Зверь из бездны. Династия при смерти. Книги 1-4 (СИ) - Амфитеатров Александр Валентинович. Страница 55

Хаос званий верховного римского владыки — только кажущийся, потому что коллекцию их Август собирал с выдержкой и не только по мере возможности, но и по мере надобности, не горячась, не жадничая и не спеша. Бывали случаи, что он и Тиберий сами укорачивали предлагаемые им властные права: вместо пожизненного принимали только десятилетие, либо даже переизбрание в годовой срок, отклоняли почести и титулы, которые подносила им знать, но которые могли не понравиться народу, и т.д. Но в подобных отказах Цезари никогда не проигрывали, а всегда выигрывали. Они выжали из государственных магистратов весь существенный сок и оставили только корки. Поэтому, в мнимом хаосе своем, их звания и привилегии комбинированы в последовательном и логическом накоплении.

Силы, которые Август утягивал у государства одна за другой, он передал своим преемникам всей совокупностью, сложившейся, сама собой, очень ловко и жизнеспособно. Все звенья и силы как будто в противоречии между собой, а в действительности отлично рассчитаны, чтобы друг друга поддерживать. Опорными точками в движении и деятельности римской верховной власти выделяются из выше перечисленных три коренные полномочия:

1. Власть трибунская,

2. Imperium (повелительство) проконсульское, обер-команда.

3. Высший понтификат.

Совершенно анормальное сочетание трибунских полномочий со званием патриция, стоящим с плебейским институтом трибуната в историческом взаимоотрицании, было одним из самых смелых нововведений Юлия Цезаря.

Только такой исключительный любимец народа мог провести этот политический парадокс, в котором демократия отреклась в пользу демагога от самой себя: сдала, веками выработанную, коллективную самозащиту в руки единичного политика, происходившего из того самого, принципиально враждебного, сословия, именно против которого коллективная самозащита и сложилась.

Юлий Цезарь перенес на особу державца величайшее государственное «табу» древнего Рима, — живое и деятельное табу, способное и очень усердное распространять от себя новые властные табу порядка законодательного и исполнительного. Не надо думать, что облечься трибунской властью для римского государя значило то же самое, что быть трибуном. Он не сотоварищ коллегиального трибуната, но обладает его свойствами и силами в мере высшей, чем сам трибунат. Его запретительное право (интерцессия) распространяется и на трибунов, но трибуны не имеют запретительного права на него. Трибунская власть — расширяющее уподобление, но отнюдь не тождество власти трибуна.

Имя указывает источник, откуда взят образец и характер новой государственной прерогативы, но оно гораздо уже ее содержания. Если римский государь — трибун, то трибун с расширенными и преувеличенными правами (особенно в главнейших и действительнейших полномочиях отрицательной их части) и без всякого сословного обязательства и риска.

Получив трибунскую власть, Юлий Цезарь сделался заклятым и неприкосновенным (sacrosanctus) и положил руку на право интерцессии, без ограничения сроком и пространством. Август, по примеру Цезаря, переменил в 36-м году свое звание триумвира — одного из трех, уполномоченных к упорядочению республики (tresviri reipublicae constituendae) — на пожизненные трибунские полномочия. Позже (в 23 г. до Р. X.) он нашел более надежным возвратиться к старому порядку их ежегодного возобновления, через официальное признание и утверждение сроком на один год. Таким образом, римский государь окончательно уподобился непрерывно избираемому трибуну над трибунами: — без ограничений, которые заключали власть обыкновенного трибуна в тесный круг Рима, да и в его пределах ее обуздывали, и даже без обязанности личного присутствия в столице, потому что, отсутствуя из Рима, государь оставлял за собой право пользоваться своими прерогативами через своих делегатов. Государь-трибун становится символом правовой совокупности, по которой живет народ, живым воплощением его самозащиты в области внутренних дел, — не только от борьбы сословий и состояний, но можно сказать: защиты народа от самого народа. Именем трибуна, он — государь демократии. Собственно говоря, это — символическое воплощение тех легендарных мужицких царей, если не демократов, то демагогов, роман об изгнании которых связан с самым основанием римской республики. Защитительной замены их суррогатом трибунского института плебс потребовал от патрициев уже в первых годах народоправства и добился ее знаменитой первой «сецессией», то есть всеобщей забастовкой в форме выселения на Священную Гору. Идею такого государя Моммсен, как убежденный демократ-империалист, считает национальной римской идеей. Тринадцать веков спустя после Августа, Кола ди Риензи, восстановив на короткое время, под именем республики, несомненный принципат, справедливо не нашел более выразительного и полного титула в символ своей новой власти, как «трибун римского народа».

