Ты создана для этого - Сакс Мишель. Страница 29

Я подумала, что Фрэнк скоро уедет.

И улыбнулась.

Мерри

Ребенок лежал на кровати. Я распахнула окна и выглянула наружу. Стоял пасмурный день с легкой дымкой, отчего все вокруг казалось написанным акварельными красками в приглушенных пастельных тонах. Откуда-то издалека раздавался джаз Джона Колтрейна, любимого музыканта Сэма. Чуть раньше я приготовила мужу яйца-пашот, свежий голландский соус и намазала маслом толстые бездрожжевые тосты. Фрэнк оставалась в своей комнате и не мешалась под ногами. Возможно, она понимает, что слишком злоупотребляет нашим гостеприимством.

Я взглянула на ребенка на кровати, стала изучать его лицо. Провела пальцем по его чертам, а он настороженно наблюдал за моими движениями. Он всегда настороже.

Может быть, он прав.

Я приложила голову к его животику, вдохнув аромат его кожи, он пах тальком, мылом и невинностью.

Я почувствовала, что Конор испугался, потому что он нерешительно дернулся и задрожал от испуга.

Мне очень жаль.

Мне очень жаль. Он не виноват в этом.

В кухне Фрэнк варила кофе. Она была еще в халате.

– Что, взяла выходной? – съязвила я.

– Я не могла заснуть прошлой ночью. Столько всего передумала, – сказала она, подняв на меня глаза и почесав голову.

Фрэнк выглядела ужасно. Я вспомнила, как больно мне было вчера, когда я увидела ее вместе с Сэмом в одной комнате. Какое это сейчас имеет значение? Она все равно скоро уедет.

Я прочистила горло.

– Фрэнк, – начала я, – мы с Сэмом разговаривали о тебе прошлой ночью.

Она поставила чашку, внимательно вглядываясь в мое лицо.

– Здорово, что ты к нам приехала, – сказала я, – но нам, наверное, пора возвращаться к нашей привычной жизни, к нашей уединенности. Мы думаем, что так будет лучше для всех нас.

Мы думаем, что пришло время.

Мы думаем, что тебе действительно следует уехать.

Она посмотрела на меня. В ее глазах стояла боль.

– Я понимаю, – сказала она, – ты хочешь, чтобы я уехала.

– Нет, Сэм тоже. Мы оба, – сказала я, – мы оба этого хотим.

Я наблюдала за выражением ее лица. Я знала этот взгляд, означавший желание. Да, когда она так смотрела, ей всегда чего-то хотелось.

Я расправила спину и подняла голову. И сразу стала выше.

Я прекрасно себя чувствовала. Ощущала себя сильной и решительной – такой, какой мне и следовало быть, чтобы правильно вести себя с Фрэнк. Какие бы противостояния ни происходили между нами, я всегда оставалась победительницей.

Она хмурилась и ковыряла ногти.

– Я знаю, что ты делаешь, Мерри. Я знаю… – покачала она головой.

Я наслаждалась моментом. И намеренно была излишне жестокой.

– Ради нашей многолетней дружбы, – сказала я то, что всегда говорила раньше. – Тебе здесь не место, Фрэнк.

«Тебе нигде нет места», – чуть не добавила я.

Лицо ее исказилось – от боли, которая, как горячая и жестокая сыпь, распространялась по всему телу. Женщина, охваченная пламенем. «Гори, – мысленно пожелала я ей, – гори».

А сама чувствовала, что наполняюсь жизненной силой.

Фрэнк

Он лежал сверху, кряхтя от удовольствия, и при этом старался сдерживаться, чтобы не подойти к пику слишком быстро. Мы с ним были в сарае, где пахло сыростью и необработанной сосновой древесиной. «Прямо как животные какие-то», – подумала я.

А почему бы нет? Почему бы не пойти до конца? Не опуститься ниже, до самого дна, до омерзения? Сплетение обнаженных тел, грязная, постыдная тайна в полутемном сарае.

В этом мое спасение. Я намеренно ищу унижения. Когда становится совсем невыносимо, я давлю, заглушаю боль стыдом. Мне нравится это острое, обжигающее чувство. Отвращение к себе – мое единственное утешение.

– Но ведь ты женат! – протестую я, словно эта мысль шокирует меня.

