— Еще бы! Зятек твой бывший.

— Каков мерзавец!

— Пришел клянчить. Хоть что-нибудь из папиного наследства. Когда понял, что не дождется, разыграл бездарную сцену, как он унижен, как оскорблен. Угрожал, что подаст в суд для компенсации морального и материального…

Галина Васильевна перебила дочь:

— Сашуль, запамятовала, там, в газете, есть фамилия или это анонимка?

Саша прошла в угол мастерский, изогнувшись и не беря газету в руки, прочла: