Видение - Кунц Дин Рей. Страница 20

Смерть ее отца имела большее значение в ее жизни, чем то, что сделал с ней Бертон Митчелл, чем что бы то ни было.

Почему доктор Каувел не смог этого понять?

В полной темноте, в спальне, когда стало очевидно, что ни один из них не может уснуть, Макс коснулся ее плеча. Это прикосновение вызвало в ней такую же дрожь, как вызывает постукивание металлической палочки по хрусталю. Трепет, который она испытала, не поддавался контролю — она была сломлена. С рыданиями она бросилась к нему в объятия.

Он не произнес ни слова. Слова больше не имели значения. Несколько минут он подержал ее в своих объятиях, а потом стал гладить и ласкать ее волосы. Он провел рукой по ее шелковой пижаме: по спине, по бедрам. Медленными, теплыми движениями. Расстегнув две пуговицы на рубашке, он просунул руку внутрь и ощутил прикосновение ее теплой груди, коснувшись пальцами ее соска. Она, прижавшись губами к его шее, почувствовала силу его мышц. Его ровно бьющийся пульс передался ей через прикосновение губ. Он сбросил с нее одежду, затем с себя. Ее обнаженное тело ощутило прикосновение повязки на его руке.

— Твой палец, — проговорила она.

— С ним все в порядке.

— Порез может открыться, — настаивала она. — Рана может опять начать кровоточить.

— Тс-с-с, — ответил он.

Он не был расположен к страстным порывам, и, хотя она не сказала ни слова, он понимал, что она настроена так же. Он поднялся над ней в полной темноте, будто намереваясь лететь, и приник к ней. Хотя она и не ожидала ничего, кроме самой обычной радости, которую дарит близость, уже через минуту она испытала наивысшее блаженство. Не слишком сильное, но доставляющее тихое удовольствие. Однако, когда она дошла до этого во второй раз, за миг до того, как кончил он, она вскрикнула от перенесенного блаженства.

Какое-то время она лежала рядом с ним, держа его за руку. Потом она сказала:

— Никогда не покидай меня. Оставайся со мной столько, сколько я проживу.

— Столько, сколько ты проживешь, — ответил Макс.

В среду, в половине шестого утра, когда Мэри была еще во власти ночных кошмаров и видения следующего преступления убийцы, ее сон был прерван звуком ружейного выстрела. Один оглушительный выстрел, над самым ухом. Он отозвался от стен спальни тяжелым «бом». Она вскочила, сбросила одеяло и простыни и спустила с постели ноги.

— Макс! Что случилось? Макс!

Он зажег лампу и вскочил с постели. Ничего не понимая, он стоял, щурясь от света.

Зажженный свет резал ей глаза. И, хотя она вынуждена была зажмурить их, она успела заметить, что никакого постороннего вторжения в комнату не было.

Макс повернулся к заряженному пистолету, который он держал на ночном столике. Его там не было.

— А где пистолет? — спросил он.

— Я до него не дотрагивалась, — ответила она.

Позже, когда ее глаза освоились со светом, она увидела пистолет. Он плавал в воздухе, у самых ножек кровати, плавал в пяти футах от пола, будто он был закреплен на проволоке, если не считать того, что никакой проволоки там не было. Дуло пистолета было направлено на нее.

Полтергейст.

— Господи! — выдохнул Макс.

И, хотя пальца, который бы нажал на курок, не было видно, прозвучал второй выстрел. Пуля вонзилась в изголовье кровати в нескольких футах от лица Мэри.

Ее охватила паника. Подскакивая и подвывая, она бросилась в противоположную сторону комнаты, сжавшись в комок, будто она была калекой. Пистолет взял левее, держа ее под прицелом. Она добежала до угла и остановилась. Ей казалось, что она в ловушке. Она сообразила, что ей надо перебраться на другую сторону комнаты, где она, по крайней мере, сможет запереться в ванной.

Третий выстрел бал направлен в пол, рядом с ее ногами. Куски плетеного коврика и деревянные щепки полетели в разные стороны.

— Макс!

Он метнулся к пистолету, но тот ускользнул от него. Пистолет поднимался и падал, скользил из стороны в сторону, ходил зигзагами, вовлекая его в дурацкий танец.

