Каникулы строгого режима - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 19
– Как ты? – Командир положил руку на плечо опера.
– Умеют ваши фантомасы работать… Не сдохнуть бы.
– Он в кабинет бежал, – пояснил второй сержант, – мы остановили на всякий случай… Как положено.
– Я понял. – Гагарин не стал отчитывать своих бойцов, понимая, что те действовали правильно. Хорошо хоть не стреляли. – Иди, покури…
Потом, как и Сумраку, ощупал грудь Кольцову.
– Ребра сломали, похоже… И палец. Ты уж извини их… Работа… «Скорая» сейчас приедет.
– Сюда приезжает «Скорая»? – усмехнулся Кольцов.
– Иногда… Женька, ты вообще чего здесь делаешь?.. Офигеть! Ты ж в Питере!
– Сижу, как видишь. Извини, говорить больно…
– Погоди, я сейчас…
Сергей скрылся в кабинете Гладких. Через полминуты вернулся с шинелью и подушкой. Расстелил шинель на полу, помог лечь Кольцову.
– Не двигайся… Отдыхай. Тебя больше никто не тронет… Потом поговорим.
Когда обоих грузили в старенькую машину «скорой», приехавшую из Потеряхино-2 через час с небольшим, к Сергею подошел один из сержантов.
– А ты чего, его знаешь? – кивнул он на Кольцова.
– Да… И коротко добавил:
– Чечня…
В больнице, представлявшей собой небольшой одноэтажный деревянный барак, Сергей договорился с дежурным врачом положить привезенных из лагеря в отдельную палату. Так проще охранять.
– Где это их так? – уточнил тот, скорее формально.
– Подрались между собой.
– В милицию сообщать?
Согласно существующим порядкам, персонал больницы был обязан уведомить местные органы правопорядка о доставлении лиц с тяжелыми травмами. В Потеряхино имелся небольшой отдел.
– Не надо… Мы сами… Сумароков выживет?
– Это который тяжелый?.. Постараемся. Придется оперировать. Видно, славная была драка.
– А со вторым что?
– Пустяки. Три ребра, вывих пальца, ушиб печени. Гематомы лица.
– Когда их можно перевезти в Тихомирск? В тюремную больницу.
– Второго хоть завтра, а первого через две недели, не раньше. Если выкарабкается…
Утром Сергей вернулся в больницу. Привез новых конвойных – двух своих бойцов. Вчерашние кемарили прямо на лавочках в коридоре.
Обоих «больных» на всякий случай приковали браслетами к кровати – вдруг те чудесным образом оклемаются и сбегут через окно. Сергей не возражал. Пока не разберется, в чем дело, лучше не рисковать.
В палате стояло четыре койки, но лишних людей перевели – подальше от опасных соседей. Кольцову не спалось. Он лежал на койке с открытыми глазами, отходя от уколов. Правая рука в бинтах, левая в браслетах. Сумароков, похожий на свежеприготовленную мумию с перевязанным глазом, признаков жизни не подавал, но, без сомнения, был жив, иначе находился бы не в палате, а в подвале, в больничном морге.
– Привет. Как ты?
– Нормально. Спасибо, что не убили.
– Да ладно. Ты на мужиков зла не держи. Они ж не знали, что ты ко мне бежал.
Сергей поставил на тумбочку пакет с провиантом и бутылкой коньяка, отстегнул Кольцова от кровати.
– Давай за встречу… Врач сказал, в разумных количествах противопоказаний нет. Лучше всяких анальгинов.
Выпили, не закусывая, по сотке из пластиковых стаканчиков.
– Ну, давай, рассказывай, как тебя в зону занесло. Да еще в строгую.
Кольцов рассказал. То же, что и всем: неудачно дал в морду одному козлу, получил срок.
– Но почему сюда отправили? Ты ж мент!
– Как говорится в старом анекдоте – есть нюанс. Я – бывший мент. В общем, рапортину я написал на увольнение. Задним числом. Якобы за неделю до драки.
– Сильно попросили?
– Нет, сам… Начальнику розыска повышение светило, я подводить не хотел. Он мужик отличный, за нас постоянно вписывался. А тут такое ЧП. Какое уж повышение, на пенсион бы не отправили. А не повысили б его, повысили б другого… Урода одного.
– Погоди, но бывших тоже на спецзону должны отправлять…
– Я тоже так думал… Знал бы наверняка, еще подумал бы насчет рапорта… Но в УФСИНе думают по-другому…
– Бардак!.. – резюмировал Гагарин.
