Живущий в ночи - Кунц Дин Рей. Страница 26

Показывая, как это случилось, Анджела откинулась спиной на дверцу холодильника, и внутри его приглушенно звякнули бутылки.

– Теперь обезьяна – на полу, прямо передо мной.

Она отшвырнула швабру в сторону. Видел бы ты, Крис, в какой она была ярости! Ее злоба была непомерна по сравнению с тем, что произошло. Я не сделала ей больно, даже не прикоснулась к ней, но она взялась за меня не на шутку.

– Ты же говоришь, что резусы миролюбивы.

– Только не эта тварь! Раззявила пасть, орет, наскакивает на меня, подпрыгивает на месте, размахивает лапами, стучит кулаками об пол, а в глазах – такая ненависть…

Рукава ее свитера раскатались, и, пытаясь согреться, Анджела спрятала в них кисти. Видимо, воспоминание о том случае было настолько ярким, что женщина подсознательно боялась: вдруг отвратительная тварь появится снова и станет кусать ее за пальцы.

– Она напоминала тролля, гремлина или еще какую-нибудь нечисть из детских сказок. Да еще эти темно-желтые глаза…

Я почти воочию видел перед собой тлеющие огоньки в злобных глазах обезьяны.

– И вдруг обезьяна в два прыжка взлетает на кухонные шкафы, а оттуда – на стойку. Вот здесь, – указала Анджела, – у холодильника, и ее морда оказывается в нескольких сантиметрах от моего лица. Так близко, что я ощутила запах мандарина из ее пасти. Она начинает шипеть – яростно и угрожающе. Я знала…

Анджела оборвала себя и снова прислушалась к царившей в доме тишине, а затем повернула голову налево, в сторону открытой двери в столовую. Ее страх был заразителен, особенно для меня – после всего того, что произошло со мной после захода солнца. Выпрямившись на стуле, я тоже повернул голову, ожидая услышать некие пугающие звуки.

На потолке по-прежнему подмигивали три светлых кружка. Занавески на окнах оставались неподвижными.

Наконец Анджела продолжила свой рассказ:

– Ее дыхание пахло мандарином, и она шипела на меня. Я знала, эта мерзкая тварь могла бы убить меня, если бы захотела, пусть даже она в три раза меньше меня и в четыре раза легче. Возможно, я еще могла бы справиться с ней, когда она скакала на полу, но теперь нас разделяли сантиметры.

Мне было несложно представить, до какой степени была перепугана женщина в тот вечер. Даже чайка, защищая свое гнездо на скале, может напугать человека.

Она пикирует на обидчика сверху, с устрашающими криками бьет крыльями и клюет его в голову, выдирая клочья волос. Что уж говорить о разъяренной обезьяне!

– Поначалу я хотела выбежать в открытую дверь, но потом подумала, что от этого чудище может разозлиться еще сильнее. Так и осталась стоять – прижавшись спиной к холодильнику и глядя в глаза взбесившейся от ненависти обезьяне. Через некоторое время, решив, что я достаточно напугана, тварь спрыгнула с кухонной стойки, стремглав пробежала через кухню, закрыла входную дверь и, снова взобравшись на стол, принялась за недоеденный мандарин.

Я все же решил налить себе еще немного абрикосового бренди.

– Тогда я осторожно потянулась к ручке вот этого выдвижного ящика. Здесь я держу кухонные ножи.

Не отрывая взгляда от стола, как в тот рождественский вечер, о котором она рассказывала, Анджела засучила рукав свитера и на ощупь протянула руку к ящику с ножами. Чтобы дотянуться до него, ей пришлось выпрямиться и чуть отклонить туловище в сторону.

– Я не собиралась нападать на нее, а только хотела иметь в руках что-нибудь для самозащиты. Но, прежде чем я успела добраться до ящика, проклятая макака вскочила на задние лапы и снова заорала на меня.

Рука Анджелы продолжала тянуться к круглой ручке выдвижного ящика.

– И тут она хватает из блюда яблоко и швыряет в меня. Совершенно по-человечески. Яблоко попадает мне в лицо и разбивает губу. – Женщина поднесла руку к лицу, словно пытаясь защититься. – Я прикрываю лицо, но обезьяна хватает второе яблоко и снова запускает им в меня, затем – третье. Броски были такими сильными, что могли бы разбить стекло, будь оно поблизости.

– Ты хочешь сказать, что она знала про ножи в ящике?

Руки Анджелы бессильно упали.

– Да. Наверное, почувствовала.

