Мистер убийца - Кунц Дин Рей. Страница 31

Взволнованный мыслью о том, что на Пейдж и девочек могут напасть на улице, прежде чем они доберутся до дома Делорио, Марти подошел к парадной двери. Она была закрыта изнутри и предохранительная цепочка была на месте. Безумец не мог покинуть дом этим путем.

Он вообще не покидал его. Как он мог это сделать в его состоянии? Не паникуй. Спокойно. Обдумай все хорошенько.

Марти был готов проспорить год своей жизни, доказывая, что смертельные раны Другого были настоящими. Ублюдок сломал себе хребет. Его неспособность двигать чем-либо иным, кроме головы и пальцев одной руки, означала, что, падая, он повредил позвоночник.

Итак, где же он?

Наверху его не должно быть. Даже если он не повредил позвоночник, даже если он избежал паралича рук и ног, все равно он не смог бы поднять свое изувеченное тело на второй этаж за тот короткий промежуток времени, что Марти был на кухне.

Напротив входа в жилую комнату находится небольшая уютная комнатка, смежная с кабинетом. Грязно-серый свет умытых ливнями сумерек проникает сквозь щели в ставнях, но ничего не освещает. Марти входит в комнатку и щелкает выключателем. Пусто. Он открывает зеркальную дверь гардероба, но и здесь никого нет.

Шкаф в фойе. Никого. Дамская туалетная комната. Никого. Чулан под лестницей. Прачечная. Гостиная. Никого, никого, никого.

Марти ищет неистово, безрассудно, пренебрегая своей безопасностью. Он ожидает обнаружить своего потенциального убийцу где-то рядом, беспомощного, быть может, даже мертвого, у которого эта неудачная попытка к бегству отняла последние силы.

Вместо этого, войдя на кухню, он обнаруживает заднюю дверь, выходящую в летний сад, открытой. На вешалке у входа в гараж висит обдуваемый холодным ветром с улицы плащ Пейдж. Хлопают дверцы буфета.

Значит, пока Марта через столовую и жилую комнату возвращался в фойе. Другой проследовал на кухню другим путем. Он, должно быть, прошел небольшим коридором, который начинался у фойе, затем шел мимо дамской туалетной комнаты, прачечной и пересекал один конец гостиной. Проползти все это расстояние он так быстро не смог бы. Значит, он шел, пусть неуверенно, но шел.

Нет. Это невозможно. Хорошо, допустим, парень не повредил себе позвоночник серьезно. Допустим, он у него даже не сломан. Но спину-то он должен был себе повредить. Он не мог просто так вскочить и убежать.

И вновь на смену реальности пришел кошмар. Значит, вновь пришло время, крадучись, выслеживать кого-то. И быть объектом слежки со стороны чудовища, умеющего восстанавливать силы, которое можно было увидеть разве что во сне. Он, этот кто-то, сказал, что пришел за своей жизнью, и, похоже, он неплохо экипирован для того, чтобы забрать ее.

Марти вышел в летний сад.

Вернувшееся к нему чувство страха обострило его восприятие окружающего. Краски показались ему насыщеннее, запахи – тоньше, звуки – чище и изысканнее. Вспомнилось вдруг не поддающееся описанию пронзительное ощущение, присутствовавшее в детских и юношеских мечтах – особенно в тех, где он легко парит в небе как птица, или предается любви с такой прекрасной женщиной, что позже не может припомнить ни ее лица, ни ее тела, помнит только поразительный блеск ее совершенной красоты. Эти мечты, казалось, вовсе не были фантазией, просто они поднимались над обыденной реальностью благодаря своей значимости и насыщенности событиями. Выйдя из кухни, ступив из теплого дома в холодное царство природы, Марти вдруг вспомнил восхитительную яркость этих давно забытых образов. Вспомнил потому, что сейчас испытывал нечто подобное ем острым ощущениям, чутко откликаясь на каждый нюанс, связанный с тем, что он видел, слышал, обонял и осязал.

С толстого ковра устилающей крышу бугенвиллей стекали капельки воды, падая в маслянисто-черные лужи. На их черной глади плавали малиновые лепестки складывающиеся в таинственные, подчас полные смысла рисунки, похожие на старинные письмена какого-нибудь давно почившего в бозе китайского мистика.

