Темная игра смерти. Том 1 - Симмонс Дэн. Страница 60

Джентри улыбнулся:

– У Дика Хейнса в точности такая штуковина. Крохотная «Коника» и большой бушнеловский объектив.

Натали вернула ему фотографию и, нахмурившись, повернулась к Солу:

– Может, существуют и другие… такие же твари? Сол сложил на груди руки и устремил взгляд куда– то на огни города.

– Я не знаю,– медленно проговорил он.– Много лет я думал, что оберст единственный в своем роде. Жуткий уродец, порождение Третьего рейха, если такое вообще возможно. Но исследования показали, что способность воздействовать на психику людей не так уж редко встречается. Читаешь историю и поневоле задумываешься: может быть, такие индивиды, очень разные сами по себе, как Гитлер, Распутин и Ганди, тоже обладали такой способностью? Возможно, мы имеем дело с континуумом, и оберст, Фуллер, Нина Дрейтон и бог знает кто еще просто представляют собой крайние точки этого континуума…

– Значит, могут быть и другие?

– Да,– сказал Сол.

– И они, непонятно по какой причине, интересуются мной? – заключил Джентри.

– Да.

Шериф тяжело вздохнул:

– Мы снова пришли туда, откуда начали.

– Не совсем,– возразил Сол.– Завтра я разузнаю, что смогу, в Вашингтоне. А вы, шериф, можете продолжить поиски этой Фулер. И еще следить за тем, как идет расследование авиакатастрофы.

– А мне что делать? – спросила Натали. Сол немного смутился.

– Вам было бы разумней вернуться в Сент-Луис…

– Только не в том случае, если я могу чем-то помочь здесь. Что я должна делать?

– У меня есть кое-какие соображения,– сказал Джентри.– Мы можем обсудить их завтра утром, когда отвезем профессора в аэропорт.

– Хорошо,– согласилась Натали.– Я останусь в городе до первого января или чуть позже.

– Я дам вам свой домашний и рабочий телефоны в Нью-Йорке,– сказал Сол.– Нам надо связываться по крайней мере через день. И вот еще что, шериф. Даже если все наши попытки разузнать что-то ни к чему не приведут, есть способ сделать это через газеты и ТВ…

– Каким образом?

– Высказывание мисс Престон насчет того, что они вампиры, не так уж далеко от истины. Так же как и вампиров, их съедают собственные темные инстинкты.

Когда эти инстинкты удовлетворяются, не заметить этого невозможно.

– Вы имеете в виду сообщения о других убийствах? – спросил Джентри.

– Вот именно.

– Но в этой стране происходит больше убийств за один день, чем в Англии за весь год.– Джентри развел руками.

– Верно, однако у оберста и таких, как он, страсть к особым убийствам,– тихо сказал Сол.– Не думаю, чтобы они могли совершенно изменить своим привычкам, какой-то след болезненности или извращения все равно будет заметен.

– О'кей,– вздохнул Джентри.– Значит, в худшем случае будем ждать, пока эти… вампиры не начнут убивать снова. Будем разыскивать их по этим следам. Ну, допустим, мы их найдем. И что тогда?

Сол вытащил из кармана платок, снял очки и принялся их протирать, близоруко щурясь на огни гавани.

– Тогда мы их выследим и поймаем. А потом сделаем то, что делают со всеми вампирами.– Он снова надел очки и едва заметно улыбнулся. Улыбка получилась безрадостной.– Мы проткнем их сердца кольями, отрубим головы и набьем рот чесноком. А если и это не подействует…– Улыбка Сола стала еще холоднее.– Тогда придумаем нечто такое, что подействует.

Глава 13

Для Натали Престон это был самый одинокий сочельник за всю ее жизнь, и она решила что-нибудь предпринять по этому поводу. Она взяла сумочку, «Никон» со 135-миллиметровым объективом, вышла из дому и медленно поехала в Старый город. Еще не было четырех часов, но уже начало темнеть.

Она ехала мимо красивых домов и дорогих магазинов, слушала рождественскую музыку и понемногу думала обо всем.

Ей очень не хватало отца. В последние годы она все реже виделась с ним, но теперь сама мысль, что его больше нет, что он не думает о ней и не ждет ее, была невыносима, словно что-то оборвалось в ее жизни. Ей хотелось плакать.

