Дева в голубом - Шевалье Трейси. Страница 21

В конце концов я выписала названия трех книг, дающих самые современные сведения. Но на полках их не обнаружилось. Я обратилась к довольно неприветливому студенту в справочном бюро — судя по всему, он тоже готовился к экзаменам. Сверившись с компьютером, он подтвердил, что все три книги находятся на руках.

— Сами видите, какое сейчас время, — сказал он. — Наверное, кому-то понадобились для занятий.

— А кому именно, узнать можно?

Он бросил взгляд на экран.

— Они выписаны по межбиблиотечному абонементу.

— А абонемент этот, случайно, не в Лиль-сюр-Тарн?..

— Да. — Молодой человек удивленно посмотрел на меня и уж вовсе вытаращился, когда я пробормотала: «Вот подонок!»

А то можно было подумать, что Жан Поль будет сидеть сложа руки и позволит мне самой заниматься этим делом. Он слишком энергичен, чтобы оставаться в стороне, и слишком настойчив в отстаивании своих идей. Вопрос лишь в том, собираюсь я или нет идти по его следам в поисках того, что от него ускользнет.

Решать мне в конце концов так и не пришлось. Возвращаясь с Лильского вокзала, я наткнулась на Жана Поля, идущего с работы домой. Он кивнул: «Bonsoir», — а я, даже не дав себе труда подумать, выпалила:

— Вы забрали книги, которые я разыскивала всю первую половину дня. Зачем? Ведь я же просила не вмешиваться в это дело.

— А кто сказал, что я занимаюсь им ради вас, Элла Турнье? — скучным голосом спросил он. — Мне npoсто стало любопытно, вот и заказал эти книги… Если они вам нужны, приходите завтра в библиотеку. Они будут ждать вас.

Я прислонилась к стене и скрестила на груди руки.

— Ладно, ладно. Вы победили. Говорите, что вы там накопали. Только побыстрее, и давайте с этим покончим.

— Уверены, что не хотите сами заглянуть в эти книги?

— С меня достаточно и вашего рассказа.

Он закурил сигарету, глубоко затянулся и выдохнул, направив струю дыма вниз.

— Ну что ж. Довольно долго о Николя Турнье практически ничего не было известно. Но в 1951 году обнаружили запись, из которой следует, что он был крещен в 1590 году в протестантской церкви Монбельяра. Отцом его был Андре Турнье — художник из Безансона, это неподалеку от Монбельяра. Деда звали Клод Турнье. Отец — Андре Турнье — перебрался в Монбельяр в 1572 году из-за религиозных преследований, возможно, сразу после Варфоломеевской ночи. Ваш Николя был одним из нескольких детей. Согласно некоторым сведениям, с 1619 по 1626 год он жил в Риме. Затем, в 1627 году, он появляется в Каркассоне, а в 1632-м — в Тулузе. В течение долгого времени считалось, что умер он во второй половине семнадцатого века, после 1657 года. Но в 1974 году было обнаружено его завещание, датированное 30 декабря 1638 года. Можно предполагать, что скончался он вскоре после этого.

Я так долго стояла, не говоря ни слова и не отрывая глаз от земли, что Жан Поль, похоже, несколько растерялся и даже выплюнул окурок прямо на мостовую.

— А не знаете ли, — наконец заговорила я, — в ту пору детей крестили сразу после рождения?

— Обычно да. Но не всегда.

— Таким образом, обряд крещения по той или иной причине мог быть отложен? Дата крещения не обязательно совпадает с датой рождения. И Николя Турнье мог быть крещен в месяц от роду, и в два года, и в десять лет, а то и позже, уже в зрелом возрасте.

— Это маловероятно.

— Пусть так, но все же возможно. Я хочу сказать, что достоверно нам ничего не известно. Завещание помечено определенным числом, но из этого еще не следует, будто мы знаем, когда он умер. Верно? Может, десять лет прошло.

— Элла, он болел, он составил завещание, и он умер. Так обычно и бывает.

— Верно, но все равно точно мы не знаем, было ли так в нашем случае. Мы не можем быть на сто процентов уверены в дате его рождения и смерти. Эти записи в церковных книгах ни о чем не свидетельствуют. Все существенные подробности его жизни все еще остаются под вопросом. — Я помолчала, пытаясь успокоиться.

