Мистер Фермер. В объятиях тьмы! (СИ) - "Focsker". Страница 5

Жалости к нему я не испытывал. Да и откуда ей взяться, после того, как он сам лично отвернулся от дочери.

Закончив с переговорами, даю пару дежурных заданий по передаче еды хищникам, отправке отряда инквизиции в Озёрный за едой, а так же о подготовке площадки в центре поселения. Дадим нашим выр-выр пару часов на отдых. Умоем их, накормим, приоденем, а после прилюдно, перед всей деревней, заставим рассказать всё то, что они пережили за эту зиму. Народ любит сухую, грубую правду, пусть выдры расскажут её. Свобода, право делать, что хочешь, пусть выжившие расскажут, какой ценой достались им эти привилегии. После чего я разноцветными красками со спецэффектами, преукрасками и оговорками, разрисую их двухцветный мир. Превращу их страхи в надежду, заставлю верить в меня, мои способности и богов, стоящих за моей спиной.

Глава 3

Вечер пропаганды безопасной, спокойной жизни в деревне завершился историей кузнеца и гарпий. Жути от выр-выр все, включая меня, вдоволь наслушались. Дровишек в костёр всеобщего страха и сопереживания подкинул Додо, в деталях рассказав, как лишь чудом уцелел при встрече с той, кого хищники прозвали Смертью. Трупы, страдания, опять трупы… мне даже фантазировать и приукрашать ничего не нужно, все и так напуганы. Более того, из истории уцелевших выдр я так же подчеркнул кое-что интересное, новое. Возможно, это всего-навсего их фантазия, воспалённое страхом сознание, что после пережитого рисовало никогда несуществовавшие в реалиях образы… Выдры тоже видели нечто похожее на «Смерть». После пленения, когда гоблины гнали пленниц на запад, в глубины своих земель, выр-выр видели странную, тёмную материю кружившую над рекой и телами животных, убитых неподалёку. Одновременно, в двух местах, одно и тоже существо, похожие друг на друга явления. В совпадения я не верил, здесь имело место быть либо ошибка, либо факт стремительно плодящейся нечисти. Если первое, то хорошо, если второе, то хотелось бы знать причину, почему или из-за чего её становится всё больше.

Наступившая ночь, а так же моя личная усталость, требовали взять передышку, получше обмозговать всё услышанное и на утро с новыми силами допросить выдр. Я хотел понять, почему они раньше ничего об этом не рассказывали.

Хоть погодой и правила весна, ночка выдалась по-зимнему прохладной. Печные стояки коптили небо, но особого тепла я не ощущал. Приходилось греться по старинке, прижимая к себе Муррку и Пом.

Не обременённые тяжёлыми мыслями, размышлениями о безопасности, беззаботные красотки всегда засыпали в разы быстрее меня. Позволяя моим пошлым мыслям и рукам делать с ними всё, что только вздумается.

Вот и в этот раз я, грея ладошки об их упругие попки, таращился в потолок, мечтал, размышлял, вспоминал, так до тех пор, пока из состояния полудрема меня не вывел яркий, неуместный для ночи свет.

Пролупив глаза, почувствовав, что из-за страха сонливость как рукой сняло, огляделся. Вокруг всё оставалось таким же мрачным, неприветливым. Тёмные стены, потолок, мебель, всё как и раньше, лишь только мои девушки, поменяв положение, грели меня своими спинками, отвернулись каждая в свою сторону. За окном вновь полыхнуло. Что-то здесь не так… Дверь в комнату мою казалась приоткрытой, чувство, что помимо нас троих в комнате есть кто-то ещё, подогревало чувство страха. Завывающий за окном ветер грубым порывом ударил по стеклу, средь скрипящих стен и крыши мне послышался чей-то голос. Мягкий, приятный, знакомый с самого детства. Внутри всё сжалось, прикусив губу до боли, пытаюсь понять, сплю ли я или вновь, по неведомым причинам, оказался в другом измерении.

