Перерождение: Начинающее Божество (СИ) - Эскапист Пауль. Страница 26

Те, что сделали Лед частью себя, больше не боялись зимних холодов, могли добывать еду и древесину для своего племени. Они больше не были привязаны к жалким островкам тепла, вынужденные бояться самого малейшего колебания температур. Именно поэтому практически все орки были ему благодарны, но в то же время, когда Куртак покинул их, в сердцах всего племени проснулся страх. Вернется ли эпоха тьмы и холода после его ухода? Однако это чувство быстро сменилось другим, более понятным — азартом.

Куртак ушел, однако оставил равного себе по силам править всеми орками. Вот только наследник хоть и был силен, так как иначе он бы просто замерз насмерть, однако молод и неопытен, а одной лишь силы порой бывает мало для удержания власти. Так что нет ничего удивительного в том, что многие решили воспользоваться шансом вырвать больше влияния себе и соплеменникам, еще не забывшим своих корней. Шансом захватить власть…

Новый Великий Вождь являлся шестым сыном семнадцатой жены, и унаследовал от отца все самое лучшее — сильное тело, сильный характер, и даже Силу. Подходящая замена, но отнюдь не идеальная, ведь Шагар’Гу не обладал тем, что было у его отца — репутацией.

Заслуги прошлого вознесли Куртака над обычными орками, обеспечив долгие годы спокойствия и беспрекословного подчинения даже тогда, когда сильнейшие воины, объединившись, смогли бы свергнуть своего Вождя. Вот только его наследник ничего кроме силы предложить им не мог, так что не удивительно, что со временем многие орки стали все больше наглеть, а пять лет назад бунтовщики и вовсе заявили о выходе из Племени примерно половины территорий, начав самую масштабную войну, что видели эти земли.

Битвы были кровопролитны, вот только редко когда алая жидкость достигала земли, или орошала собой белоснежную плену. Кровь становилась оружием. Полностью оправдывая данное Куртаком название, орки использовали кровь поверженных врагов для создания ледяных клинков на руках, а потом научились придавать ей все более сложные формы и даже отделять от тела.

Со временем все чаще на болях брани можно было встретить бледного от холода воина, вооруженного кроваво-красной секирой, созданной из льда. При этом подобное оружие в умелых руках было опасней любого другого, так как чем больше сил и крови вливал в него владелец — тем прочнее оно становилось, и тем дольше оно сохраняло свои свойства. Дошло даже до того, что некоторые оружия стали менять своих владельцев.

Вот только столь масштабная резня не могла не сказаться на обычных орках, не способных что-то противопоставить многочисленным ледяным монстрам, упивающимися устроенной ими резней. Любой, кто не подчинил себе лед, был лишь пищей для их оружия. Но что более ужасно — для некоторых стало нормой вырезать пару десятков слабаков, чтобы нарастить себе броню или сделать свою дубину немного толще. Потери были огромны.

В связи с этим многие орки, повинуясь желанию выжить в развернувшейся заварушке, стали перебираться ближе к пылающим землям, на которых Принявшие Холод испытывали невыносимый жар, в то время как для остальных температура была все еще терпимой. И вот через пять лет войны какой-то орк, которому предстояло пройти Испытание Холодом, отважился на безумство, сбежав перед церемонией к особо сильному источнику пламени.

Закованные в ледяную броню орки не могли подойти к нему, так как их доспехи стекали на землю алыми каплями, а оружие становилось бесполезным. Посланные соплеменники тоже оказались бессильны перед силой своего знакомого, ну или питали к нему меньшую злобу, чем к Принявшие Холод. В конце концов, последним надоело смотреть на взбунтовавшегося собрата, и они ушли на войну, оставив лишь одного орка на страже, из-за чего у оставленного без еды и воды безумца оставался лишь один вариант — подчинить себе огонь.

