Ясновидящий - Кунц Дин Рей. Страница 20
Теперь проволока обволакивала все тело Картье шевелящимся коконом. Страшное, невероятное зрелище...
Глаза Картье выкатились из орбит и исчезли. Теперь из глазниц тянулись живые, словно дышащие, медные щупальца...
Из ноздрей к губам быстро ползли, извиваясь, мерцающие проводки, походившие бы на кровь, если б не цвет.
Тянулись они и из полуоткрытого рта...
Губы Картье дрогнули, рот раскрылся шире, и из него вывалились какие-то тонкие трубочки и другие не менее странные приспособления.
Горло вдруг вспучилось, потом раскололось надвое, открывая взорам поблескивающее стекло...
— Демоны... — раздался чей-то испуганный шепот.
— Нет, — рассеянно произнес Потрясатель. — Это родом оттуда. — И он указал на восток. — Какое-то забытое изобретение, пережившее эпоху Великого Небытия.
— Но я знаю Картье с самого детства! — воскликнул один из солдат.
— Несомненно, он попал в руки орагонцев, и они при помощи неведомой ныне науки обратили его в это странное существо.
А лицо Картье тем временем распалось надвое.
Живая машина, все это время таившаяся у него внутри, из последних сил пыталась схватить новую жертву.
Крови больше не было видно.
Тогда проволочки начали переплетаться. Они теперь поглощали друг друга, так и не обретя желанной жертвы, и гибли в схватке...
Над трупом взвилось облачко дыма — механизм явно разладился. Человеческую кровь он, видимо, использовал в качестве смазки, и теперь, когда она покинула тело, составные части скрипели и скрежетали...
Что-то зажужжало, как потревоженный улей, потом раздался надсадный скрежет. Он доносился из горла Картье, словно адская машина пыталась использовать его голосовые связки с некоей неведомой целью. Но вот проволочки замерли в воздухе, а дым повалил столбом. Страшное существо, чем бы оно ни было, не подавало более признаков жизни.
Все стояли не шевелясь, завороженно глядя, как рассеивается дымок, слушая завывание ветра. Никто не мог прийти в себя от увиденного.
Но вот Рихтер, похоже, очнулся:
— Так вот что использует Орагония в войне с Дарклендом! Если Джерри Мэтабейн овладел сим демоническим оружием, то вскоре все те, кого вы любите: ваши жены, детишки — все, все вскоре станут существами без души, машинами! Все сотрется у них из памяти, исчезнут все чувства, и править ими будет лишь покорность малейшему мановению руки Джерри Мэтабейна!
— Нет! — вскрикнул в ужасе кто-то из солдат. Оружие, которое применил главнокомандующий, метко угодило в цель — все встрепенулись и, потрясенные до глубины души, исполнились решимости не допустить этого ужаса, не позволить обратить их любимых в бездушные механизмы. Страх потерять себя как личность — мощный стимул... Солдаты теперь еще решительнее, чем прежде, настроены были достичь таинственных восточных земель и овладеть таящимися там секретами.
— Однако мы не вполне еще свободны от этого проклятия, — отрезвил людей Рихтер. — Среди нас затаилось как минимум еще одно такое существо. Кто помнит, с кем в последнее время Картье чаще всего общался? Был ли у него задушевный приятель, с которым он частенько уединялся?
Горцы принялись перешептываться, переглядываться, затем из толпы донеслось многоголосое:
— Зито... Зито... Зито... Да, он якшался с Зито... Они с Зито были не-разлей-вода!
Коудонский цыган не сдвинулся с места, не выпустил лука из рук. У него была всего одна стрела, но и та торчала теперь в уродливом комке обугленных проводов, который прежде был телом Картье.
— Этого не может быть! — пробормотал Рихтер, оторопело глядя на смуглого Зито. — Ты же дал мне платок... Ты поклялся мне в вечной верности!
— И это сущая правда! — Зито выглядел не менее потрясенным внезапно обрушившимся на него обвинением, нежели старый офицер. — Ну да, я водил с ним дружбу. Но это вовсе не значит, что я и он... Я так же предан вам, командир, как и прежде, и я...
Он был футах в десяти от главнокомандующего, когда метко брошенный кинжал вонзился ему прямо в грудь. Все вздрогнули и обернулись — Мэйс медленно опускал руку.
