Звездопад. Похороны шоу-бизнеса - Жуков Сергей. Страница 15

– Но Феликс, целая полоса рекламы – это очень много. Может быть, хотя бы половина? Иначе наш контент может серьезно пострадать…

Этого я и ждал! Отлично! Они смирились с моей идеей и уже пошло плавное обсуждение нюансов. Целая полоса на рекламу мне не нужна – свои товары я и на половине страницы отлично пропиарю. Самое главное – они купились на мой рекламный маневр, ведь главное для меня – не реклама, а информационная поддержка.

– Ммм… – Делаю вид, будто мне мучительно сложно принять их условия. – Ладно… давайте половину полосы. Половина полосы в каждом номере в обмен на информационную поддержку и эксклюзив о моем новом проекте.

Несколько секунд мои собеседники переглядываются. Наконец, пауза прерывается бородавчатым.

– Да! Да! Договорились! Все-таки, как-никак, вы личность исключительная, и исключение должно быть вам соответствующее! Хе-хе! – расслабившись, он улыбается мне, – Надеюсь, вы расскажете нашему редактору много чего интересного про ваш новый проект. Нам было бы интересно услышать про вашу семью, историю о том, что случилось в Киргизии из первых уст…

При воспоминаниях о случившемся, я морщусь, но, тем не менее, не показываю вида. Суховато улыбнувшись для приличия, я говорю:

– Конечно. Со своей стороны я выполню все обещанное.

– Тогда, – обращается он к редактору, – как поступим? Значит рекламную акцию начинаем прямо с этого номера? Рекламу сотовой связи слегка потесним. А информационную акцию начнем со следующего. Подходит, Феликс Абрамович? – Я киваю. – Ну ладно, тогда пару статей мы выбросим из списка. Там молодая журналистка Маша Ковалева написала какой-то материал на тему перерождения стиля ска-панк и молодых российских группах этого направления. Неудобно, конечно, начинающих авторов разочаровывать, тем более талантливых, но придется убрать, под благовидным предлогом.

Я безучастно слушаю их разговор. Маша, Саша, Паша… Мне абсолютно по хер. Если у кого что там вылетит и не получится – сами виноваты, если не понимаете, что вы такие лохи. У меня есть свои цели, а в своем говне они пусть сами разбираются.

Редактор послушно соглашается с бородавчатым. Мне становится смешно. Тоже мне, творческий начальник. Все за него давно решили деньги.

– Ну ладно, – говорю я, – это вы утрясите там у себя. Насчет содержимого рекламы и информационной поддержки вам позвонит Константин, мой PR-менеджер. Он все расскажет, а вы уж там с ним организационные вопросы решите.

– Да-да! – угодливо кивает бородавчатый.

– Отлично. Тогда, я думаю, договорились?

– Да! Конечно! – Потная ладошка тянется к моей руке, чтобы пожать. – Вот вам моя визитка на будущее. Если какие трудности, сразу звоните.

Я смотрю на нее одним глазом:

«Константин Пимонов – коммерческий директор».

– Ладно. – Говорю я. – Давайте уж что ли материалом займемся? И сразу предупреждаю, что с попугаем и кошкой фотографироваться не буду. Не хочу ассоциироваться у читателей с Сонцовой или Карининой, которые вечно красуются на обложках своих «романтических» детективов с целым выводком домашних тварей. Кстати, – не давая им от смеха перевести дух, – «Мона Лиза» на стене – копия.

Директора и редактора накрывает волна хохота. Довольный собой, я достаю из бара коньяк и предлагаю им выпить. Наша беседа длится около часа, а потом, распрощавшись, я отпускаю их, и брезгливо морщусь, глядя на оставленные на полу следы.

12

После общения с журналистами хотелось немного отдохнуть. Ведь подумать только, которые уже сутки нормально не спал из-за всяких встреч и разъездов. И эта «Пластинка» чертова – но ничего, будет время – разберусь. Тот, кто похитил, может не сомневаться – как только найду вора, замочу суку.

Но только я затушил сигарету и хотел было прилечь, мобильный в очередной раз мерзко завибрировал. Я инстинктивно дернулся; в последнее время ни один такой неожиданный звонок не сулил ничего хорошего.