Когда пришло сообщение о смерти отца по телефону, она не плакала. Не плакала и тогда, когда Фред отвез ее в аэропорт Сент-Луиса. Вообще-то он хотел полететь вместе с ней, но она возражала, и он не стал настаивать. Она не плакала на похоронах и после похорон, во все эти часы и дни смятения и встреч с родственниками и друзьями. Через пять дней после убийства отца, когда ночью Натали не смогла заснуть и принялась искать, что бы почитать, она наткнулась на сборник юмористических рассказов Джина Шеппарда. Книга открылась на странице, где на полях размашистым знакомым почерком было написано: «Почитать с Натали этим Рождеством». Она пробежала глазами страницу, где описывался смешной и в то же время страшный случай, как мальчик отправился в гости к Санта-Клаусу прямо из универмага. Это было очень похоже на то, как перед Рождеством родители повезли ее, четырехлетнюю девочку, в центр города и ждали целый час в очереди, а она в панике убежала в самый ответственный момент. Закончив читать, Натали смеялась так, что смех постепенно перешел в слезы, а затем в рыдания. Она проплакала почти всю ночь и заснула лишь перед рассветом, но встала, когда поднялось зимнее солнце, чувствуя себя совершенно опустошенной. И все же ей стало легче. Самое худшее было позади.

Натали свернула влево и поехала мимо особняков на Рейнбоу-роуд с их лепниной, красочными фасадами, выглядевшими сейчас скромнее. На улице зажглись газовые фонари.

Она сделала ошибку, оставшись в Чарлстоне. Ее соседка, миссис Кальвер, приходила чуть ли не каждый день, и эти неловкие беседы с престарелой вдовой причиняли ей боль. Она начала подозревать, что миссис Кальвер, видимо, питала надежды стать второй миссис Престон, и от этого девушке хотелось каждый раз спрятаться в спальне, едва она слышала робкий знакомый стук.

По вечерам, ровно в восемь, звонил из Сент-Луиса Фредерик. Натали представляла строгое выражение лица своего друга и в прошлом любовника, когда он говорил: «Детка, возвращайся. От того, что ты сидишь там, не будет никакого проку. Я скучаю по тебе. Возвращайся домой, к старине Фредерику». Но ее маленькая квартирка в университетском городке больше не казалась ей домом, а захламленная комната Фредерика на Аламо-стрит была всего лишь местом, где он спал между сменами, длившимися по четырнадцать часов, во время которых Фредерик ломал голову над математическими проблемами распределения масс в галактических скоплениях. Он был очень способным парнем, но ему не повезло с образованием. Их общие знакомые когда-то рассказали ей, что он вернулся из Вьетнама, где отбыл два срока, с совершенно изломанной психикой в сочетании с яростным стремлением защитить свое достоинство и революционным духом. Этот свой дух он направил на то, чтобы стать выдающимся исследователем-математиком. Еще в прошлом году, несмотря на это, Натали любила Фредерика. Или думала, что любила. «Возвращайся домой, детка»,– говорил он каждый вечер, и Натали, невероятно одинокая сейчас, потрясенная и убитая горем, всякий раз отвечала: «Еще несколько дней, Фредерик. Всего несколько дней».

«Несколько дней – для чего?» – подумала она.

Огни в окнах больших старых домов на Саунт-Бэттери освещали крыльцо за крыльцом, низкорослые пальмы, шпили и балюстрады. Она всегда любила эту часть города. Когда она была маленькой девочкой, они с отцом часто приходили сюда гулять по Батарее. Лет в двенадцать она вдруг обратила внимание, что чернокожие тут не живут, что эти замечательные старинные дома и прекрасные магазины предназначены только для белых. Позже она сама удивлялась, как могло случиться, что черная девочка, выросшая на юге в шестидесятых годах, поняла это так поздно. Ей пришлось поменять свои взгляды и привычки, что поначалу казалось невероятным. Как она могла не заметить, что места ее вечерних прогулок, большие старые дома ее детских мечтаний были для нее и для других цветных так же запретны, как и плавательные бассейны, кинотеатры и церкви, в которые она и не подумала бы зайти. К тому времени, когда Натали стала достаточно взрослой, чтобы в одиночку ходить по улицам Чарлстона, оскорбительные знаки были убраны, общественные фонтаны стали действительно общественными, но привычки оставались, и границы, установленные двумя столетиями традиции, стереть было не так просто.