– А ты не пыталась еще раз добраться до ножа?

Она покачала головой.

– Обезьяна передвигалась со скоростью молнии.

Мне казалось, что, если я сделаю еще одну попытку, она в мгновение ока перепрыгнет со стола к холодильнику и вцепится зубами в мою руку раньше, чем я успею взять нож. Я испугалась, что она меня укусит.

– Еще бы, – согласился я, – ведь она могла оказаться бешеной – пусть даже у нее из пасти не шла пена.

– Все было гораздо хуже, – мрачно сказала Анджела, снова закатывая рукава своего джемпера.

– Хуже, чем бешенство? – удивленно переспросил я.

– Слушай дальше. Так вот, я стою у холодильника, до смерти напуганная, пытаюсь сообразить, что делать дальше, из губы течет кровь. И тут в эту самую дверь входит Род – веселый, насвистывает. Входит и попадает в самый разгар этой свистопляски. Но он не предпринял ничего из того, что ты сейчас мог бы предположить. Он был удивлен и в то же время… не удивлен.

Удивлен тем, что застал обезьяну здесь, но ничуть не удивлен ее поведением. Его поразил лишь тот факт, что он обнаружил ее именно здесь! Ты понимаешь, к чему я веду?

– По-моему, да, – промямлил я.

– Род, черт бы его побрал, оказывается, был знаком с этой макакой! Он не сказал: «Ой! Обезьяна!» Он не спросил: «Откуда здесь взялась эта чертова мартышка?»

Он даже не воскликнул хотя бы просто: «Господи!»

В тот вечер похолодало, накрапывал дождь, поэтому Род был в плаще. Он сует руку в карман и вынимает пистолет, будто ожидал чего-то в этом роде. Меня удивило… Понимаешь, он, конечно, пришел с работы, был в форме, но он никогда не носил с собой оружия. Хоть он и офицер, сейчас же мирное время! И он не на войне! Он работал неподалеку от Мунлайт-Бей, причем занимался кабинетной работой, перекладывая с места на место бумажки. По его словам, это занятие ему уже осточертело, и он просто высиживал срок, оставшийся до выхода в отставку. А тут вдруг у него в кармане оказывается пистолет! Я ни разу в жизни не видела его с оружием в руках.

Полковник армии Соединенных Штатов Америки Родерик Ферриман работал в Форт-Уиверне, который уже давно считался мощным экономическим двигателем, приводившим в действие жизнь всего нашего округа. Полтора года назад базу закрыли, и теперь она пустовала. Это было одно из тех армейских заведений, которые ликвидировали после окончания «холодной войны».

Я знал Анджелу с детства, ее мужа – тоже, хотя гораздо хуже, но не имел понятия, чем полковник Ферриман занимается, находясь на службе в армии. Может, и Анджела об этом не знала? До тех пор, пока он не вернулся домой в тот рождественский вечер.

– Представь себе картину: вытянув вперед руку с пистолетом, Род держит обезьяну на мушке и при этом выглядит даже более напуганным, чем я. Лицо у него мрачное, без кровинки, губы плотно сжаты. Он смотрит на меня, видит мою разбитую губу, ручеек крови на подбородке, но даже не спрашивает, откуда это, и снова переводит взгляд на обезьяну, словно опасаясь хотя бы на секунду выпустить ее из поля зрения. Обезьяна держит в лапке последнюю дольку мандарина, но не спешит засунуть ее в рот. Очень напряженным взглядом она смотрит на ствол пистолета. Род говорит:

«Энджи, иди к телефону. Сейчас я скажу тебе номер, по которому ты должна позвонить».

– Ты запомнила номер телефона? – перебил ее я.

– Нет, да это и ни к чему. Он давно отключен. Я запомнила лишь три первые цифры, потому что с них начинался и рабочий телефон Рода на базе.

– Выходит, он заставил тебя звонить в Форт-Уиверн?

– Да, но тот, кто снял трубку, не назвался и не представился. Только поздоровался. Я говорю ему:

«Сейчас с вами будет разговаривать полковник Ферриман». Род берет у меня трубку левой рукой, поскольку правой по-прежнему сжимает пистолет, и говорит этому парню: «Я только что нашел резуса. Он в моем доме, на кухне». Собеседник ему, видно, что-то отвечает, поскольку Род молча слушает, не спуская глаз с обезьяны, а затем снова говорит: «Откуда, черт возьми, я могу это знать! Но он здесь, и мне нужна помощь, чтобы поймать его».