Начать заново (СИ) - Котова Екатерина. Страница 33

Наставник внимательно осмотрел поделку и повернулся ко мне.

— Думал, ты объяснишь ей как правильно отцентровывать и выравнивать. — почему-то я, как всегда, услышал укор в его словах.

— Так и было… сначала. А теперь, что ж… она не идеальная. — кинул взгляд на плавный изгиб.

— Тем и хороша. — понимающе улыбнулся наставник.

Я непроизвольно чуть сдвинул брови, не понимая, он сейчас о чем? Высказывание было не в его духе.

— Ты учил безупречности. — стал заматывать во влажные тряпки большие «бруски» глины, которую следовало спустить вниз.

— Каир, что ты видишь? — взял он чашку в крепкие, но одновременно мягкие руки.

— Испорченный предмет. — Почему-то захотелось ответить совсем не то, что ощущал и уйти от разговора, не обсуждать эту чашку и мысли, связанные с ней. С чашкой, разумеется.

Мастер покачал головой.

— Кому-то дано делать педантично ровные вещи, идеальные стежки, кому-то…

— Кривую утварь? — не удержался от странного зуда опустить столь заточенный акцент на посуду. Это всего лишь кружка.

Он снова покачал головой.

— Ты упрям, Каир, но способен увидеть, если захочешь. Даже кривую форму не всегда удаётся сделать красивой. Но у кого есть талант, у того и клякса выйдет живописной. — он поставил кружку на стол под фонарь, что висел над ним, явно желая, чтобы я увидел очевидную мудрость его слов. Но мне не хотелось говорить о посуде. Я стал складывать оставшиеся бруски.

— Каждому дано своё. — Ворн помолчал, а потом продолжил:

— Она сложная. Кажется только, что простая.

— Чашка? — беспечно бросил, криво усмехнувшись, что слишком много слов наставник уделяет изделию с изъяном.

— Айрис. — произнёс внезапно имя девушки. И я на секунду замер, лишь на долю, а затем продолжил заматывать влажным отрезком серую глину. А внимательные чёрные глаза Ворна, казалось, знают даже то, чего не знаю я сам.

— Обычная. — как можно безразличнее бросил.

— Вижу вы стали ладить. — я услышал, как он вновь взял проклятую утварь и аккуратно поставил на полку.

На его слова лишь пожал плечами и взялся за короб, который мастер просил отнести в подсобку. Поудобнее ухватился и, придержав коленом, открыл дверь.

— Каир, я рад, что вы общаетесь. Но не стоит делать из неё одну из своих эпизодовых девиц. — строго проговорил Ворн мне в спину. Я остановился и, ничего не сказав, понёс коробку вниз. Что тут скажешь? Я и не собирался. Спор — дело обычное. Постель — в равной степени удовольствие для двоих. К тому же, девчонке, уверен, нравилось, что вокруг нее вьются два мужика. Женщины все такие — алчные до внимания.

Каир не знал не одну, которая бы не предъявляла ему претензий в том, что слишком мало ее обхаживают. Порой ему казалось, что большинство женщин были бы рады, если бы мужчины падали ниц и вились вокруг них целыми сутками, выполняя их капризы. От этой мысли он поморщился, зажигая магический камень, окрасивший земляной подвал в тусклые краски. Ему было невыносимо это чувство, когда кто-то пытался ужать его свободу, точно, если бы его заперли в этом самом подвале с холодным влажным спертым воздухом. Сразу становилось трудно дышать. И каждый раз, сталкиваясь с пресловутой удавкой, что пыталась затянуть каждая, разрывал отношения напрочь, не жалея.

С чем он только ни сталкивался: и слезы, и угрозы, и торг. Но все хотели своеобразной власти. Проститутки честнее, ей Богу, чем когда благородная девица опутывала сетями, манипуляциями, заставляя сделать тот жест, который хочет она. Женитьба. Кажется, на это слово у Каира выработалась стоическая реакция непереносимости, как только благоверная с характерными женскими ужимками намекала на более серьезные «чувства». Какое к этому имеет формальный ритуал Торренс не понимал. Но знал точно, что такая жизнь не для него.

