Каникулы строгого режима - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 15

Рапорт сначала подписывать не хотели, с руководящими кадрами в колонии был дефицит – замначальника по безопасности и оперативной работе проваляется со своей спиной до конца лета, а на пьяницу замполита полагаться нельзя. Помог прекрасно проведенный «День лагеря», воспоминания о котором сразу улучшали настроение шефу управления. К тому же Николай Филиппович твердо заверил, что Гладких прекрасно справится с обязанностями хозяина (в чем лично сомневался). Но отпуск гораздо важнее, тем более что билеты до Екатеринбурга были уже куплены. В крайнем случае, пришлют подмогу.

В общем, накрыв дежурную поляну в своем кабинете и вручив начальнику оперчасти «ядерный чемоданчик» и большую зоновскую печать, Николай Филиппович попрощался с коллективом и погрузился в купейный вагон.

Нельзя сказать, что Федор Васильевич Гладких сильно огорчился от перспективы отвечать за лагерь в течение двух, а то и трех предстоящих месяцев. Наоборот, это был хороший шанс показать всем, кто есть кто в зоне. И главное – лишиться неудобной приставки И. О., стать полноправным хозяином, когда Вышкин уйдет на пенсион. Но для этого необходимо себя зарекомендовать. Например, красиво и грамотно разобраться с нештатной ситуацией.

Что это еще за воровская власть? Ишь, устроили разделение на красных и черных. Власть должна быть одна – царская! В смысле – государственная. А кто не согласен, тому объясним. Если надо – жестко объясним. И если не надо – все равно жестко. Чтобы дошло сразу и навсегда. Бей черных, пока не покраснеют!..

Объяснять Федор Васильевич решил в ближайший же понедельник, не откладывая революцию на потом. Разработал на бумаге секретный план вооруженного восстания, который впоследствии сжег в пепельнице. Накануне, в воскресенье, встретился в условленном месте с Казбеком Шамаевым. Победить в революции без поддержки изнутри довольно сложно, значит, надо привлекать на свою сторону сочувствующих. Шаман – как раз то, что нужно. Сочувствует. И с Сумраком у него скрытый конфликт, и крюк на Казбека крепкий. Без уговоров пойдет на баррикады за светлое будущее.

– Ну вот, Казбекушка, и сбылась твоя вековая мечта, – романтично начал кум.

– На УДО выхожу?!

– Круче. Бугром станешь. Большим-большим бугром. Вместо Сумрака. Как ты и хотел.

– А он куда?.. – насторожился Казбек, крысиным чутьем распознав подвох.

– Добровольно сложит полномочия. Или не добровольно. Но сложит. За это я как исполняющий обязанности хозяина отвечаю. Зарвался он окончательно, пора осадить. Согласен?

– Осадить давно пора, – злорадно ухмыльнулся Казбек, сразу вспомнив пощечину и пенный душ из огнетушителя. – А как же сходняк воровской? Паша Клык? Он же его ставил – ему и снимать.

– Не понял. Кто такой Паша Клык? Министр юстиции? Или начальник управления исполнения наказаний?

– Вор в законе.

– Что-то я такой должности не припомню… Начальник оперчасти – есть, замполит есть. Даже завхоз есть… А как ты сказал… Вор? В законе? Надо же такое выдумать… Даже смешно, ей-богу.

Казбек промолчал, что кум расценил как согласие.

– Короче, слушай и запоминай. Завтра вечером дуй на пищеблок. Кинешь в котел на ужин что поаппетитней. Пару крыс дохлых или дерьма собачьего. На твой вкус. Кстати, я слышал, Витя не всем блатным одинаково нравится. Верно?

– Верно. Медведь с ним не здоровается. А Акула вообще не любит за сломанную руку, хотя он уже не блатной. Шлямбур, обратно…

– Слушай, что у вас за зверинец?! Отвыкай, однако. Не Медведь, а заключенный Гималайский, не Акула, а заключенный Пескарев. В общем, предупреди их, чтобы после отбоя залегли в «локалке» [17] первого отряда и не высовывались. И сам заляг.

– А потом?

– Ждите сигнала. Утром станешь бугром. Поможешь мне навести в зоне порядок. Уверен, ты справишься. Как видишь, ничего сложного.

«Но и ничего простого, – подумал хитрый Казбек. – Занять место положенца без разрешения блатного сходняка – все равно что с вышки на колючку прыгнуть. Без задницы останешься. И без башки».

