Преследование - Джойс Бренда. Страница 19

– Он спускался сегодня?

– Да, только что, – подтвердил Ллойд. – Но он непреклонен, мисс Грейстоун, он четко дал понять, что сегодня никого не принимает.

У Амелии тут же как будто камень с души упал. Гренвилл вышел из своих комнат! Она испытала огромное облегчение. Несомненно, теперь ей уже не надо добиваться встречи с ним. Она может просто вернуться домой – и это будет намного безопаснее, чем снова встречаться с Гренвиллом!

– Тогда мне лучше уйти. Но прежде расскажите мне, как дети?

Глаза Ллойда беспокойно замерцали.

– Лорд Уильям выглядит сегодня очень расстроенным, мисс Грейстоун. Утром он заперся в своих покоях, и синьору Барелли потребовалось несколько часов, чтобы убедить его выйти.

От недавнего облегчения не осталось и следа. Амелия могла ожидать чего-то подобного от Джона, но только не от его старшего брата.

– А где в это время был его светлость?

– Он должен был уже спуститься, мисс Грейстоун. Не думаю, что ему рассказали об этом неприятном случае.

Амелию тут же захлестнула тревога.

– Но он видел детей с того момента, как спустился вниз?

Ллойд покачал головой:

– Полагаю, он не видел детей со дня похорон, мисс Грейстоун.

Потрясенная до глубины души, Амелия уставилась на него. Потом, после долгого молчания, спросила:

– Как он?

Ллойд понизил голос:

– Мне не кажется, что сегодня он чувствует себя хорошо.

И тут Амелия поняла, что пока не может уйти.

– Где он?

Ллойд встревожился:

– Он обедает, мисс Грейстоун, но он выразился предельно ясно…

– Я сумею сладить с его светлостью, – на ходу бросила Амелия, поспешив в коридор. Ею двигала решимость. Гренвилл, вероятно, страдал от последствий вчерашней попойки, предположила она. И все же, как бы плохо он себя ни чувствовал, ему пора было взять на себя ответственность за семью и стать настоящим отцом собственным детям.

Насколько помнила Амелия, столовая представляла собой просторную комнату, отделанную панелями из темного дерева, с обшитым древесиной потолком, несколькими картинами на стенах и длинным дубовым столом с двумя дюжинами величественных стульев, обитых бордовым бархатом. Две двери из черного дерева преграждали вход в столовую. Обе были закрыты.

У дверей стоял слуга в ливрее, неподвижный и немигающий, будто статуя. Ни на мгновение не поколебавшись, Амелия распахнула двери и переступила порог.

Гренвилл сидел во главе длинного стола в другом конце комнаты, лицом к дверям. Стол был накрыт на одного, на превосходной льняной скатерти красовался хрусталь. В центре стояли высокие белые свечи. Когда Амелия вошла в столовую, Гренвилл завтракал – и выглядел при этом крайне озабоченным.

Он поднял взгляд и, пристально глядя на нее с противоположного конца огромной комнаты, отложил приборы.

Амелия помедлила, подрастеряв свою решимость, потом повернулась и закрыла за собой двери. Последующая беседа должна была происходить без свидетелей. Амелия молилась, чтобы ее смелая попытка припереть Гренвилла к стенке не оказалась серьезной ошибкой.

Обернувшись, Амелия задрожала от страха – и как ее снова угораздило дразнить льва в его логове? Определенно, именно так и выглядели ее намерения. Она мрачно двинулась вперед, напрягая зрение, чтобы рассмотреть выражение его лица.

Гренвилл не сводил с Амелии глаз, пока она приближалась. Лишь когда она подошла совсем близко, он положил салфетку из золотой парчи на стол и поднялся.

– А вы не можете не вмешиваться в мои дела, как я посмотрю, – без улыбки заметил Гренвилл.

Саймон выглядел плохо. Он побрился, но под его воспаленными глазами залегли тени. Несмотря на оливковый цвет лица, Гренвилл был бледен. Его одежда казалась безупречной: темно-синий сюртук, рубашка с пышными кружевами у горла и на манжетах, желтовато-коричневые бриджи, белые чулки. Но волосы Саймона были небрежно стянуты назад в косу. Он выглядел так, словно провел долгую ночь в беспробудном пьянстве, что, по сути дела, было чистой правдой.

– Я по-прежнему беспокоюсь о ваших детях.