— Еще минута — и он задушил бы вас, командир, а может, сделал чего и похуже... Поверьте мне, я ясно видел его лицо.
Взоры всех собравшихся устремились на Зито.
Цыган тупо глядел на кровь, потоком струящуюся по его рубашке. Его шатало, но пронзенное сердце все еще билось в груди...
Мэйс вновь заговорил. Голос его звучал уверенно, хотя умирающий Зито выглядел вполне естественно и не было ни малейших признаков, что в теле его скрыта адская машина.
— Вы велели ему легко ранить того, кто поведением своим вызовет подозрения. Однако стрела его пронзила Картье шею — это был заведомо смертельный выстрел. — Мэйс повернулся к Зито:
— Ты боялся, как бы то немногое, что еще оставалось в Картье человеческого, не заставило его тебя выдать, верно? Значит, тебе необходимо было его убрать, чтобы с последним вздохом из уст его не вырвалась правда!
— Это.., ложь! — прохрипел Зито.
На губах его запузырилась кровь. Он обвел товарищей молящим взором, и один из горцев, солдат по имени Хенкинс, помявшись, шагнул к раненому цыгану.
— Не смей! — отчаянно заорал Мэйс. Но было поздно. Стоило Хенкинсу коснуться коудонца, как тот оскалился, и сграбастал солдата. Хенкинс закричал и стал вырываться, но тщетно. Смуглое лицо коудонца раскололось надвое, и на волю вырвались медные щупальца, которые тотчас же проникли в плоть человека и принялись вершить там свое черное дело, неумолимо превращая его в существо, каким был сам Зито. Живая машина торжествующе завизжала, и визг этот напоминал голос цыгана.
Сразу четверо банибальцев метнули ножи. Два из них, не предназначенные для метания, пролетели мимо цели, однако два другие угодили прямо в спину Хенкинса и по рукоять вонзились в тело.
Хенкинс и цыган, крепко сплетенные, рухнули на снег и покатились по нему. А проволочный кокон уже алчно обволакивал их обоих, но насытиться не мог. Жадные проволочки топорщились во все стороны, извивались, искали новую жертву...
Через некоторое время машина была мертва, как и двое несчастных, у которых отняла она жизнь...
Глава 14
Парусину свернули и упрятали в тюки.
Нескольких солдат послали вперед, на поиски безопасной тропы, а остальные, найдя глубокую скальную впадину, опустили туда одно за другим двадцать четыре безжизненных тела и засыпали их снегом. Со временем тела окутает прочный ледяной саван — вполне подходящая могила для мужественных горцев.
До изуродованных останков Картье, Зито и Хенкинса никто так и не дотронулся...
По настоянию Даборота, солдаты поели, хотя никто не обнаруживал даже признаков аппетита. Завтрак состоял из куска хлеба, ломтя сыра, кружки горячего кофе и доброго глотка бренди. По причине, до конца не ясной, никто не пожелал даже притронуться к выглядящим соблазнительно ломтям копченой говядины...
Жуя ломоть черствого хлеба, главнокомандующий Рихтер не отрываясь глядел на снежную пелену, сквозь которую лежал их путь.
Молчание нарушил Потрясатель:
— Вечной верности не существует...
— Конечно, — откликнулся Рихтер.
— Ведь сам человек не вечен...
— Порой мне кажется, что я — исключение, — устало промолвил главнокомандующий. Чуть погодя Потрясатель сказал:
— Обстоятельства частенько испытывают верность на прочность.
Рихтер, думая о своем, ответил:
— Может статься, это древнее Знание нам не по зубам... Оно не для нас...
— А ежели не для нас, то, верно, для Джерри Мэтабейна? На свете нет ничего ценнее Знания!
— А как же любовь, семья, дети, свобода, мир?
— Но ведь всем этим может завладеть злодей, обладающий Знанием! — Потрясатель стоял на своем. — Владея Знанием, он в силах отнять твою женщину. Владея Знанием, он может уничтожить твою семью, оставив на месте твоего дома лишь пепел и головешки. Владея Знанием, он может обратить детей твоих в рабов, отнять твою свободу, а мир твой и покой потонут в кровавом месиве войны, которую разожжет злодей, движимый ненасытной жаждой крови!