Жемчуг в золоте (СИ) - Ли Кейтилин. Страница 39
Но… нет. Я не могу. С чёрными руками или нет, с проклятием или без, молят меня о смерти или нет, спасусь я в итоге или нет, но я не смогу.
— Лучше скажи, как тебе помочь? Если можно помочь мне, то можно помочь и тебе, — прошептала я.
Ингрен покачал головой.
— Живи сама. Я не хочу выживать за счёт кого-то. Это унизительно… — сказал он так же тихо, как и я.
— Значит, тебе можно помочь! Если нужно умереть, я умру. Умру человеком, а не чудовищем.
Да, я знаю, что на поле битвы добивают раненых, чтобы не мучились. Но это закон военного времени, когда всё становится с ног на голову, а я не воин. Я слабая женщина. Я не могу принять решение о чьей-то смерти. И вместо одного проклятия я получу другое, в виде постоянных кошмаров, в которых синие глаза стекленеют, а моё тело чернеет дальше рук. Жить, зная, что я такая же, как Ардвин или его предок, я не смогу. Если есть возможность спасти кого-то, я постараюсь её использовать, а не добить беспомощного и беззащитного ради собственного спасения.
Я ведь человек.
Я не чудовище.
Вдруг всё вокруг снова переменилось, и я зажмурилась. Красная полоска на горизонте осталась, и теперь отблески от неё мерцали на морской глади. Море откуда-то взялось…
Я по-прежнему стояла на коленях, но Ингрен исчез незаметно от меня, и я встревожилась. Подо мной — жёсткий зернистый ракушечник, тяжёлый от влаги, перемешанный с мелкой бледной галькой и обломками раковин. Там и сям берег был усыпан валунами, вдоль кромки воды тянулась тёмная полоса выброшенных прибоем водорослей. Море дышало размеренно, и я по-прежнему слышала в нём чьи-то едва различимые голоса.
Где же Ингрен?!
— Какой любопытный выбор ты сделала, девушка без лица и имени, — раздался женский голос, и я сразу узнала его обладательницу.
— Ваше величество? Вы разве не ушли в Коралловый Чертог, как собирались?
— Я и уйду. Но нельзя же оставлять дела незаконченными, особенно если они касаются помощи дорогому правнуку.
Королева-прачка неторопливо обошла меня по кругу и с невыразимой грацией села напротив меня прямо на песок, изящно расправив складки халата, надетого, по обыкновению, наизнанку. Рубины в обруче на её голове сияли изнутри кровавым светом.
— Вы пришли снова помучить меня?
— Ну что ты. Нет, дорогая моя. Мне интересно пообщаться с тобой. Почему ты сделала такой выбор? Почему решила расстаться с жизнью ради его спасения? Ведь ты была озабочена вопросами милосердия. Так не милосерднее ли было избавить Ингрена от мучений и выжить самой?
— Нет, — твёрдо сказала я. — Для меня — нет. Иначе бы я уподобилась моему мужу и его семейке. Поддаться этому желанию означало бы для меня поддаться проклятию. Я уже поняла, что это было мороком, но почему-то я в него поверила. После всего я не могла принять другого решения.
Королева-прачка слушала меня с интересом.
— Сначала я удивилась, но быстро всё поняла, — ответила она. — Ты избавилась от своего клейма проклятой, но всё ещё до смерти боишься его, поэтому тебе предстало именно такое видение, и ты в него поверила. Слишком мало времени прошло, чтобы ты ощутила себя «чистой». Но ответь мне вот ещё на какой вопрос. Если ты не хотела брать на себя ответственность за чужую смерть, которая бы тебя спасла, то почему возложила её на Ингрена, когда решила умереть ради его спасения?
— Ингрен предлагал мне забрать его жизнь, а я отдавала ему свою сама. Не знаю, как, я не думала об этом, но я не предлагала ему меня убить. Есть ведь разница, верно?
Королева тихо рассмеялась.
— Очень спорно, — сказала она. — Такая услуга… Не каждый будет ей рад. И не каждый будет легко нести её в своей душе.
— Наверное, вы правы. Я не очень умная, и не знаю правильного ответа. Я решила так, потому что иначе сама бы не смогла жить с таким грузом. Но хорошо, что морок прервался до того, как я начала бы воплощать в жизнь это решение. Я ведь верно поняла, что суть видения была именно в принятии решения, а не в его воплощении?