По периметру небольшого обнесенного стенами заднего дворика рос индийский лавр. Его листья и листья густо обвивавшего стены вьюнка дрожали на холодном резком ветру. В северо-западном углу двора подпирали небо своими длинными тонкими стволами два австралийских эвкалипта, роняя продолговатые дымчато-серебристые листья, по цвету похожие на крылья стрекозы. Здесь же рос довольно густой кустарник, в котором вполне мог спрятаться человек.

У Марти не было намерения искать там. Даже если его жертва сумела выползти из дома и спрятаться в этом холодном и мокром убежище из кустов жасмина и агапантуса, слабая от потерянной крови, – а это скорее всего так и есть, – Марти не торопился искать его. Ему было важнее знать, что в настоящий момент он не пытается уйти незамеченным.

В укромных уголках, известных только им одним, хором пели жабы, обалдевшие от такого обилия воды. Их пронзительные голоса, обычно ласкающие слух, теперь казались жуткими и угрожающими. Звуки их арии перекрывал еще отдаленный, но уже отчетливо слышимый вой сирен.

Если самозванец пытается убраться отсюда до приезда полиции, у него не так уж и много путей отхода.

Он мог вскарабкаться на одну из стен, но это маловероятно, так как даже несмотря на его чудо-метаморфозы с восстановлением сил он просто не успел бы пересечь лужайку, продраться сквозь кусты и перелезть во двор к соседям.

Марти свернул направо, убегая от дождя, капающего с крыши летнего сада. Промокший до ниточки уже через несколько шагов, он пошел по дорожке, идущей вдоль дома, затем обогнул гараж сзади.

Ливень выманил из мокрых и тенистых укрытий змей, которые обычно выползали только поздно ночью. Их бледные студенистые тела выползали из нор почти целиком головой-филлером вперед. Марти, не желая того, наступил на нескольких, превратив их в кровавое месиво, и тут же в голове у него промелькнула суеверная мысль о том, что какое-нибудь космическое существо может в любую секунду сбить его с ног и раздавить с такой же бессердечностью.

Завернув за угол и войдя на дорожку между вьюночной изгородью и стеной гаража. Марти надеялся увидеть ковыляющего к выходу из поместья себе подобного гостя. Но дорожка была пуста. А ворота были приоткрыты.

Когда Марти выбежал на проезжую часть перед домом, он явственно услышал звук сирен. Он перескочил, выпачкавшись грязью, через глубокую канаву, выскочил на улицу и посмотрел по сторонам. Полицейских машин еще видно не было.

Другого тоже нигде не было. Марти был на улице один.

Через квартал от него, слишком далеко, чтобы различить марку или модель, на большой скорости в южном направлении удалялась машина. Марти усомнился, что за рулем Другой, даже несмотря на непозволительно высокую при таких погодных условиях скорость. Он все еще не верил, что калека мог пройти весь этот путь, дойти до машины, сесть в нее и уехать, да еще на такой скорости. Они, без сомнения, найдут этого сукиного сына где-нибудь поблизости, в кустах, лежащего, без сознания или даже мертвого. Машина повернула за угол; визг ее протестующих шин был слышен даже сквозь шум дождя. Затем она скрылась из виду.

С севера донесся вой сирены, похожий на предвещающие смерть стоны духа, который становился все сильнее. Марта посмотрел туда, откуда он доносился, и увидел черно-белый полицейский "седан", преодолевающий поворот на такой же высокой скорости, как та машина, которая поворачивала за угол в сторону юга. Вращающиеся красные и синие сигнальные огни отбрасывали яркий свет на асфальт. Звук сирены прервался, как только "седан" остановился посередине улицы, в нескольких метрах от Марти, слишком театрально махнув своим рыбьим хвостом.

Когда передние двери "седана" открывались, вдали послышалась трель едущей сзади патрульной полицейской машины. Из нее вылезли двое полицейских, пригибаясь к земле и прячась от дождя за дверцами машины, они кричали:

– Брось его! Сейчас же! Быстрее! Брось его сию же минуту, или мы пристрелим тебя, дурья твоя башка!