Я и мое отражение - Тихонова Карина. Страница 46

– Знают, – неохотно обронил дядя.

– И что?

Он высоко поднял брови.

– И ничего! По условиям завещания они не обязаны следить за ее моральным обликом! Для этого у Жени есть родная тетка!

– Ну да, – спохватилась я. – Я и забыла, что Жене так повезло. В общем, я так понимаю, что посторонним людям на девушку было наплевать. Жива – значит проценты с капитала капают. Умерла – значит…

Тут я остановилась и посмотрела на дядюшку.

– Кстати, а что было бы с деньгами, если б Женя умерла до своего тридцатилетия?

– Ты зришь в корень, – угрюмо похвалил дядюшка. – Капитал распределяется между тремя благотворительными фондами.

– А душеприказчики, случайно, не состоят в учредителях этих фондов?

Дядюшка кивнул.

– Ага! – сказала я деревянным голосом. – Выходит, им было выгодно, чтобы Женя сидела на наркотиках! Им была выгодна ее смерть! Выходит, это всем было выгодно!

Дядюшка промолчал. Я посмотрела на него с отвращением и сказала:

– Ну и сволочи же вы!

– Не я, – начал дядюшка, но я не дала ему договорить.

– Да, да, не вы! Я все время забываю, что главная негодяйка – ваша жена, а вы у нас белый и пушистый!

– Не паясничай!

Я перевела дыхание и стиснула зубы.

Все равно уже ничего не исправить. Женя погибла, а следом за ней могу погибнуть я. При таком раскладе, который мне нарисовал дядюшка, я действительно никому не нужна. И мои шансы дожить до собственного дня рождения в апреле равны нулю.

Если я не предприму встречных шагов для обеспечения своей безопасности.

– Что вы предлагаете? – спросила я дядюшку.

Он выразительно расширил глаза и уставился на меня.

– А ты как думаешь?

– Давайте я как-нибудь отсюда удеру, – предложила я. – Помогите мне!

Дядюшка снисходительно усмехнулся. Действительно, что за глупости я болтаю!

– Ну, да, – опомнилась я. – Это же не в ваших интересах.

– Конечно!

– В ваших интересах дождаться дня рождения, после которого все деньги перейдут ко мне.

– К нам, – поправил меня дядюшка очень тихо.

– К нам, – повторила я. – Интересно, какие гарантии вы хотите от меня получить?

Дядюшка поднялся со своего сидения и прошелся по просторной ванной.

– Я хочу, чтобы ты подписала одну бумагу…

– Доверенность на получение денег, – догадалась я.

Дядюшка любезно оскалился.

– А тетушку куда денем? – поинтересовалась я.

– Это вопрос, – согласился дядя. – Можно сказать, главный вопрос.

– Вы же не думаете, что она позволит нам вытолкать ее из теплого стойла…

– Не думаю, – снова согласился дядя.

– Елена Борисовна – женщина опасная…

– Опасная! – эхом откликнулся дядя.

– И нас сотрет в порошок, если только…

Тут я прервала свои рассуждения и взглянула на дядюшку. Тот наклонился ко мне, ловя каждое слово. Его лицо вытянулось и снова превратилось в волчью морду. Глаза сверкали голодным хищным блеском, на щеках цвел лихорадочный румянец.

Я испугалась и медленно приподнялась с бортика ванны.

– Нет…

– По-другому не получится, – быстро сказал дядюшка. – Или она, или ты.

– Нет! – повторила я громче.

– Тихо!

Дядюшка схватил меня за руку, но я с отвращением вырвала ее. Меня знобило все сильней.

– Тихо! – повторил дядюшка свистящим шепотом, сгорбился и стал похож на оборотня.

Он приоткрыл дверь ванной, прислушался к беззвучной темноте гардеробной. Снова закрыл дверь и повернулся ко мне.

– Пойми, – начал он убедительно, – по-другому никак не получается! Я уж и так прикидывал, и сяк…. Думаешь, мне хочется ее убивать?

Я смотрела в его волчье лицо и молча тряслась. Мне было очень страшно. Любому на моем месте было бы страшно.

– Она все-таки моя жена, – продолжал дядя с фальшивым сожалением. – Пятнадцать лет вместе прожили… Хорошо ли, плохо ли, а прожили!

Он снова совершил круг по ванной. Я молчала. Я уже знала, что он скажет дальше, поэтому только молча тряслась.

– В общем, так…

Дядюшка не смотрел мне в глаза.