Звонил мой сын – Ванечка. Ему было 19, и уже почти год он жил вне родительского дома. Я снимал ему квартиру на Воробьевых Горах, буквально в нескольких минутах ходьбы от МГУ, где он учился на филологическом факультете. Сначала я хотел определить его на что-нибудь более полезное – экономический или юриспруденцию, но когда понял, что мой сын – идиот, и с точными науками у него проблемы, пришлось засунуть его на самый спокойный факультет. Кафедра английского языка – учи себе спокойно, читай книжки, для практики летай раз в месяц в Лондон, вот тебе и образование. Самое важное – корочка Московского Университета, конечно.

Прежде чем нажать на кнопку «ответить», я задумался. Чего хорошего мне может сказать этот сосунок? Вряд ли он расскажет мне что-нибудь интересное и умное. Либо начнет рассказывать про свои университетские «подвиги», либо попросит денег… Мда.

– Алло?

Я не ошибся…

– Пап… – Его голос дрожал, он сильно меня боялся. – Тут знаешь… эээ… пп-роблемы… Мы могли бы с тобой встретиться, как можно быстрей, чтобы все обсудить?

– Что случилось?

– Пап… ну… тут это… с университетом пп-роблемы. – Он заикался. – Я не в-виноват… Нам нужно срочно пообщаться. Можно я д-домой приеду?

– Нет. – Строго сказал я. – Что ты опять натворил?

– Па-па… – Чуть не плачет он. – Я не виноват. Тут во-вопрос жизни и смерти. Д-давай где-нибудь в центре?

– Хорошо. Через час в «Бедуине». У меня дела. Если опоздаешь – пеняй на себя.

– Да, конечно, пап. Буду.

Я прошелся по комнате. Его слова меня не удивили. Ничего удивительного, опять вляпался в какую-нибудь историю. Говорил же жене, что не стоит его отдавать в МГУ на филфак – там одни телки, совсем учиться не будет. Совсем распоясался. Эх, блядь, надо было не слушать Марину и посылать его заграницу, там где русских и «золотой молодежи» поменьше. Но ведь она все квакала: «ты чего, он такой маленький, такой несамостоятельный… я волнуюсь». Эх, моя бы воля, отправил бы в кадетский корпус куда-нибудь на Сахалин, так Марина бы сразу плакать начала, мол, дедовщина, питание ужасное, убьют-изобьют нашего ненаглядного…

Через сорок минут я приехал в «Бедуин». На парковке я сразу разглядел «BMW X5» Вани, подаренный ему мной на восемнадцатилетие. Машина блестела и выглядела почти как новенькая. Слава богу, хоть тачку не разъебал, ее восстановление обошлось бы дорого.

Ваня сидел во втором зале и, скрючившись, пил кофе. Понятно, что нервничает, боится. При виде меня он выпрямился в струнку и виновато заулыбался.

– Неплохой свитерок. – Пренебрежительно говорю я, поджав губы и показывая на его зеленый пуловер Dolce & Gabbana. Ваня явно не ожидал от меня такой фразы, поэтому сутулится и вжимается в стул еще сильнее. Я, не снимая пальто, сажусь рядом и зову официантку. – Ну что, сынок? Рассказывай.

– Пап… – На его глаза наворачиваются слезы. – Меня отчисляют…

– Правда? – По-прежнему невозмутимым тоном говорю я. – И что же ты натворил?

– Ну… – Мнется он. – Меня застукали в туалете…

– Чай. – Говорю я подошедшей официантке. – Сделайте чайничек, с мятой перечной и сахар принесите тростниковый. – Смотрю на Ваню исподлобья. – И с чем же тебя застукали?

– Ну… застукали…

– С чем застукали-то? Поссал мимо унитаза что ли? За это не отчисляют. Телку трахал? Виски пил? Или… – при мысли об этом меня начинает трясти… – То, о чем я думаю?

– Пап… – он боится посмотреть мне в глаза. – Я с-слу-чайно… честно…

– Да??? – взрываюсь я и бью по столу кулаком. – Ты что, совсем мудак??! «Случайно»?!! Это теперь так называется?! Я тебе говорил, чтобы ты этим говном не баловался, совсем охуел, мразь? Ну, ладно я закрываю глаза на эти твои клубы, но чтобы ты уже в университете, где я за тебя, ублюдка, тридцать кусков в год плачу, плюс твои эти ебаные «левые» сессии – это надо совсем из ума выжить… – Вокруг испуганно зашушукались и начали на нас оборачиваться, – Знаешь, что… нет… я не буду тебе помогать…

– Папа! Пожалуйста! – Дрожит Ванечка. – Папа, ты должен мне помочь! К кому мне еще идти, как не к тебе… Ты моя единственная надежда!