— Матвейка…

Голос стал чётче, по подбородку моему тонкой струйкой потекла кровь. Я прокусил губу, чувствовал боль, и, не спал… не спал и слышал её.

— Сынок, — звала меня мать — я здесь…

Сердце обливалось болью, как же давно я в последний раз слышал этот голос, как хотел бы увидеть говорившую, обнять, поверить в то, что чудеса реальны, и что она так же, по случайному стечению обстоятельств, вместе с отцом очутилась здесь…

— Муррка… Пом… — Сев, пытаюсь растолкать девчат, но те, словно оцепенев, застыли, будто время в их мире и реальности остановилось. Очередная вспышка света за окном, на пару секунд осветила комнату. Мне стало страшно. — Зуриэль! — Я попытался повысить голос, крикнуть, но тело непослушно издало лишь какой-то писк. Казалось, происходящее вокруг — один большой, очень реалистичный сон. Даже ангел, вечно находящаяся в моём доме или рядом с ним, не явилась на мой зов.

— Милый, я так скучаю…

Сил моих нет больше это терпеть. Собрав смелость в кулак, выбираюсь из кровати, делаю первый шаг навстречу голосу и тому свету, что по мере моего приближения становится только ярче. Словно на дворе белый день, из окна своего я вижу петляющую до врат дорожку, сторожки, башни, а за ними, на небольшой возвышенности, у кромки лесной храм. Храм объятый светом…

— Сынок, это я… — Внизу, у дома моего, стоит она, улыбчивая, доброжелательная, с длинной, аккуратно сплетённой и переброшенной через плечо косой. Молодая, и такая красивая.

— Мама…

По щелчку чьих-то невидимых пальцев пейзаж сменяется, мягкий свет, исходящий от предметов, становится пожирающим всё и вся, кроваво красным, пламенным. Мир окрашивается в два цвета, чёрный и красный. Дома, стены, башни и даже храм, всё объято огнём, повсюду кровь, трупы, и у дома моего, вместо красивой и молодой женщины, стоит оно, чудовище. Живой мертвец, без кожи, глаз, с обсмаленными волосами, истерзанной и обгоревшей плотью. Труп, он тянет свои обрубки вместо рук к моему окну.

— Спаси меня, Матвей, спаси меня! — Словно деревня моя превратилась в чистилище, повсюду, из земли стали подниматься перевернутые кресты, и люди на них распятые, ещё живые, молили о помощи, о спасении. Крики, стоны, слова горящей внизу матери сливаются в один шокирующий и сводящий с ума гул.

— Помоги, спаси нас… почему ты жив, а мы мертвы! – Трупы у окна моего стали собираться, ступая один на одного, по кровавой каше лезть вверх, крича и требуя спасения. Я хотел отвернуться, закрыть глаза, но не мог. Огромный, звериный глаз, в который превратилась полная луна, завладел моим телом, заставлял смотреть, наблюдать за тем, как мучаются, страдают другие.

Люди… они горели заживо, разваливались на куски, они умирали и вставали вновь, и самым страшным в этом было видеть её, мою любимую, дорогую маму, чьё разорванное, обожженное тело поднималось всё выше, и выше, прямо к моему окну.

— Хватит, прекратите… — Из прокушенной губы, носа и теперь, казалось, ещё и глаз, текло что-то тёплое, моё сознание и тело переставало подчиняться мне, я был в панике, видел, как трупы, как нечто потустороннее, взглядом своих чёрных, вырванных глаз, становится всё ближе, лбом своим упираясь в стекло и размазывая кровь.

— Хватит… — Ноги мои тряслись, всё сжалось, тряслось. — Уходи… это сон… сон.

— Открой… — просила мать, — Открой и помоги нам… - требовал от моего тела голос, и оно, послушно сжав кулаки, готовилось разбить ту тонкую, отделявшую меня от потустороннего мира преграду.