Читатель, быть может, замечает, что, говоря в этой главе о представителях верховной власти в Риме, я обозначаю его лишь общими, неопределенными именами: государь, верховный правитель и т.д. Это очень затрудняет меня в изложении, но до тех пор, покуда не будет выяснена и усвоена общая идея принципата, я старался избегать ходячих титулов, которых безразличное употребление привычкой позднейших веков, с толкованием вчерашнего дня нынешним, затемнило в истории и сказанную общую идею и ее осуществительные формы. Я не могу употребить слова «монарх, монархия» там, где предо мной наглядная диархия, там, где основатель конституции сам употребляет слово «монарх», как последнюю политическую угрозу: — Я не отдам государства в руки черни, ведомой авантюристами, «хотя бы мне десять тысяч раз пришлось умереть или даже сделаться монархом» (Дион Кассий). А слова «диарх» нет в русском языке, и я не берусь предложить его в неологизм, так как не слышу и не чувствую в нем полноты и точности. Не могу я довериться и таким определениям, как «царствовать», «царствование», «воцарение», «сесть на престол», «престолонаследник» и т.п., потому что их этимология выражает идею единовластия не только не римскую, но антиримскую, и порождает опасные фикции, которых в нашем вопросе и без того так много, что лучше их сокращать, а не умножать. Одной из таких сбивчивых фикций, которую мы должны разобрать, являются слова «император», «империя». Они в общежитии, в художественной литературе, а иногда и в научной, применяются без разбора ко всем римским государям, начиная с Августа, гораздо шире, чем позволяют истинные условия их возникновения и развития.

Слово imperator, в общем смысле, значит повелитель, начальник; например, даже imperator histrionum — директор труппы актеров, режиссер. В государственном смысле, первоначально императором зовется всякий римский магистрат, которому дается повелительство, imperium. Этим термином обозначалась в республиканском Риме всякая определенная власть, облеченная в сфере своего назначения широким правом независимой инициативы, ограниченным лишь апелляцией к народу (провокацией).

Она сопрягалась или с высшими правительственными должностями (консулы, преторы), или с управлением особой частью (главнокомандующий армией в военное время), или с специальным государственным поручением (широчайший пример этого третьего вида — при диктатуре; более узкий — в проконсульстве, в пропреторстве, в некоторых специальных миссиях, которыми, по надобности, облекались даже частные лица). Глядя на компетенции магистрата, которому давалось imperium, оно имело степени: majus imperium — консулов; minus imperium — преторов; imperium finitum — наместническое повелительство в пределах управляемой провинции; imperium infinitum — в специальных поручениях, не ограниченных территориальным пространством, как было оно дано, например, Помпею во время войны с пиратами: род частной диктатуры, которую можно сравнить с полномочиями в русском XIX веке Муравьева в Литве, Ермолова, Воронцова и Барятинского на Кавказе, Кауфмана в Средней Азии и т.д. К концу республики характер imperium, первоначально безусловный, включительно до права казнить граждан смертью, значительно смягчился и, в гражданской части управления, свелся к праву карать тюрьмой и налагать штрафы в административном порядке. В военном ведомстве imperium сохранилось за высшим генералитетом, с правом смертных приговоров для солдат, но только в военное время.