Ради этого Домур’Иг, семнадцатый сын тридцать четвертой жены, и отважился бросить вызов своим многочисленным братьям, многим прочим воинам, а также своему отцу, отринув Лед. Им двигала ненависть и злоба, ведь жертвой бессмысленной жестокости стала его мать, сестра и четверо братьев, вставших на их защиту. Он презирал всех Принявших Холод, и собирался принять в себя Огонь, чтобы растопить кровь в ледяных клинках и доспехах, дать ей покрыть промерзлую землю и извалять в ней тела своих врагов, чтобы те прочувствовали все причинённое ими зло.

Метр за метром, шаг за шагом он приближался к бушующему пламени на протяжении многих дней, проворачивая в голове истории про обретение отцом своей силы, а также вспоминая наставления учителей. Принять огонь, сделать его частью себя, обратить его силу против врагов…

Укрепленное Силой тело стонало, кожа давно превратилась в хрустящую корочку, а идти приходилось с закрытыми глазами, так как иначе можно было бы ослепнуть. Боль была невыносимой, но каждый раз, стоило ей хоть капельку утихнуть, он делал… еще… один… шаг.

Но всему приходит конец и, подобно герою легенд, он упал, окончательно потеряв возможность двигаться. Он чувствовал, как языки пламени пожирают его тело, унося с собою его жизнь. Но было там что-то еще… Ухватившись за это мимолетное чувство, он повернул голову на бок и открыл один из все еще уцелевших глаз.

Там, среди всполохов вечного пламени, он увидел свое племя. Они что-то ему кричали, били кулаками в грудь, и именно этот ритм он и ощутил всем телом. Их силуэты быстро расплывались, пока не исчезли вовсе, однако кое-что еще он успел заметить — ухмылку его надзирателя, поигрывающего заметно выросшей секирой. И на этом все.

Пребывая во тьме, он ощущал лишь равномерный гул от земли и всепожирающее пламя. Перед ним проносились события жизни — вот он слушает рассказы матери об отце, вот его сестренка хвастается первой сплетенной корзиной, а старший брат приносит добычу на радость всей семьи. Вспомнил он и тот день, когда, вернувшись с охоты, обнаружил в племени разруху и узнал о смерти части своей семьи. Всплыла и ухмыляющаяся, насквозь промерзшая рожа, от чего ярость в его душе лишь разгоралась, проясняя угасающий разум.

Он облажался.

Зашел слишком далеко, последовал глупым советам и позволил огню поглотить себя. Пропуская его сквозь свое тело, он лишь медленно сжигал себя и снаружи, и изнутри, растягивал агонию. Ему не нужно чужое пламя — у него есть свое.

Почувствовав прилив сил, он упер руку в землю, и начал вставать. Угольная корка на его теле начала трескаться, оголяя кровоточащую плоть и причиняя невыносимую боль. Он не обращал на нее внимание, полностью сосредоточившись не неумолкающем ритме своего сердца, идущего в такт ударам соплеменников — он их слышал. Через десяток секунд, продлившихся вечность, он все-же смог подняться на ноги. Домур’Иг развернулся в сторону шума и открыл единственный оставшийся глаз.

Он увидел их — свое племя. В последний раз.

Пока взгляд снова не начал плыть, он высоко поднял сильно исхудавшую руку и ударил себя по груди. А потом еще раз. И еще… Еще…

Каждый удар он сопровождал криком полным ярости, что лишь усиливалась. Он выбивал из себя весь оставшийся воздух, напитывая каждый выдох пламенем ненависти и собственной решимости. Казалось, что само пламя пульсировало вокруг него, разгораясь все ярче, пока не поглотило все его существо. Злость утихла… боль ушла…

…Домур’Иг, первый кто Принял Пламя, умер…

Глава 20

Истоки

Оставив людей с их внутренними проблемами, я стал думать, чем теперь себя занять. Правда, вариантов было не так уж и много и все они были связаны с аспектами.

Можно было начать создание ядра Земли, благо под рукой имелся бесконечный источник, или же заняться более специфическими энергиями — Верой и Информацией. Оба варианта были заманчивы, однако, хорошенько поразмыслив, я решил остановиться на первом. Торопиться то мне не куда и лучше для начала освоить наиболее доступные возможности, а уже потом браться за сложные проекты. Вот только столь плевая, в какой-то степени привычная процедура дала неожиданный побочный эффект.