Князь Голицын (СИ) - Лифановский Дмитрий. Страница 47

Я накричал на отца Александра! Высказал все что думаю, о церкви. Что они не занимаются своими обязанностями, хоть и получили предупреждение о катастрофе их ожидающей. И даже время им сообщили, а они только и могут что меня в имении, взаперти держать. Что наука и промышленность быстрыми темпами развиваться начнет, а об экологии никто не думает. И через сто лет будем по помоям ходить, отравленным воздухом дышать и чистую воду покупать. И это в самой полноводной стране. Все сейчас только и стараются, что мошну и брюхо себе набить. Что у нас перенаселение в центральных районах, а, что на востоке места пока еще свободные есть, никто даже думать не желает. У нас только Сибирь даже за триста лет освоить не получится, столько людей туда надо. Что физические науки стремительно развиваются, а естественные, общественные и гуманитарные заброшены, и вообще философия и вера через сорок лет деформируются в ругательство. А через этот же срок начнется повальное шествие вандализма, и через сто лет уже никого не удивишь разбитым, разрисованным и обгаженным памятникам культуры, и памяти умершим и героям. И у церкви, которая и обязана этим заниматься нет времени на такие глупости! За что она и поплатится в ближайшее время. И в конце развернувшись саданул зарядом в крупный камень лежащий во дворе, тем самым расплавив его. Эта вспышка немного меня успокоила, и матушка, бросившаяся ко мне, стала успокаивать и расспрашивать что со мной произошло. Я же ответил, что надоело в имении сидеть, хочу съездить на станцию Ферзиково. Надо все-таки решить проблему быстрых перемещений из Имения в Калугу. А для этого нужно, чтобы до Калуги из Ферзиково была проложена двух путная колея. Вот и хочу посмотреть, что можно сделать, заодно и развеяться.

- Матушка надо бы в Калуге заказать подробные карты земель по ту сторону реки Оки, от нашего имения и до самой станции. И от храма Михаила Архангела до нашего имения и станции, — попросив ее, ушел в химическую лабораторию. Эта вспышка навела меня на одну идею. Точнее на несколько идей, которые необходимо обдумать. И если найду решение нужно будет как-то потренироваться, не сильно возбуждая окружающих, в области их применения. Думаю, частичное решение экологических проблем я нашел. Но это позже, пока обдумать надо, да и к поездке готовиться.

На станцию Ферзиково меня сопровождать собрались дядька, вахмистр Елисеев с одним казаком и отец Александр с писарчуком. Что примечательно, еще один из казаков в тот же миг куда-то сорвался. Наверняка на почту, отстучать сообщение на станцию о нашем прибытии. И что барчук сильно не в духе.

Если утро начинается через одно место, то и весь день будет кувырком. В этом я убедился по прибытию на станцию. Еще не доезжая до станционной площади, стало заметно скопление людей на ней, и какой-то мужик вдохновенно вещал перед толпой. Чтобы не привлекать внимания, мы решили пройтись пешком. И выйдя из колясок, направились к скоплению людей. Подойдя ближе, стало хорошо видно и слышно оратора. Одет он был в монашескую рясу. Хоть и поношенную, но ухоженную. А вот речи вел откровенно вредительские. Это явно был откровенный сектант, или сумасшедший. Призывавший народ покаяться, и вернуться к истинному богу. А так же проклинающий технику, и с какого-то бока привязав меня ко всему этому. Правда, непонятно кем я тут выступать должен буду, ангелом или антихристом. Отец Александр и дядька попытались немедленно вмешаться, а казак следовавший с вахмистром куда-то рванул в ускоренном темпе. Дядьку и отца Александра я остановил, и подошел поближе, чтобы понять, о чем конкретно вещает этот безумец, от которого воняло болью и страхом. Не физически, а морально. После попытки снять матрицу поверхностных мыслей, я впал в ярость. Площадь была мгновенно взята под контроль духовной силой и окружающее пространство заполнено электричеством. Хорошо еще очки снял заранее, иначе они бы или расплавились, или раскололись. Правда вся сила еще под контролем была, заметить неладное могли только внимательные люди. Дядька и отец Александр сразу побледнели. Этот сектант, в действительности оказался расстригой. Имея садистские наклонности и непомерную жажду власти, он был расстрижен и изгнан из монастыря. Что только за ним не числилось на момент изгнания. И прелюбодеяние, и воровство. Но каким то образом, он смог отвертеться от каторги, и был только изгнан. Ну а дальше его уже ничто не сдерживало, вся его гниль всплыла наружу. Он все эти годы ходил в рясе, хотя расстригам это строго запрещено. После изгнания примкнул к секте душителей. Да, да, именно к той секте, в которой Ковалев в одна тысяча восемьсот девяносто шестом году заживо закопает двадцать пять человек, в том числе и своих детей. И просидит в тюремном блоке Спасо-Евфимиева монастыря вплоть до одна тысяча девятьсот пятого года. И сидел бы дальше. Но в результате волнений и по требованию общественности монастырскую тюрьму ликвидировали указом Николая Второго. Сколько этот расстрига невинного народа за эти годы замучил. Он ведь еще и связался со скопцами, и перенял их методы. Пытки, насилие и захоронения заживо. Вот его неполный список. И как всегда вокруг меня образовалась полностью видимая аура.