Жан Поль оперся о стену и скрестил руки.

— Вы, кажется, просто не хотите слышать, что отцом этого художника был Андре Турнье, а отнюдь не один ваших предков. Не Этьен, не Жан, не Якоб. И корни его уходят не в Севен и не в Мутье. Так что он вам не родня.

— А что, если взглянуть на ситуацию с другой стороны? — заговорила я, несколько успокоившись. — До недавнего времени, точнее, до середины пятидесятых годов о нем вообще никто ничего не знал. Все существенные обстоятельства его жизни были перевраны, за исключением фамилии и места смерти. Все остальное не соответствует действительности: имя, даты рождения и смерти, место рождения; иные картины, принадлежащие якобы его перу, оказывается, были написаны другими художниками. И вся эта дезинформация обнародована, я сама почерпнула ее в библиотеке. И если бы мне не удалось обнаружить свежих источников, я бы приняла ее за истину. Я бы даже называла его чужим именем! Искусствоведы до сих пор спорят относительно его картин. И уж если даже такие вещи остаются под сомнением, если все основывается на спекуляциях — крещение якобы совпадает по времени с рождением, завещание якобы составлено незадолго до смерти и так далее, — то все это не может считаться свидетельством. Все это зыбко, лишено конкретности, так почему же я должна верить всяким гипотезам? В моих глазах чистой конкретикой остается только одно: его фамилия — это моя фамилия, он работал всего в тридцати милях от места, где я сейчас живу, и картины его выдержаны в тех же голубых тонах, что все время являются мне во сне. Вот это конкретика.

— Нет, это совпадение. Вы искушаетесь совпадениями.

— А вы — гипотезами.

— Тот факт, что вы живете сейчас в Тулузе и он жил в Тулузе много лет назад, вовсе не свидетельствует, что вы из одной семьи. Турнье — довольно распространенная фамилия. Что же касается голубого сна — что ж, этот цвет западает в память, потому что он такой пронзительный. Темно-голубой было бы запомнить труднее, не так ли?

— Слушайте, почему вы все время стараетесь убедить меня в том, что он не мой родич?

— Потому что вы основываетесь исключительно на совпадениях и чутье, а в глаза фактам смотреть не желаете. Вас поразила картина, ее цветовая гамма, и поэтому и еще потому, что имя художника совпадает с вашим, вы решили, что это ваш предок. Так? Все неправильно. Я вовсе не должен убеждать вас, что Николя Турнье не является вашим родственником; это вы должны убедить меня, что он им является.

«Надо заставить его замолчать, — подумала я. — А то у меня исчезнет последняя надежда».

Может, эта мысль мелькнула у меня в глазах, во всяком случае, когда Жан Поль заговорил вновь, тон его смягчился.

— Я всего лишь хочу сказать, что, возможно, этот Николя Турнье совсем из другой оперы. Может, это, как у вас говорится, ложный плед?

— Что? — Я расхохоталась. — Вы хотите сказать, «ложный след»? Что ж, не исключено. — Я помолчала. — Тем не менее он взят. Не припомню даже, как я намереваласьразбираться во всей этой генеалогии до появления этого следа.

— Вы собирались отыскать свою давно исчезнувшую родню в Севене.

— Этим и сейчас не поздно заняться.

Выражение лица Жана Поля заставило меня рассмеяться.

— Пожалуй, так я и поступлю. Знаете, все ваши аргументы только подталкивают меня к тому, чтобы доказать, что вы заблуждаетесь. Я хочу найти свидетельства — да, конкретные свидетельства, против которых даже вы не сможете возразить, — связанные с жизнью моей «давно исчезнувшей родни». Просто чтобы доказать вам, что предчувствия не всегда обманывают.

Мы оба замолчали, я переступила с ноги на ногу. Жан Поль прищурился и посмотрел на закатное солнце. Я вдруг остро ощутила его соседство — физическое соседство на этой французской улочке. «Между нами всего два фута, — подумала я. — Можно…»

— А что там с вашим сном? — спросил он. — Все eще снится?

— Да нет. Нет, вроде оставил в покое.

— Так что же, вы хотите, чтобы я позвонил в архивное управление Менда и предупредил о вашем приезде?