Айрис Вайос

Выходной день выдался на редкость удачный. Я переделала кучу дел, обновила далловское снадобье, скрывающее метку, и хорошо позанималась гольдским. Ко всему прочему, погода шептала, что самое время прогуляться где-нибудь среди ярких крон мангольдских чудаковато изогнутых деревьев, пестреющих своими разноцветными шапками. Что, собственно, я и намеревалась сделать.

Мягкое осеннее солнце освещало красиво загнутые крыши и уютно сложенные домики из светлого крупного камня. Улочка забиралась круто вверх, как и мое настроение. Я шла к цветочной дриаде в лавку, наслаждаясь неспешной суетой воскресного дня, а еще вдыхала полной грудью эти непередаваемые ароматы, наполняющие город: запахи осенних костров, сухих листьев и традиционной острой лапши, что продавалась за пару медяшек, наверное, в каждой едальне, что были распространены в простых кварталах. В Хан-Илай предпочитали сидеть не в тесных тавернах и кафе, а любили и уважали уличную кухню. Местные и приезжие останавливались около приглянувшейся тележки на колесах, где прямо на месте можно было откушать национальную гольдскую утку с овощами или острые мясные шарики и стеклянную лапшу.

Пока карабкалась в крутую горку, проскальзывала мыслишка остановиться и попробовать что-нибудь этакое, а еще узнать, что же такое там разноцветное разливают в треугольных подвешенных колбах на уличной телеге. Выглядело освежающе. Но с Тилайной мы договорились отобедать вместе, поэтому я, закусив удила, стремительно преодолевала препятствие. Теперь я понимала, почему наша дриада всегда в хорошей, юркой форме. Если каждый день ей приходилось взбираться на «Королевский холм». В Россарии так называли лестницу тысячей ступеней, ведущей к императорскому дворцу. То ее физической подготовке можно даже позавидовать.

Вывеску «Фрезе» я разглядела, когда дошагала до самого верха подъема. Не дойдя всего несколько ярдов, я, расстегнув плащ, остановилась и оперлась на стоящее изогнутое дерево. Когда сердце перестало подскакивать к горлу, приложила руку козырьком и посмотрела вниз. С горы открывался красивый вид на зеленый абсолютно чужой для меня город со своими традициями и культурой. На каждой крыше виднелись фигурки местных духов: драконов, горгулий, странных кошачеобразных рогатых существ. Центральная площадь выделялась прямоугольными башнями по углам с реющими треугольными желто-красными флагами, а вдалеке зеркальной лентой вилась река Тара, отражающая ясное голубое небо. Красиво.

Ощутив в полной мере отдышку, решила, что пора возобновлять хоть какие-нибудь тренировки. Гариф — преподаватель физподготовки в Даркмуте, засмеял бы меня и отправил, как неугодную гончую на второй, третий, а то и пятый круг, чтобы «жирок» растрясала. По его мнению, если женщина не выглядела как заправская орчанка — сплошной горой мышц, она была абсолютно не пригодной для какой-либо серьезной магической службы. Ведь плохо бегающий маг — мертвый маг. В общем, его логика была простой, как шиллинг. В прочем и юмор был такой же: жесткий и невероятно плоский как монета.

Гольдская древесная многоступенчатая флейта, заменяющая на двери колокольчик, мелодично прозвучала окончанием моей экзекуции, и я попала в царство прохлады и всевозможных ароматов. В отдельной холодильной секции, где вынуждены были находиться цветы, от одного букета к другому металась Тиль, собирая очередной шедевр в рыжих и красных тонах с темно-бордовыми экзотическими листьями.

— А вот и ты! — выскочила она из холодильной комнаты, плотно прикрывая дверь и запахивая плотнее вязанный кардиган.

— Еле поднялась! — пожаловалась ей, плюхаясь на плетеное кресло, призванное расслабить гостя, пока он в ожидании своего прекрасного заказа.

— Я почти закончила! — перевязывала она туго жирные стебли цветов бечёвкой.

— Не торопись. — махнула ей рукой и с интересом посмотрела на коробку конфет с красивым бантом и запиской, лежащей на прилавке. — Тебе? — полюбопытствовала я, разглядывая затейливую мангольдскую вязь и романтичное название «Для особой».

На лице дриады отразилось замешательство, но она пожала плечами и качнула головой. Жест противоречил вменяемому ответу по своей сути, и я все же уточнила: