Тот самый сантехник 8 (СИ) - Мазур Степан Александрович. Страница 75
– У меня друг недавно с фронта вернулся. Двое, – добавил Глобальный. – Один, кстати, как раз и живёт в Жёлтом золоте. Выбыл по ранению… Шац зовут. То есть, это прозвище.
– Матвей Алексеевич? – приподняла бровь Лера. – Как тесен мир.
– Лопырёв вам нужен? – удивился и Боря. – Вот уж действительно, тесен.
– А я – Лопырёва! Вика, – устала молчать блондинка на переднем сиденье и повернулась. – Я – дочка Шаца. Вот впервые еду его увидеть… лично.
– Дочка? – удивилась Лера. – Он никогда не рассказывал про вас в больнице.
– Интересно, почему это? – не поняла Вика, но погрустнела на глазах. – Он же уже знал. Мы незадолго до ранения созванивались. Неужели уже… забыл? Ну да, мы там мало знали друг друга. Там и воспоминаний-то никаких нет.
Боря тут же попытался объяснить:
– Так тут всё дело в том, что у него рассеянный склероз. Он же вообще скоро всё позабудет.
– Простите, а он забывал ещё кого-то, кроме Вики?
– Да. Его… недруга, – прикинул Глобальный. – Артёма Князева и Битина Сергея. Они постоянно не в ладах… были.
– Часто забывал?
– Да постоянно. Раз пять так точно, – уточнил Боря.
– А ещё кого-то забывал? Вас? Друзей? Может, имена любимых животных?
– Да нет вроде. Всех помнит.
– Что ж, если раньше я ещё не была уверена, то теперь все сомнения развеялись, – усмехнулась Валерия. – У него не рассеянный склероз. Даже в малой степени. У него психосоматический сбой.
– Что, простите? – уточнила Вика.
– Это психологическое, – объяснила Пинигина. – У него ПТСР в довольно интересном проявлении. Он запретил себе на фронте думать о близких людях. Отсёк все волнительные факторы. До такой степени, что подсознание блокирует память о них. Если усугубится, то организм в буквальном смысле может заставить его поверить в рассеянный склероз. Что угодно, лишь бы забыл, а память о раздражителях деградировала. При контузии это усугубилось, достигнув какой-то суперпозиции и видимо отразилось в подсознании.
– И что теперь? – уточнил Боря.
– И теперь, если ничего не делать, он постоянно будет забывать тех, кто ему дорог. И тех, кто его больше всего раздражал тоже. Это как постоянно ноющий зуб, который можно вылечить или вырвать. Или даже забыть о нём на время, если принять обезболивающее и лечь спать. Он сейчас как бы в «пограничном состоянии», когда уже не фронт, но ещё и не тыл. И пока это не устаканится, он по-прежнему будет отсекать всё «лишнее».
– Что же делать? – тут же спросила Вика.
– Как минимум, создать ему оптимальные условия проживания и доверительные отношения без новых травмирующих факторов. Если его «лунку удалённого зуба» постоянно «не тыкать», то со временем сама зарастёт. Всё прочее для него сейчас это… «фантомная боль». Мозг не желает забыть, что рядом уже не взрываются снаряды и нет стрёкота автоматов.
Боря задумался. С одной стороны, он как раз и везёт этот травмирующий фактор прямо в посёлок. И сочетание дочери, любовницы и человека, который ему не безразличен, может неплохо так детонировать прямо на месте.
«Это, конечно, если он Леру ещё не забыл», – тут же уточнил внутренний голос: «Ведь только забыв эту рыжую красу, можно было завести новые отношения… не находишь?»
Он тут же поделился своими опасениями с доктором и дочерью Шаца, на что Вика отреагировала даже больше, чем Пинигина.
– Ну ладно дочь забыл, но как можно забыть девушку, которую… любишь?
– Что ж, – мягко улыбнулась Лера. Утерев слезу украдкой она, однако, не привыкла сдаваться. – Тогда я заставлю его вспомнить. Вспомнить всё!
Только Боря задумался над этим, как внутренний голос снова озадачил:
«Но знаешь, что самое интересное? Тебя Шац прекрасно помнит. То есть врагом он тебя точно не считает. Как и лаптя. Но и другом ты ему так и не стал, Боря. Так может хватит рвать из-за них жопу, и пора бы уже заняться собственной жизнью?»
