Найти Элизабет - Хили Эмма. Страница 5

– Мам, будь осторожна, – просит она. – Ты можешь что-нибудь разбить.

Я не отвечаю. Я по-прежнему сижу, стиснув зубы. Чувствую, что сейчас закричу в голос, но все-таки лучше что-нибудь разбить. Именно этого в данный момент мне хочется больше всего. Хватаю нож и вонзаю его в тарелку. Фарфор негромко хрустит. Хелен что-то бормочет, наверное, ругается, и кто-то бросается ко мне. Я не свожу глаз с тарелки. Она слегка треснула посредине и напоминает граммофонную пластинку. Расколотую граммофонную пластинку.

Такие пластинки я когда-то нашла в нашем огороде на заднем дворе. Они отыскались на грядках, где мы выращивали овощи. Когда я вернулась из школы, мама отправила меня помочь отцу. Прежде чем скрыться в сарае, тот вручил мне лопату, чтобы я прокопала борозду вдоль грядки фасоли. Пластинки были почти такого же цвета, что и земля, и я бы не заметила их, не наткнись я на них лопатой и не услышь незнакомый хруст. Тогда я взяла тяпку и копнула глубже, и через пару секунд увидела осколки.

Когда я поняла, что это такое, то вытащила их из земли и бросила на освещенный солнцем участок травы, чтобы они просушились. Не понимаю, как они сюда попали. Граммофон был только у нашего жильца Дугласа, и я думаю, он наверняка сказал бы, если бы у него разбились пластинки. В любом случае он не из тех людей, кто стал бы выбрасывать вещи на наш огород.

– Откуда они только тут взялись? – спросила мама, когда вышла собрать вещи для стирки и увидела меня стоящей на коленях перед обломками граммофонных пластинок. Я стерла с них грязь и принялась составлять осколки вместе. Не потому, что считала, что их можно послушать на граммофоне, а просто потому, что хотела посмотреть, что это были за пластинки. Мама вытерла с моего лица потеки грязи, оставленные моими перепачканными в земле пальцами, и сказала, что, скорее всего, это соседи забросили их через забор в наш огород.

– Я поговорю с миссис Трантер, – пообещала она. – Я не в первый раз нахожу их мусор, – она посмотрела на черные гротескные подобия дисков. – И кому только пришло в голову их разбивать?! Теперь они ни на что не годны… Послушай, Мод, сложи их на борозде, чтобы по ним сбегала вода.

– Хорошо, – согласилась я. – Просто я прежде хотела сложить их вместе.

– Зачем? Хотела выложить, чтобы по ним можно было ходить, не пачкая ног?

– А что? Так можно было?

– Не говори чушь.

Мама рассмеялась. Прижимая к бедру корзинку с бельем, она, осторожно ступая, прошла по разбитым пластинкам до самой кухонной двери. Я проводила ее взглядом. На фоне ярко-красной кирпичной стены нашего дома ее рыжие волосы показались мне не такими броскими, как обычно.

У меня ушло не так много времени для того, чтобы соединить обломки, и мне было радостно заниматься этим в лучах зимнего солнца под воркование голубей. Это было все равно что складывать фрагменты разрезной картинки, за исключением того, что, когда я завершила работу, нескольких кусочков до полноты все равно не хватило. Однако теперь я смогла прочитать надписи на этикетках. «Вирджиния». «Мы втроем». «Не думай, что я твоя».

Я снова присела на корточки. Это были любимые песни моей сестры, те, которые она всегда просила Дугласа поставить на граммофон. И вот они здесь, разбитые и зарытые в землю среди подгнивших луковиц и корневищ ревеня. Не могу взять в толк, кто это сделал и почему. Я собрала их вместе и бросила в выкопанную борозду, а когда вернулась в дом, то увидела стоящего возле окна нашего жильца. На мгновение мне показалось, что он смотрит на меня, но затем из темноты живой изгороди вниз сорвалась стайка птиц. Я повернулась и успела заметить женскую фигуру, торопливо зашагавшую прочь.

Доедаю мороженое. Оно вкусное и холодное, но я не могу понять, какой в нем наполнитель. Судя по цвету, скорее всего, клубника.

Хелен надевает пальто.

– Через полчаса мне нужно забрать Кэти, – сообщает она.

