Змея на груди - Дягилева Ирина. Страница 49

Вольский кивнул. Было видно, что он уже взял себя в руки и слушал Пульхерию спокойно, даже как-то отрешенно.

– Спальня, в которой я ночевала, была обставлена точно так же, как спальня Оксаны. В ней даже покрывала на постели были одинакового цвета – фиолетового. Но это так, небольшая деталь…

Неожиданно отворилась небольшая дверь в противоположной стене, и в кабинет вошла огромная собака. Ротвейлер бесшумно подошел к Пульхерии и уткнулся холодным носом ей в руку, при этом обрубок хвоста у нее радостно завилял из стороны в сторону.

– Лолиточка, девочка, ты меня узнала! – обрадовалась Пульхерия собаке и потрепала ее по мощному загривку.

– Не только узнала, но и признала, – хмуро прокомментировал Вольский. – Поздравляю, Пульхерия Афанасьевна, вы первый посторонний человек, которому она лижет руки. Обычно она их стискивает своими крепкими челюстями, которые разжимает только после моей команды. Жаль, что я вас недооценил. Интересно, чем вы ее подкупили?

– Ваша Лолита любит вкусно покушать, – с улыбкой ответила она. – Впрочем, к нашему делу это не относится. Сколько лет вы встречались с Оксаной?

– Четыре года.

– Думаю, за это время она спрашивала у вас или у себя, почему вы не хотите на ней женится? Вы не женаты, у вас взрослый сын. Ее биологические часы тикают… И все такое. Я не знаю, что вы ей говорили, но, так или иначе, она решила свое внимание переключить на вашего сына. Когда вы узнали, что они встречаются? Год, полгода назад или несколько дней?

– Полгода назад, когда она уволила служанку, – мрачно ответил Вольский. – Изменять мне с моим собственным же сыном… Какая наглость!

– Именно тогда вы нашпиговали квартиру Оксаны «жучками», устроили за ней тотальную слежку. Но Оксана с Вячеславом были осторожны, они никогда не встречались на той квартире, а пользовались гостиницами, поэтому вы на время прекратили за ними слежку, ведь вы сами не могли за ними следить, это делали ваши люди, а вам в этом деле лишние свидетели были ни к чему. Вы убедились, что ваша любовница изменяет вам с вашим сыном, но убивать их не спешили, вы упивались своей ненавистью, она зрела в вас словно гроздья винограда. Вы ждали только удобного случая…

– Это все ваши женские фантазии, Пульхерия Афанасьевна, – саркастически улыбнулся Вольский. – Доказательств-то у вас нет.

– Ну почему же нет? Думаю, что в этом деле вам ваши связи вряд ли помогут, – Пульхерия мило улыбнулась. – Поверьте мне, Всеволод Вениаминович, это не фантазии. Теперь нашим уважаемым следователям задано верное направление, они дружно возьмутся за дело, и улики потекут широким потоком. Они найдут прислугу, которую уволила Оксана Шпак, и та покажет, что хозяином ее были именно вы. Вы тщательно стерли все ваши отпечатки в той квартире, но, если как следует поискать, они там обязательно найдутся. Найдутся они и на вещах Оксаны, в ее машине, там, думаю, будут в большом количестве и ваши с ней фотографии. Потом они возьмутся за вашего помощника Павла Эдуардовича Мякишева. Он ваш верный слуга и вам очень предан, но зачем ему за вас сидеть в тюрьме? Думаю, что наши доблестные служители закона сумеют его разговорить. Я понимаю, что человек вы влиятельный, но это не поможет вам избежать ответственности за убийство сына. – Голос Пульхерии звучал спокойно, едва ли не умиротворяющее, однако Вольский, сидящий в кресле напротив, смотрел на нее с нескрываемой ненавистью. – Да, кстати, что касается улик… У меня уже есть две, причем очень важные. Первая улика – это мобильный телефон Оксаны. Его вы искали у нее в квартире, за ним приходили ко мне, но вы, по понятным причинам, торопились, да и света в комнате не было, вот и взяли первый попавшийся под руку телефон, мой собственный. А телефон Оксаны остался у меня. Я сама о нем совершенно забыла. – Пульхерия достала из кармана телефон и положила его на стол. – Очень хорошая модель с фотокамерой и видеокамерой, с большим объемом памяти. В нем полно ваших фотографий, есть даже минут на десять эротический видеофильм, где вы с Оксаной занимаетесь любовью. А вторая улика находится в этой комнате. И мне кажется, что я знаю где.