Она смотрела на то, что скрывалось позади.

Позади ничего не было.

Четвертая пуля прошла у нее над головой, вонзившись в раму картины под стеклом, на которой был изображен берег и порт Ньюпорта.

Наконец Макс сумел схватить пистолет и зажать его в руке. Дуло плясало у него в руках, пока он не направил его себе в грудь. Он весь взмок, стараясь вырвать оружие из рук, которые он не мог видеть. Удивительно, но через несколько секунд невидимый противник отступил, и Макс остался с призом.

Она стояла, прижавшись лицом к стене и закрыв лицо руками. Она никак не могла оторвать взгляд от дула пистолета.

— Все кончилось, — сказал Макс, направившись к ней. — Ты в безопасности.

— Ради Бога, разряди его, — попросила она, указывая на пистолет в его руках.

Он остановился, взглянул на пистолет и вытащил из него магазин с патронами.

— Все патроны надо вытащить из магазина, — сказала она.

— Сомневаюсь, что в этом есть необходимость, если я...

— Сделай это!

Его большие руки дрожали, когда он вытаскивал патроны из магазина. Он разложил все это на кровати: пистолет, пустой магазин, патроны. Около минуты он изучающе разглядывал их. Ни один из них не сдвинулся с места.

— Что это было? — спросил он.

— Полтергейст.

— Что бы это ни было — он все еще здесь?

Она, закрыв глаза, старалась расслабиться, старалась почувствовать. Мгновение спустя она произнесла:

— Нет. Он ушел.

Среда, 23 декабря

Глава 10

Перси Остерман, шериф округа Оранж, открыл перед Максом и Мэри дверь и жестом пригласил их пройти.

Комната была серого цвета. Серого цвета краска, серого цвета плитка на полу, серые и пыльные оконные занавески. Несколько серых полок с металлической окантовкой были укреплены на одной стене, а у стены напротив стояли набитые папками шкафы со стальными дверцами. Еще несколько предметов мебели было отделано нержавеющей сталью и серым кожезаменителем. Плафоны на потолке тоже были серые, а приглушенное флюоресцентное освещение усиливало вокруг игру света и тени.

Единственными светлыми пятнами в комнате были хорошо вычищенные фаянсовые раковины и стол с уклоном для проведения аутопсии. Он был ослепительно белым, с отполированной до блеска арматурой из нержавеющей стали.

Сам шериф состоял только из прямых линий и острых углов. Он был такого же высокого роста, как и Макс, но фунтов на сорок легче, и значительно уступал ему в мускулатуре. И, тем не менее, он не производил впечатления хилого и слабого. У него были крупные, костистые руки, почти лишенные подкожного слоя жира, и пальцы, как когти. Плечи несколько выдавались вперед. Шея была тонкая, с выступающим кадыком. На его румяном загорелом лице сверкали быстрые, нервные глаза странного оттенка светлого янтаря.

Нахмуренные брови Остермана казались грозными, а улыбка легкой и доброй. Однако он никогда не улыбался, когда открывал один из шести больших шкафов и снимал покрывало с лица трупа.

Мэри отошла от Макса и придвинулась поближе к умершему.

— Киле Нолан, — сказал Остерман. — Владелец салона красоты. И работал там парикмахером.

Нолан был невысокого роста, широкоплечий и широкогрудый. Лысый. С подстриженными усами. «Если бы ему сбрить усы, — подумала Мэри, — он был бы похож на актера Эдварда Аснера».

Положив одну руку на шкаф, она стала ждать, когда у нее начнется состояние экстрасенсорного восприятия. И, хотя она не понимала, как и почему, она знала, что в течение какого-то времени после смерти умершие сохраняют вокруг себя энергетическое поле, своего рода невидимую капсулу, в которой заключена память, яркие картины их жизни и особенно их последние минуты. Обычно контакт с жертвой убийства или с вещами, принадлежавшими жертве, генерирует стремительный поток образов ясновидения, временами ясных, как сама реальность, а временами — безнадежно смазанных и бессмысленных. Большинство из них связаны с моментом смерти и с идентификацией убийцы. В этом же деле, впервые в ее практике, она не воспринимала абсолютно ничего. Даже никакого, хотя бы слабого, движения или каких-либо красок.