— Верно, — милостиво кивнула королева-прачка. — А что до правильного ответа, то я уверена, что его никто не знает. Но я думаю, что это и есть героизм. Его сущность — чистейший эгоизм, когда проще умереть за кого-то, лишь бы потом не мучиться совестью, если выбрал себя, а не других.
— Героизм? Не знаю. У меня, как мне кажется, душа мелковата для героизма. И для эгоизма такого размера тоже, — со смешком сказала я. — Тем более я не знаю, как буду поступать, если выиграю отбор и стану принцессой, потом королевой. Я ведь не святая. Думаю, мне придётся принимать дурные решения. У меня будут возможности и много времени для того, чтобы достаточно очернить свою совесть. Сейчас же я не хочу этого делать. Вы тогда на корабле сказали, что человек — худшее из чудовищ. Я постараюсь сдержать чудовище внутри, насколько возможно.
— Какая хорошая, правильная девочка, — усмехнулась королева. — Но осуждать не могу и не буду. Таких на свете всегда было мало. Когда нет лица и имени, ничто не заглушает внутренний свет.
— У меня есть и лицо, и имя! — неожиданно резко выпалила я. — Меня зовут Маури Звёздная Пыль! И посмотрите сюда!
Я потянула за завязки на затылке. Маска соскользнула с лица, и в горящих, будто угли, глазах королевы отразилось лёгкое изумление.
— Прекрасное имя, прекрасное лицо, — сказала королева. — Я когда-то знала твою родню. Иногда нужно угаснуть, чтобы так ярко разгореться вновь. Я рада, что познакомилась с тобой перед уходом.
— Вы ненавидите Ингрена? Своих потомков?
— Хм. Уже нет. Бедные мальчики и девочки с моей кровью в жилах ни в чём не виноваты. Но всё же мне пришлось уронить в бездну немало слёз из-за своей судьбы. Ты ведь знаешь, из чего складывается сила этого могучего артефакта?
— Я не очень образована, поэтому не знаю.
— Я думаю, ты знаешь, что Любимая Мать родилась из икринки первичных сущностей, которые когда-то обитали во тьме и потом нашли выход в воды Миддуны. Её тело соткано из бездны, и все люди, которые пошли от Матери, носят в себе бездну, и она зовётся душой. А когда бездна плачет, её слёзы собираются в этом крошечном сосуде, который так мал, что помещается в человеческом сердце. Мы лишь слабые люди, но страдаем, болеем и плачем всегда так сильно, что это может разрушить мир. Поэтому Мать создала этот сосуд, чтобы хранить в нём силу наших слёз, и когда-нибудь, когда придёт время нашему миру обновиться, эти слёзы сыграют свою роль. А пока только горстка избранных может пользоваться их энергией, как угодно, и избранных выбирает сам сосуд. Это хорошо. Ему виднее, кто лучше всех справится с ним.
Я молчала.
Да и что я могла сказать? В очередной раз его высочество меня ошарашил. И Слеза тоже.
Полагаю, что мы сейчас находимся в одной из «комнат» чьей-то бездны, чьей-то души. В чьей, не знаю. Возможно, даже моей. Да и неважно.
— Вот, возьми, моя дорогая. Это тебе поможет закончить испытание.
— Что это?
Королева отдала мне маленькую горошинку, светящуюся голубым светом. Она была тёплой, даже горячей.
— Это твоя доля несчастий, которую ты наплакала до сего дня. Она хранилась в артефакте вместе с остальными. Надеюсь, ты разберёшься, как её использовать.
М-м, вот, значит, как вы выглядите, мои несчастья. Просто голубая горошинка. Такая крошечная!
— А как вы связаны с защитной сетью? Вы ведь здесь не просто так?
— Ну разумеется! Должен же кто-то отпугивать глупых рыбёшек, чтобы не плыли прямо в сети? По части наведения кошмаров я большой мастер. Но если кто-то превозможет свои страхи, доплывёт и увязнет в сетях, то… — прачка развела руками. — Тайных желающих попасть во Дворец-на-Утёсе было предостаточно. Улов был неожиданно богатым.
Я сжала свои несчастья в кулаке. Окинула взглядом сумеречное море. Красная полоска так и не потухла, и не уступила место ночи.
— Как мне вернуться назад?
— Да, тебе уже пора. Я выведу тебя отсюда.
Королева встала и направилась мне за спину. Оказалось, что там стоит её кадушка, где она стирает. Она с лёгкостью подняла её и, размахнувшись, выплеснула мыльную воду в сторону моря.