– Но ваше беспокойство не распространяется на меня?

Амелия решила пропустить насмешку мимо ушей.

– Сегодня вы чувствуете себя лучше?

– Я чувствую себя точно так, как выгляжу, – чертовски скверно.

Она сдержала улыбку и язвительно бросила:

– За все в этой жизни нужно платить.

– Хм, мне кажется, вам приятно видеть, как я страдаю.

– Неужели вы думали, что сумеете избежать последствий своей чудовищной попойки? – вскинула брови Амелия. – Но я не радуюсь тому, что вам плохо.

– На самом деле я совсем не уверен, – медленно произнес он, не сводя пристального взгляда с ее лица, – что вообще о чем-то думал.

Между ними повисло молчание. Нет, он не думал, он переживал – он был в ярости и просто убит горем. А еще он очень явно, недвусмысленно намекал на нечто непристойное. Амелия отвела глаза, наконец-то прервав соединивший их долгий взгляд.

Гренвилл показал на стул, за спинку которого она держалась. Амелия заметила этот жест краешком глаза и покачала головой, снова взглянув на Саймона:

– Я не собираюсь засиживаться.

– Ах да, ваша мама ждет.

Амелия напряженно замерла на месте. В его тоне просквозила насмешка? Зато теперь стало очевидно, что Гренвилл прекрасно помнил их вчерашнюю стычку.

Он вдруг резко бросил:

– Почему вы здесь… Амелия?

Ее сердце екнуло. Судя по голосу, Гренвилл не обрадовался ее визиту.

– Я уже объяснила вам: хочу убедиться, что с детьми все в порядке. И – да, мое беспокойство отчасти распространяется и на вас.

– Тронут.

Амелия внимательно посмотрела на Саймона, но если он и хотел поддразнить ее сейчас, понять это не представлялось возможным. Его лицо было суровым.

– А я как раз думал о вас, – сказал Гренвилл, старательно изучая край стола. Потом поднял потемневшие глаза. – Я думал о нашем разговоре прошлым вечером.

В атмосфере комнаты висела тяжелая, явно ощущаемая неловкость. Амелия напряженно ждала пояснений, не совсем понимая, куда он клонит.

Гренвилл взглянул ей в глаза.

– Я смутно помню, о чем мы говорили. Но, полагаю, должен принести вам свои извинения.

Амелия глубоко вдохнула. Оставалось надеяться, что помнил он не слишком много!

– Это было бы нелишним.

– Я что, был очень груб?

Амелия замялась, потому что он был более чем груб, – он вел себя совершенно бесстыдно, он несколько раз упомянул об их оставшемся в прошлом романе, а еще он был невероятно обольстителен.

– Не имеет значения, ваши извинения приняты, – отрезала она, явно не желая обсуждать эту тему.

Но Гренвилл был настроен иначе.

– Я пытался соблазнить вас.

Амелия застыла на месте, спрашивая себя, стоит ли отрицать это.

– Мне кажется, я помню, как сжимал вас в объятиях. Так я соблазнил вас? – спросил он небрежно, почти мимоходом.

Она нервно выдохнула. Так Гренвилл не помнил, как далеко все зашло?

– Нет, не соблазнили.

Он отвел глаза. У Амелии не было ни малейшего представления, о чем сейчас думал Гренвилл. Помолчав, он опять вскинул на нее свой пугающе прямой взгляд и очень тихо произнес:

– Но мы поцеловались.

Теперь Амелия чуть не потеряла дар речи. Она не могла сказать наверняка, коснулись ли его губы ее щеки, но Гренвилл явно имел в виду нечто другое. И она еле слышно прошептала:

– Нет, Саймон, мы не целовались.

Его глаза округлились.

Удивление Гренвилла привело Амелию в недоумение. Напряженная атмосфера сгустилась, между ними возникла такая неловкость, что стало трудно дышать. Или эта неловкость исходила исключительно от Амелии?

– Мне хотелось бы увидеть детей, – сказала она, рассчитывая быстро сменить тему.

– Вы уверены в этом? – спросил Гренвилл так, словно не расслышал ее слова.

Амелия в волнении прикусила губу.

– Да, уверена. – Она поняла, что пора поставить точку в этом неловком обсуждении. – Вчера вы основательно напились. Не думаю, что вы могли отвечать за большую часть своих действий. А еще вы говорили довольно странные вещи, которые я совсем не поняла.