Но возражать не стал. Перевесила «любовь» к Сумраку – уж очень хотелось шакалу горлянку покоцать. Да и крюк мешал возразить. Крепок, зараза, – не соскочишь.

– Мента мне отдашь?

Вспомнился удар Кольцова ниже пояса. Неплохо бы поквитаться.

– Зачем он тебе?

– Должок хочу вернуть.

Гладких размышлял недолго:

– Забирай!

Казбек кивнул и отправился ловить крысу. С дерьмом связываться не хотелось, а с крысами в лагере дефицита не наблюдалось.

Гладких тем временем вернулся в кабинет и продолжил подготовку к перевороту. Все должно произойти естественно, без сюжетных натяжек. Иначе возможны незапланированные повороты.

Революция, о которой так долго шептали ссученные меньшевики-активисты, началась вечером следующих суток, когда один из проголодавшихся зэков обнаружил в миске с бизнес-ланчем вареную крысиную голову. Вместо мяса. С подливкой. Ладно б таракана или волос. А то башню крысиную! Особенно добавляли аппетита глазки, из черных превратившиеся в белые.

– Что за бля?! Атас! Шеф-повара сюда! И хозяина ресторана!

Народ отреагировал бурно. Побросал «весла» и застучал кулаками по столу. Шеф-повар, услышав о недоразумении, заперся на кухне, забаррикадировав двери разделочным столом и чаном с квашеной капустой. За такой «деликатес» варка в котле на медленном огне ему была обеспечена. Это в лучшем случае. В худшем – отрежут гениталии, заставят сварить вкрутую, потом схавать с аппетитом и сказать спасибо. Авторитеты, хоть и питались отдельно, из передачек, но подобных изысков кухни не прощали. А уж если Сумрак узнает…

Как назло, именно сейчас в столовой ужинали несколько блатных гурманов. И они громче других выразили свое неудовлетворение. Так громко, что их вопли долетели до оперчасти. И Гладких как добросовестный исполняющий обязанности начальника колонии был вынужден живо отреагировать и прийти практически через минуту.

– В чем дело, граждане заключенные?

– Сами крыс жрите!

Алюминиевая миска шлепнулась на пол, прямо под ноги хозяину.

– Всем немедленно вернуться за столы и закончить ужин! Отказ от приема пищи расцениваю как неповиновение и нарушение режима!

– Пошел ты!.. Лучше в ШИЗО париться, чем крыс хавать!

Грубиян тут же получил от кума мастерский хук в челюсть.

– За стол, я сказал!..

К несчастью, получивший по физиономии оказался блатным. И – по понятиям – в обязательном порядке был вынужден ответить. Закон предков. Иначе какой ты, на хрен, блатной? Так, фантик от ириски…

Он и ответил. Прямым слева. Фуражка Гладких улетела на пол, а он сам – под стол. Но кум, разумеется, пришел в ресторан не один, а с вооруженными спецсредствами бодигардами. Почти вся рота охраны. Как действовать в подобных ситуациях, те знали превосходно – за спиной десятки репетиций. Вынутые из ножен дубинки, поднятые щиты, взведенные газовые баллончики.

– Всем стоять!..

Блатной получил спецсредством в кадык и больше не блатовал. Гладких поднялся с пола, брезгливо отряхнулся и, прижимая платок к разбитой губе, повторил:

– Я сказал, всем вернуться за стол и закончить ужин! Этого в карцер. Повара – в оперчасть!

Срочно изолировать повара нужно было вовсе не для того, чтобы выяснить, как в макароны попала крыса. Гладких прекрасно понимал, что до завтрака кулинар-затейник вряд ли дотянет. А нам не надо случайных жертв.

Но заканчивать ужин заключенные категорически не желали. Не столько из-за крысы, сколько из-за отношения. Получается, раз мы в неволе, то уже и не люди, а свиньи. Ладно б кум по-человечески поговорил, успокоил, пообещал разобраться, а то сразу в морду. Филиппыч такого себе никогда не позволял. Да, стишки бестолковые заставлял разучивать, но чтоб с ходу в морду… А этот прыщик второй день у власти – и сразу беспредел. А не ответишь, так и сядет на шею!

Поэтому миски со свежей крысятиной по-прежнему летели на пол.