- Если Бог един, то кого ты называешь истинным Богом? - прогремел над площадью мой голос. Народ почуяв неладное, попытался раствориться за территорией площади. - И куда вы собрались? - спросил я толпу, — Неужели думаете, что если сбежите, то и наказание вас не найдет? Ошибаетесь! Имели смелость слушать эту мерзость, так имейте смелость и наказание принять! - в это время появился наш казак вместе с сотней казаков, которые окружили площадь. Но близко не подъезжали, лошади дальше двигаться отказывались. А я снова обратился к расстриге: - Так кого ты называешь истинным Богом? Во имя кого ты пытал, насиловал, уродовал и заживо закапывал? И зачем на этой площади народ собрал? Что жажда крови и боли замучила? - вокруг появились огни Святого Эльма, — Да будет так! И воздастся каждому по делам их! - я поднял руку по которой забегали молнии.

- Петр Алексеевич, остановитесь, — выбежал вперед отец Александр и развернувшись ко мне лицом раскинул руки, — Вы ни в чем не повинный народ сейчас накажете.

- Этот народ пастыря себе нашел. И сегодня будет слушать его, а завтра пойдет за ним мерзости творить, — гремел мой голос над площадью. Я конечно и был в ярости, но не до такой же степени, чтобы целые станции с народом сжигать. Да и силенок бы не хватило. Но вот припугнуть, точно не мешает. А то ведь уже доходит до того, что скопцы чуть ли не насильно целые села в свою веру переводят, народ уродуя. А церковь и власти только рапорта пишут. - И вы в этом так же виноваты. Почему расстрига в рясе уже несколько лет открыто ходит? И в этой же рясе народ с пути сбивает, и уродует, и целыми семьями живьем в землю закапывает? А теперь вы же мне и говорите что я народ неповинный судить собрался. А он точно неповинный? Если завтра будет смотреть как его детей уродовать будут.

- Петр, — заговорил дядька, — ты говоришь про завтра. А мы находимся здесь и сейчас. Не будет этого завтра, его вон жандармы сейчас арестуют.

- И что? - спросил его, — Сегодня арестуют, завтра отпустят. Ряса тому многолетний свидетель.

- Петр Алексеевич, — вступился отец Александр, — Дайте возможность суду земному свершиться. Не устраивайте самосуд. Не время еще для людей Суда Божеского.

Тут из толпы вырвалась бабка и бросилась ко мне с криком:

- Барин пощади. У меня внуки малые остались, один кормилец был и тот обезножил. Не слушала я его, случайно здесь оказалась. На станции немного подзаработать хотела на еду внукам. Пожалей сирот.

Я посмотрел в глаза бабке снимая поверхностную матрицу сознания. Да бабке не позавидуешь. Дети и муж умерли еще несколько лет назад. Остался только сын, который женившись заимел троих детей. Но погиб на реке той зимой в месте с женой, оставив бабке троих внуков. И она не смотря ни на что их умудрилась поднять. Старший уже достаточно подрос, что бы в полную силу помогать бабке в поддержании семьи. Но покалечился у кулака — сквалыги и уже вторую неделю встать не может. А эта тварь жадная, еще и долг на них навесила за эту травму. Я протянул бабке руку, покрытую мелкими разрядами молний: