Кодекс дуэлянта. Книга 2 (СИ) - Волков Тим. Страница 35

— Будем смотреть на вещи трезво, — продолжил я, понимая, что сейчас у меня есть максимум минута-две, чтобы убедить его согласиться. — Удача — штука непредсказуемая. Сейчас везет мне. А через мгновение — уже нет. Но может и продолжит везти. И тогда вам грозит остаться без жилья.

— Не переживай за меня! Не проиграю!

Ситуация выходила из-под контроля.

— К тому же что тебе будет с моей должности? В чем подвох? — продолжал Дорошевич.

Смятение проходило. Еще мгновение — и он начнет мыслить трезво. А это уже большие проблемы.

— Подвоха нет, — ответил я. — Но есть ставка чести.

Дорошевич вздрогнул. Остальные тоже напряглись. Ставка чести — это когда ты ставишь то, что важно тебе, но не принесет материального богатства твоему противнику. Практически ты ставишь на кон свою честь. Самая крупная ставка, которую только можно придумать.

И Дорошевича это должно было устроить, потому что в случае проигрыша денег он не терял, а чести у него и подавно не было.

— Клим Климыч, — обратился внезапно к нему Кощей. — Молодой человек дело говорит. Кто его знает, как пройдет игра? А остаться вам без имения очень плохо. Нельзя. Ну подумаешь должность? Другую найдете, в случае чего.

— А почему ты вообще решил, что я проиграю? — закричал Дорошевич.

— Да я просто…

— Я согласен! — рявкнул противник.

И повернулся ко мне.

— Принимай ставку — все твое выигранное против моей должности.

— Принимаю, — кивнул я.

Все облегченно вздохнули.

— Ну что же, — улыбнулся Дорошевич, тоже немного успокоившись.

И эта улыбка мне не понравилась. В ней уже не было ни паники, ни злобы, ни растерянности. А вот блеск хитрости проглядывался.

— Коль у меня ставка чести, то и я выбираю игру.

Я вопросительно глянул на противника.

— А разве карты…

— К черту карты! — перебил он меня.

В глазах Дорошевича вновь загорелся огонек безумия.

— Что нам эти бумажки? — он кивнул на стол, на котором лежали карты. — Как можно доверить свою судьбу этим картинкам? Будем играть в настоящую игру, в которую играют гусары.

Не успел Дорошевич договорить, как я все сразу же понял и у меня все оборвалось внутри. Теперь стало понятно, почему противник все это время стоял с револьвером. Не для того, чтобы палить по всем подряд из него. Он хотел стреляться.

— «Русская рулетка» — достойная игра для настоящих мужчин, у которых честь — не просто слово, — с гордостью произнес Дорошевич.

А потом взглянул на меня, как бы пытаясь понять — не сдрейфил ли я?

Давать заднюю было ни в коем случае нельзя — сразу же пристрелят и в реку тело выкинут. В звериной стае трусы долго не живут. Поэтому я произнес как можно громче:

— Играем!

Воздух искрился от напряжения. Все понимали, — в том числе и я, — что затея эта закончится тогда, когда один из нас умрет. Вот уж действительно игра на максимум. Кривощекин не соврал — игра с Дорошевичем всегда оканчивается чем-то плохим.

Я сделал глубокий вдох. Будем считать, что эта игра тоже своего рода дуэль, ведь что там, что там есть два противника и у каждого единая цель — победить другого.

Уже все другие игроки позабыли о своих партиях, все столпились в центре кабака, напряженно курили и в полголоса обсуждали предстоящее действо. Кто-то даже совсем тихо предложил ставку на победителя.

— Принеси мне шампанского! — закричал слуге Дорошевич, плюхнувшись на стул. — Да что ты несешь? Какое губернаторское? Квас дрянной! Хорошего принеси шампанского, настоящего! Живо!

Слуга тут же исчез.

— Кощей! — рявкнул Дорошевич. — За судью будешь.

Тот нехотя кивнул. Начал бубнить правила:

— Используем в игре шестизарядный кольт. Да вот пойдет даже оружие Клим Климыча, — он осторожно забрал револьвер у Дорошевича. — Заряжаем один патрон. Каждый из игроков крутит барабан. Потом приставляет ствол к своему виску и нажимает на спусковой крючок. Игра продолжается до первого… проигравшего.

— Проверьте, — Кощей протянул мне оружие.

Дорошевич дернулся, явно недовольный что его револьвер находится в чужих руках, но также быстро и сел — убедиться, что игра будет честно право каждого игрока.

Я взял кольт, внимательно осмотрел его. Он был полностью исправен и исключал какие-то подтасовки. Провернул барабан. Щелчки переключения камор ровные, одинаковые. Сам барабан движется упруго, не провисает под собственным весом. А это говорило только об одном — понять в какой из камор будет патрон невозможно.

Я вернул оружие Кощею.

— Не ожидал, что так все завертится? — криво ухмыльнулся Дорошевич.

— Не думал, что вы пойдете до конца, — пожал я плечами.

— Думаешь, я боюсь смерти? — прошипел он. — Нет, не боюсь. Потому что сегодня она мне не светит!

— Господа, давайте определим кто будет стрелять первым, — произнес Кощей.

— Кинем монетку? — предложил я, потянувшись в карман.

— Нет, — тут же остановил меня Дорошевич, хитро улыбнувшись. — Давай лучше мою?

— Предлагаю взять мою, — сказал Кощей, запуская руку в карман. — Так будет честно.

Мы не стали возражать.

— Орел! — рявкнул Дорошевич.

— Решка, — пожал я плечами.

— Выпавший — стреляется первым, — пояснил Кощей.

И подкинул монетку вверх.

За медяком следило около тридцати пар глаз, пристально, не моргая. Монета подлетела вверх, зависла там на мгновения, крутясь, упала на ладонь, решая нашу судьбу.

— Орел! — отчеканил Кощей, демонстрируя всем выпавший жребий.

Дорошевич в полголоса выругался.

— Клим Климыч, вы первый, — совсем тихо произнес Кощей, робко глядя на моего противника.

Тот ничего не ответил, все было понятно и без слов и написано на его лице.

Кощей вставил пулю в верхнюю камору, захлопнул барабан. И протянул револьвер Дорошевичу. Тот посмотрел на оружие так, будто видел его в первый раз. В глазах проскользнул страх.

Взял револьвер.

И замер. Было видно, что он пытается собраться с мыслями, взять себя в руки. Заминка была короткой, но на присутствующих произвела впечатление — все вдруг поняли, что стреляться будут по-настоящему, на самом деле.

Дорошевич издал протяжный звериный рык, остервенело прокрутил два раза барабан, поднес ствол к виску. И нажал на спусковой крючок.

Раздался сухой щелчок.

— Ха! — обрадованно выдохнул Дорошевич, подскочив со стула. — Удача на моей стороне!

И бросил оружие Кощею.

Присутствующие одобрительно загоготали.

— Теперь ты, задиристый щенок! — прорычал Дорошевич, злобно поглядывая на меня.

Принесли шампанское. Дорошевич схватил бутылку, достал огромный нож и одним ударом сбил пробку. Брызнул игристый напиток, Дорошевич прильнул губами к горлышку и жадно начал пить. Потом, напившись, крякнул, откинул бутылку в сторону.

Угораздило — кисло подумал я, забирая оружие у Кощея. И вдруг кое-что почувствовал.

Когда я брал оружие в первый раз, чтобы убедиться, что оно в полном порядке, то ощущал его баланс — ровный, хороший. Сейчас же оружие было чуть тяжелей. Это и понятно — в нем появился один патрон. Но эта тяжесть ощущалась с одной стороны, справа — пистолет едва заметно оттягивало туда. Едва ли эту тонкость можно было почувствовать кому-то.

Но только не мне. Ведь я умел пользоваться оружием в совершенстве и ощущал его, словно живой организм. Я чувствовал изменение баланса. А это значит, что можно почувствовать и нахождение патрона. Чем ближе он будет к стволу, тем меньше будет ощущаться отягощение в стороны.

Надо только понять изменения этого баланса.

Я прокрутил барабан. Закрыл глаза, пытаясь ощутить в какую сторону тянет оружие. Из-за нервов это было очень сложно. Да и вес заряженного патрона, совсем крохотный, не более десяти грамм, не способствовал этому.

Но все же, сделав несколько вдохов и выдохов, я успокоился. И ощутил, что патрон сейчас находится слева. Значит выстрела не будет.

Хотелось в это верить.

Я приставил кольт к виску.