Они выпили еще по сто, вспомнили командировку, где познакомились, живых и погибших. Про то, как мерзли на блокпосту, как, углубившись в лес за дровами для бани, нарвались на засаду и еле выбрались, отделавшись легкими ранениями… Потом перешли к реалиям мирной жизни.
– А ты, значит, здесь зэков прессуешь.
– Не прессую, а иногда помогаю администрациям колоний. При подавлении массовых беспорядков или бунтов.
– Умеючи подавляете, – кивнул Кольцов на мумифицированного Сумрака.
– Так он сам виноват – бузу поднял. Да еще при задержании нашего вырубил.
– Вообще-то ему не резон бузу поднимать. Да и не было у нас бузы особой. Крысу в макаронах нашли, жрать отказались. Кум прибежал в столовку, хай поднял, блатному по морде дал, тот ответил. Вот и вся буза… Кто вас-то вызвал?
– Гладких и вызвал. Мол, зона бунтует, на голодовку села, надо усмирять.
– Развел он вас, похоже…
– Зачем?
– Откуда я знаю? Может, власть показать, пока Вышкин в отпуске. Потом вряд ли получится.
– Он, кстати, и на Сумарокова ткнул, дескать, он зачинщик.
– Да Сумрак вообще ни при чем, его в столовке не было.
– Странно. – Сергей посмотрел на Сумрака. – Ты, кстати, говорил, что ему чем-то обязан.
Евгений поведал о происшествии в карантине, закончив рассказ на лирической ноте:
– Короче, Серега, если товарищ Сумрак не вернется по месту несения службы, мне там тоже ловить нечего…
– Скорей всего, не вернется… Ему лет пять ДП [18] светит за вчерашнее. С переводом в другую колонию. Гладких уже рапорт накатал… А может, и тебя в другую зону перекинуть? Я могу договориться.
– Какая разница? От перемены мест отсидки сумма срока не меняется. Что так зарежут, что эдак.
– Ладно, придумаем что-нибудь, не тоскуй… Я с врачом договорился, он разрешение на твой переезд в Тихомирск только через пару недель даст. А то в тюремной больничке коньячку хрен дадут попить.
Сергей поднялся со стула, вновь приковал Кольцова к койке. За забинтованную руку. Здоровая нужна, чтобы держать ложку и писать стихи, если вдруг посетит муза. Сумарокову хуже, он здоровой рукой прикован, на гипс наручники не налезли. Умрет голодной смертью.
– Браслеты пока снимать не буду, извини… Вдруг какой мудила из управы пожелает на вас посмотреть.
– Без проблем. А в сортир как?
– Мужики в коридоре – крикни, они проводят. Что еще привезти?
– Я подготовлю список на двух листах… Щетку зубную купи с пастой. И станков одноразовых.
– Не вопрос. Выздоравливай.
К вечеру Сумароков пришел в себя. И даже сумел самостоятельно подняться и присесть на койку. Действительно, крепкий мужик. Другой бы после такой мясорубки неделю-другую в коме валялся под капельницами.
Прогуляться по палате ему мешали наручники. Посмотрел незабинтованным глазом на Кольцова, узнал его.
– Здорово, мент, – с трудом прошепелявил он. Странно, что вообще смог заговорить. Челюсть против сапог и дырокола, что лопата против танка. – А где это мы? В карантине, что ли?
Судя по вопросу, память положенцу отбили не окончательно, раз он узнал Кольцова и вспомнил про карантин. Опер в двух словах рассказал про чудесное, практически сказочное спасение.
– Благодарю, – прошептал Сумрак и снова рухнул на кровать.
– Выпить хочешь? Коньяк есть.
– Я не пью.
– Да ладно… Я никому не скажу, если тебе со мной выпить западло.
– Говорю ж, не пью… Совсем. Даже пиво… Чего у меня с потрохами, не слышал?
– Ушиб мозга, челюсти, разрывы каких-то органов, перелом пяти ребер, еще чего-то там. Короче, салат оливье без майонеза. Глаз, кстати, тоже выбили.
– Совсем?
– Не спрашивал. Радуйся, что не оба…
Радовать перспективой нового пятилетнего срока за дезорганизацию работы колонии Евгений Дмитриевич соседа по палате не стал. Тот ведь к дембелю готовился, а тут такая непруха… Не каждый выдержит.