Пульхерия поднялась с кресла, подошла к камину. Лолита послушно потрусила за ней. Когда Пульхерия остановилась, собака тут же присела возле ее ног. Пуля с интересом рассматривала две вазы, стоящие на каминной полке.

– Я еще раньше заметила эти вазы. В таких вазах буддисты хранят пепел своих родственников. Ведь вы человек образованный, и я даже мысли не допускаю, что вы об этом не знаете. Поэтому я не удивлюсь, если в одной из них окажется прах вашей жены. Я права?

Вольский мрачно кивнул.

– В правой? В левой?

– В левой.

– Игорь Петрович, помогите мне снять эту вазу с камина. А то, не дай бог, я ее уроню.

– Вы не посмеете! – гневно воскликнул Вольский, но даже не поднялся с кресла, чтобы помешать им.

Штыкин взял вазу и с осторожностью поставил ее на пол. Пульхерия сняла крышку и запустила в нее руку. На свет она извлекла диктофон. Он был все еще обмотан скотчем.

– А вы, Всеволод Вениаминович, сентиментальны. Устроили здесь кладбище своих надежд. Похоронили в одном флаконе прах жены и голос любимой женщины…

Заключение

Неожиданно для себя Игорь Петрович Штыкин пригласил Пульхерию в кино. Стоял теплый сентябрьский день. Днем солнце припекало по-летнему, но ночью уже были заморозки и природа начала готовиться к зимней спячке. Красивее всех засыпали клены: все оттенки желтого, зеленого и пурпурного присутствовали в их листве.

Сеанс должен был начаться через час, и они сидели на лавочке в небольшом парке, расположенном недалеко от дома Пульхерии. Она держала в руках газету, которую ей принес Штыкин. Дочитав заметку, сложила листы и вернула их следователю.

– Интересно, как ему удалось пронести в камеру пистолет?

– Деньги открывают любые двери.

– Однако же на этот раз ему не удалось избежать наказания.

– Как раз до суда он и не дожил.

– Он сам себе вынес приговор и сам привел его в исполнение. Представляю, как они ненавидели друг друга с момента той аварии, в которой погибла его жена. Мальчик не мог простить отцу смерть матери, а себя за то, что побоялся обвинить отца, – с горечью проговорила Пульхерия.

– Я не уверен, что авария сыграла тут решающую роль, – протянул Штыкин. – Она произошла так давно. Во время следствия Вольский ни разу не заговорил о ней.

– Чтобы вы еще и ее ему припомнили? – усмехнулась она. – Бесспорно, мысль, что у его сына роман с его же любовницей, действовала на него словно красная тряпка на быка.

– Согласен, мысль о том, что его любовница и сын вместе обманывают его, стала слишком не выносима… Это понятно, но почему вы так уверены, что в машине сгорели деньги, а не старые газеты? Если Вольский знал, что его сын мертв, зачем было класть деньги?

– Все должно было выглядеть по-настоящему. Именно поэтому он не стал отменять празднование своего дня рождения. Вольский же не знал, как будут развиваться события дальше, что появится пронырливая Пульхерия Дроздовская и сунет свой нос, куда ее не просят. Он пытался организовать идеальное преступление, совершенно забыв о том, что такого преступления, как и вечного двигателя, в природе не бывает. Всегда что-нибудь да помешает.

– И все-таки я не верю в его заявление, что он не собирался убивать своего сына, – покачал головой Штыкин. – Во время следствия он утверждал, что Вячеслав, когда узнал, что попался, наговорил ему много такого, от чего он потерял голову и задушил его в состоянии аффекта.

– В состоянии аффекта?! Ну, в это я тоже не верю, особенно если учесть, что за несколько часов до этого он безжалостно задушил свою любовницу. Могу представить, что сказал ему Слава, – кивнула Пульхерия, – когда Вольский на него навалился. Парня фактически поймали с поличным, а узнать, где он прячется, можно было только от Оксаны. До этого момента спать с отцовской содержанкой было весело. Я уже не говорю о сладости мести, но думаю, что все его веселье в миг испарилось, когда он увидел отца на пороге дачи моей подруги. Представляю, что он наговорил ему, сообразив, что теперь терять ему нечего. Уверена, приятного в его словах было мало. Но если сына и любовницу Вольский прикончил в благородном порыве ярости, то Иоланду Марленовну шел убивать целенаправленно и совершенно осознанно. Вернее, убить он хотел не ее, а меня.