– Я скоро уеду на две недели.

Он снова замолчал, а я с усилием проглотила слюну.

– Вот…

Дядюшка достал из кармана халата пузырек с бесцветной жидкостью.

– Нет ни вкуса, ни запаха, – прошептал он. – Буквально по одной капле в день, не больше, и через две недели – все. Обширный инфаркт со смертельным исходом.

Он протянул мне пузырек, старательно пряча глаза. Я стояла, как истукан, и, не двигаясь, смотрела на бесцветную смерть, заключенную в стеклянную оболочку.

– Пойми, ты совершенно вне подозрений, – втолковывал дядя, неправильно истолковав мое молчание. – Ты никак не заинтересована в смерти тетки! Деньги-то ты получаешь не от нее, а от отца, который уже умер! По логике, это Лена заинтересована в твоей смерти! Что и произойдет, если ты ее не опередишь!

Я молча подняла глаза и посмотрела на дядю. Он поймал мой взгляд и тут же отвернулся.

– Сам не могу, – сказал он глухо. – Я первый попаду под подозрение. Все знают, что мы с Леной в последнее время… не ладили… В общем, я не могу. Это просто неразумно.

Он повернулся ко мне, взял мою безжизненную руку, вложил в ладонь пузырек и стиснул пальцы.

– Вот так!

Я молчала. Просто не могла ничего сказать.

– Способ найдешь? – продолжал дядя шепотом. – Это не трудно! Вы можете вместе обедать. Или ужинать. Буквально одну каплю в чай… Понимаешь? Не больше! Но каждый день! Обязательно каждый день! Иначе ничего не получится.

Я молчала и не отводила взгляда от пузырька, зажатого в моей ладони.

– Совершенно естественная смерть! – продолжал втолковывать дядюшка. – Никаких следов! А потом, ты получишь такие деньги, что сможешь заткнуть любой рот! Представь только, как ты заживешь после получения наследства! Весь мир – твой. Все самое лучшее, что есть в этой жизни, – твое! И что нужно для этого сделать? Господи, ерундовое дело! По капле каждый день, и все. Любой нормальный человек и раздумывать бы не стал! Тем более, что от этого зависит твоя жизнь…

Его голос начал дробиться колючими осколками, эхо отскакивало от кафельных стен и возвращалось назад упругим теннисным мячиком. Сначала я прилагала усилия, чтобы следить за речью родственника, потом поняла, что у меня ничего не получается. Глаза мои закрылись, дядюшкин голос отъехал далеко, стал неслышным. И последнее, что я помню – это хороший удар по боку, который получаешь, когда падаешь на твердую поверхность.

«Черт! Опять упала на тот же бок!» – успела подумать я.

И все провалилось в темноту.

Утренние лучи коснулись моего лица, и я тут же открыла глаза.

Я лежала на кровати в своей комнате, заботливо укрытая одеялом. Халат валялся на полу, и я с облегчением вздохнула:

– Приснилось!

Присела на постели и тут же болезненно скривилась. Бок пронзило резкой болью.

Я выскользнула из-под одеяла, поднялась на ноги и пошла в ванную. Встала перед большим овальным зеркалом, задрала ночную рубашку и внимательно осмотрела свой бок.

Бок отчего-то приобрел неприятную багровую окраску. «Синяк будет, – подумала я равнодушно. – Черт, на том же месте! Только-только побледнел синяк, который я заработала, вывалившись из окна десять дней назад, и вот вам! Новая болячка!»

Я открыла кран с холодной водой и ополоснула лицо.

Выходит, мне не приснилось. Этой ночью на этом месте состоялся разговор с дядюшкой, и он предложил мне убить тетушку. И даже сунул мне в ладонь пузырек с бесцветной жидкостью.

– Ни вкуса, ни запаха, – шепнул мне в ухо невидимый Мефистофель. – Может, попробуешь?.. Одним махом семерых побивахом: собственную жизнь сохранишь и разбогатеешь… Больше такого шанса у тебя никогда не будет!

Я изо всех сил зажала уши. Мефистофель умолк.

Интересно, куда делся пузырек с ядом?

Я вернулась в комнату, подняла с пола халат и обшарила карманы. Пусто. Значит, дядюшка забрал его с собой.

Я подошла к окну. Во дворе дежурила машина. Шофер Миша стоял возле распахнутой задней дверцы в почтительной позе, лаковый козырек его форменной фуражки радостно сиял.