Наследие страха - Кунц Дин Рей. Страница 35

Джерри и Бесс стояли прямо за спиной у Джейкоба Матерли, там, где старик сидел в своем инвалидном кресле, наблюдая на подрывными работами. Поначалу Элайн удивилась, что никто не винит пожилую чету с ее суевериями в том, что случилось с Гордоном. Но спустя две недели после того, как Деннис усмирил своего брата и покончил с их общим кошмаром, она пришла к пониманию того, что никого нельзя винить в стечении обстоятельств, которое ввергло Гордона в столь долго таимое сумасшествие. И Джерри и Бесс были по происхождению голландцами из Пенсильвании, выросшими в домах, где в каждой комнате на стене висел Химмельсбриф в рамке и по каждому случаю обращались к особым заклинаниям. Они искренне верили во всю эту оккультную чепуху. С таким же успехом можно было бы попытаться взвалить всю вину на Ли, или Джейкоба (за их невнимание к Гордону ввиду того, что потребность Дениса в утешении была более очевидна), или в первую очередь на Амелию Матерли за то, что она была сумасшедшей (состояние, которое на самом деле от нее не зависело). Джерри и Бесс предстояло жить со своей виной, и это было достаточным наказанием.

К тому же к этому времени они наверняка поняли, что Гордон не был одержим. Он, по словам докторов, был шизофреником в крайней стадии. Он действительно отождествлял себя со своей матерью. Более того, теперь он лишь в редкие моменты просветления вспоминал свое подлинное имя и свое положение. Хотя доктора не говорили об этом впрямую, но было похоже, что Гордону придется провести в больнице для умалишенных всю оставшуюся жизнь.

– Сейчас повторится, – сказала Силия Тамлин, робко пробираясь к Элайн. Она была очень красива, несмотря на свои бинты, но больше не вызывала у Элайн ни ревности, ни неприязни. "Потому что, – подумала Элайн, – теперь я знаю, что я тоже хорошенькая. И знаю, что легкомыслие не такая уж ужасная вещь".

Второй взрыв был сильнее первого. Элайн порадовалась, что зажала уши.

– Ну вот, – сказал Ли. Он похлопал по плечу Пола Хоннекера. – Через две недели на месте этой уродливой воронки появится овальный бассейн с голубым дном. – Судя по голосу, он испытывал облегчение, как будто динамит не только выбил в земле воронку, но и уничтожил последние следы ужасной истории дома Матерли.

– Давайте посмотрим, как работают маляры, – предложила Силия. – Мне до смерти хочется их спровадить и постелить ковры – а потом сотворить с внутренностями этой темницы что-нибудь по-настоящему фантастическое!

– Она была темницей, – возразил Пол. – А теперь уже нет.

– Вот подождите, вы еще увидите разницу! – стояла на своем Силия, направляясь к дому. Остальные в большинстве своем последовали за ней.

– Мы все так хорошо отдохнули, – улыбнулась Элайн. – Даже Джейкоб, несмотря на свое состояние, выглядит здоровее.

Деннис взял ее за руку:

– Моя семья хотела прийти в себя на протяжении пятнадцати лет, но не знала как. Нам пришлось открыть глаза на кое-какие истины, а потом произвести перемены к лучшему. Косметический ремонт в доме очень помогает, ты не думаешь? Поверь, с каждой комнатой, в которой они сдирают обои, с каждой комнатой, которую они раскрашивают в эти веселые цвета, подобранные Силией, я чувствую, что еще чуть-чуть боли ушло. Как будто боль можно закрасить или оборвать, как обои. Глупо, правда?

– Не так уж глупо, – запротестовала Элайн. Ветер теребил ее волосы и полоскал хлопчатобумажную юбку. Она внезапно осознала, что на ней короткая юбка и сине-желтая яркая блузка, шейный платок с блестками, босоножки с тонкими ремешками – одежда, которую она ни за что не выбрала бы для себя, если бы Денни, делая покупки на прошлой неделе, не упорствовал, что это как раз то, что ей нужно. Она улыбнулась ему, ветру, всему. Легкомыслие может быть замечательным!

Ее одинокое детство, сиротский приют, бедность действовали заодно, исказив ее взгляды на жизнь. Она излишне ценила серьезность и простоту. Таким же образом она придавала слишком мало ценности веселью. Жизнь должна быть смесью торжественного и веселого. И чем больше веселья, тем лучше. Какой прок от жизни, если ею нельзя наслаждаться? Деннис безмерно наслаждался. Да и Джейкоб теперь, когда освободился от своих ужасных подозрений по поводу убийцы в доме, тоже понимал толк в жизни. Они вместе начинали делиться с ней толикой этой радости.

Неделю назад она не была способна разглядеть какую-либо ценность в занятии художника. Теперь она смотрела на это как на стоящее дело – во всех отношениях.

Неделю назад она не доверяла легкомысленному человеку и считала надежными тех, кто склонен к трезвости. Теперь она увидела, что жизнь куда более сложна, а судить о людях труднее.

Ей действительно не терпелось посмотреть, что за фантастические вещи Силия станет вытворять с этими душными комнатами!

У нее самой была душная старая комната. Но события прошлой недели отворили дверь. А Денни, замечательный Денни, распахнул эту дверь настежь и впустил глоток свежего воздуха.

Когда они прошли к дому – дому, которого она больше не боялась, дому, преображенному взрывами и покраской комнат, дому, охваченному фантазией Силии, в котором некогда обитал страх, но который теперь в той же степени наполнится радостью и доброжелательностью, над которым им предстояло потрудиться, чтобы сделать домом жизни и любви, – когда они шли к этому дому, Денни взялся за ее руку крепче, чем прежде, и спросил:

– О чем ты думаешь?

– О будущем, – сказала Элайн.

И когда они приблизились к дому, она увидела, что окна широко раскрыли, чтобы выветрился запах краски – и страдания.

– Не тревожься насчет завтра, – сказал Денни. – Наслаждайся сегодняшним днем, Элайн. Это само по себе большое достижение.

– О, – засмеялась она, – я не тревожусь насчет завтра. Я с нетерпением его жду!