Остаток дороги ехали молча. А высадив девушек у дома Шаца, Глобальный зашёл первым, обхватил Лопырёва за предплечья и глядя в глаза, сказал:
– Сейчас откроется дверь. И ты увидишь свою дочку. Виктория Лопырёва. Ты больше никогда не сможешь ей забыть, братан.
– У меня есть… дочь?
– Да… и ещё у тебя есть любимый человек. Валерия Пинигина. Она доктор, которая тянула тебя с того света в реанимации Донецка. У вас точно есть чувства. Настоящие. При лёгкой симпатии человек не летит тысячи километров чёрте куда, чтобы сказать что-то важное.
– Лера? – если до этого глаза Лопырёва намокли, то теперь по щекам побежали слёзы.
– Да, и сейчас они зайдут в дом. Я привяжу собаку, а вы сядете и обо всём поговорите. Спокойно. И без претензий. Хорошо?
Тут Шац повернулся к Алексашке и приоткрыл рот. Затем закрыл.
– То есть помимо дочки ещё и любовница твоя приехала? – переспросила Приходько и тут же начала собираться. С расчётом на то, что ноги её больше не будет в этом посёлке.
– Александра! – тут же обратился к ней Боря. – Вас я попрошу тоже остаться. Это доктор просит. Она знает о вас. Я рассказал. Никаких сюрпризов. Поймите, он завёл с вами отношения только потому, что забыл её. Вы – его настоящее. Без оглядки в будущее. А она – его прошлое. Но у вас обеих есть шанс на будущее с ним. Равный. Так что давайте без психов и обид, примем ситуацию как есть. И пусть это всё никак не повлияет на первую встречу отца с дочерью спустя столько лет.
Боря не привык много говорить. Но в этот момент его даже Боцман понял. С полным спокойствием он позволил прицепить к себе поводок и вышел с сантехником на улицу, пока в дом следом вошли обе девушки.
Глобальный вывел Боцмана на дорогу. Затем захватил арбалет из багажника и решил пройтись пешком до Лаптева. Раз тот просил вернуть, он возвращает!
И в принципе всё не так уж и плохо. Шац не смертельно болен и с долгами давить не будет. Автомобиль он восстановит с большим плюсом для себя, а на сэкономленные миллионы выкупит землю, которая летом уже подорожает втридорога, если у Лопырёва найдутся возможности для реализации замысла. А больше всего повезло Стасяну, который не только вернулся с фронта живым и здоровым, но и прирос жилплощадью и даже, возможно, женой.
Тогда как у самого сантехника ещё куча активов, планов и есть отличная возможность распознать во всех девушках, с которыми тесно знаком, СВОЮ ЖЕНУ. А дети от других помехой не будут. Дети вообще не могут никому мешать, пока у отца голова на плечах. А свои бонусы по жизни он для них обеспечит. Кому ресторан в управление оставит, кому квартиру, кому автомобиль, кому гараж, кому студию звукозаписи.
А ещё однажды он обязательно построит большой дом. Если не для всех, то хотя бы для многих из его клана. Клана Глобальных.
И только Боря подумал о том, что можно сделать со спортзалом, чтобы и ребёнок Дашки не остался в накладе, как та сама позвонила. Высветился ей номер.
Переложив поводок в руку с арбалетом, Боря ответил:
– Да, Даша?
– Это не Даша, это Татьяна, – звонила по её телефону Татьяна Юрьевна. – Борис Петрович, сеструха говорила, что у вас скоро день рождение.
– Ну как скоро? В апреле, – уточнил Боря, ещё не пережив даже Восьмое марта, что как известно – будет завтра.
«А ещё этой Жопкиной фамилию поменять надо. Хотя бы просто, без свадьбы. Она всё-таки – тоже рыжая!» – тут же напомнил внутренний голос.
– Вы же пригласите меня с Дарьей?
– Конечно!
– Отлично, я как раз готовлю подарок, – добавила Татьяна Юрьевна. – А где будете отмечать, если не секрет?
– Пока не знаю. Всё слишком быстро меняется.
– Но вы же завтра заскочите к Дарье?
– Вне сомнения.
– Тогда до завтра. Рада буду вас видеть… господин.
– Эм… хорошо, – ответил Боря, всё ещё не в силах привыкнуть, что надо кого-то подчинять, кем-то руководить, причем без зарплаты этому человеку и должности.
Но таков уж мир. Рабство отменили, а психология рабов в некотором плане в людях осталась. Нужно подчиняться.