А я хочу в уборную. Интересно, где здесь дамская комната? Пытаюсь вспомнить, была ли я раньше в этом ресторане. Он напоминает мне старый добрый «Чопхаус», в котором мы когда-то встречались с Патриком. Это был недорогой ресторан, там не водилось экзотической кухни или белых скатертей, но обстановка была красивая и кормили там вкусно.

Я обычно ждала за столиком возле окна. За стеклом проходил Патрик – волосы растрепаны, лицо раскраснелось от холода. Как только он замечал меня, то сразу начинал улыбаться. Теперь мне уже больше никто так не улыбается.

– Тебе нужно в уборную, мам? – спрашивает Хелен, подавая мне пальто.

– Нет, пожалуй, не нужно.

– Хорошо. Тогда идем.

Она не очень довольна мной. Наверное, я сделала что-то не так. Неужели доставила ей неприятности? Может, сказала что-то такое официанту? Я не люблю спрашивать. Как-то раз я выдала одной женщине, что у нее лошадиные зубы. Я помню, как Хелен рассказывала мне об этом случае, но не помню, когда это произошло.

– Мы едем домой?

– Да, мама.

Пока мы были в ресторане, солнце зашло и небо сделалось чернильного оттенка, но я сквозь ветровое стекло машины все еще вижу дорожные указатели и вслух читаю то, что на них написано. «Уступите дорогу». «Перекресток». «Сбросьте скорость». Хелен сжимает руль так крепко, что у нее побелели костяшки пальцев. Она не разговаривает со мной. Я ерзаю на сиденье, неожиданно поняв, что у меня полный мочевой пузырь и мне жутко хочется в уборную.

– Мы едем домой?

Хелен вздыхает. Это значит, что я уже задавала этот вопрос. Когда мы сворачиваем на мою улицу, я понимаю, насколько сильно мне нужна уборная. Больше я не вытерплю.

– Высади меня здесь, – прошу я Хелен и вцепляюсь в ручку дверцы.

– Не глупи, мы сейчас будем дома.

Однако я распахиваю дверцу, и Хелен резко тормозит.

– Что ты, черт побери, делаешь?! – кричит она.

Я выскакиваю из машины и бегу по дороге.

– Мама! – зовет меня Хелен, но я не оборачиваюсь.

Согнувшись едва ли не пополам, бегу к дому. Каждые несколько секунд приходится отчаянно сжимать мышцы. Мочевой пузырь того и гляди лопнет. Второпях расстегиваю пальто. Возле двери останавливаюсь и переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь вставить ключ в замочную скважину. Что-то мешает сделать мне это правильно.

– О, нет, нет! – восклицаю я.

Наконец чувствую, что попала, и поворачиваю ключ. Я буквально влетаю внутрь и кидаю на пол сумочку. Держась за перила, устремляюсь наверх по лестнице и скидываю с себя пальто. Врываюсь в ванную комнату. Но уже поздно. Я так и не смогла сдержаться. Стягиваю с себя брюки, но снять остальное не успеваю. Сажусь на унитаз и чувствую, что мочусь через трусы. Через несколько секунд принимаю позу мыслителя – подбородок на ладонях, локти упираются в колени, мокрые брюки лежат на полу вокруг щиколоток. Затем медленно и неуклюже скидываю с ног обувь, снимаю брюки и бросаю их в ванну.

В доме сумрачно – у меня не было времени зажечь свет, – поэтому я сижу в темноте. По моим щекам катятся слезы.

Нужно все делать систематично, пытаться все записывать. Элизабет куда-то пропала, и я должна что-то сделать, чтобы выяснить, что с ней случилось, но в голове у меня путаница. Я не помню, когда видела ее в последний раз или что мне удалось о ней узнать. Я звонила ей, но мне никто не ответил. Значит, я не видела ее. Ее не было здесь, а меня не было там. Что же делать дальше? Мне думается, что необходимо съездить к ней домой. Попытаться все выяснить. И записать для памяти то, что узнаю. Необходимо положить в сумочку несколько ручек. Все нужно делать систематично. Эту мысль я тоже записываю.

Прежде чем шагнуть за порог, трижды проверяю сумочку, смотрю, положила ли я в нее ключи. После этого прохожу по тропинке. Бледные лучи солнца освещают лужайку. Запах сосновой хвои поднимает мне настроение. Похоже, я несколько дней не была на свежем воздухе. Что-то случилось, и Хелен теперь суетится. Но я не могу ничего понять, и от этого у меня бывают приступы головокружения.