– Да, – горячо выдыхает он мне на ухо, – но когда это кого-нибудь останавливало?

Его руки жадно ощупывают мое тело, бесстыдные пальцы и язык проникают в самые потаенные места. Да, о да!

Похоть, как я поняла за прожитые годы, делает мужчин совершенно омерзительными. Пробуждает самые низменные инстинкты. Сунуть, протолкнуть сюда, надавить тут, сжать здесь. «Все дороги ведут в Рим». Мы встретились с ним у мусорных баков – он выбрасывал накопившиеся за неделю пластиковые отходы.

– Пойдем со мной, – позвал он.

Меня не пришлось долго уговаривать.

Я закрыла глаза. Не ощущала ни удовольствия, ни боли. Мне вообще не хотелось ничего чувствовать.

Это всегда было моей проблемой. Повышенные эмоции. Слишком остро ощущаю.

Слишком сильно люблю.

Мерри хочет, чтобы я уехала. Нет, не так. Сэм и Мерри хотят, чтобы я уехала. «Мы», – подчеркнула она. «Мы».

Я полагаю, этого следовало ожидать. И она права. Мне здесь не место. Ей тоже, но это не мое дело. Мне предельно ясно дали это понять.

Сэм… Я не могу его осуждать за то, что он хочет, чтобы его маленькая семья сохранилась в целости. Если бы у меня была семья, мне бы тоже этого хотелось. Возможно, ему просто скучно. Возможно, я действительно настолько соблазнительна, как мне говорили. Мужчины, которые это говорили, не пытались сделать мне комплимент. Это звучало скорее обвинением. В том, что сбиваю их с пути истинного. Краду их у законных жен.

Искусительница – вот подходящее слово. Из тех женщин, с которыми мужчины жаждут заняться сексом. Не жениться, нет. Только трахнуть.

Да. Я умею подчеркнуть свою сексуальную привлекательность. Выпятить, принять выгодную позу, буквально в лицо им тычу своими прелестями. Дразню их иллюзией удовольствия, которое ждет их со мной.

Теперь он причинял мне боль, двигаясь резкими, агрессивными толчками, именно такой грубый секс ему нравился. Неудивительно. Это довольно часто встречается у женатых мужчин. С женой на тонких простынях египетского хлопка они ведут себя как истинные джентльмены, а с любовницами на стороне – как садисты.

Сколько женатых мужиков так поступает? Не имеет значения. Меня когда-либо раньше тревожило это? Что и меня настигнет такая же карма и я стану одной из тех, чей муж будет изменять или вовсе уйдет к другой, бросит? Но мужа у меня так и нет. И мужики меня всегда бросают.

«Они б остались, если бы ты не была такой приставучей, Фрэнк», – говорила мне Мерри несколько лет назад. «Ты просто душишь их своим вниманием, вот они и бегут от тебя куда глаза глядят».

Думаю, она пыталась помочь. Или уязвить. В последнем она всегда преуспевала, мастерски давая мне понять, чего у меня никогда не будет, чего я всегда буду лишена. Может быть, это и есть отличительная черта настоящих друзей: говорить те вещи, которые ты меньше всего хочешь услышать о себе?

В сарае было холодно. И совершенно темно, я могла рассмотреть только белки глаз да зубы, отчего мой партнер казался похожим на вампира.

Я отчего-то вспомнила о пауках. Об осиных гнездах в стропилах под крышей. О крысах, шуршащих по углам, – и содрогнулась от отвращения. Возможно, он подумал, что это был оргазм.

Да, о да. Он зажал мои волосы в кулак, отвернул от себя мое лицо и стал двигаться быстрее, подходя к финишу.

В старшей школе на уроках полового воспитания мы с Мерри смеялись над схематичным изображением женского тела. Когда рассматривали, где находятся яичники, где развивается ребенок.

Семяизвержение, эрекция; мы краснели от этих слов, вспоминая знакомых мальчишек и стараясь не представлять себе, как выглядят их пенисы. Нам даже не рассказывали о том, что у нас, девушек, тоже есть возможность получать удовольствие. Что мы можем заниматься сексом не только с целью произвести потомство или удовлетворить мужчину.

«Смотри, – сказала как-то Мерри, хихикая над муляжом женского торса без рук и ног, с зияющей дырой на месте брюшной полости, – похоже на открытый рот. Словно кто-то кричит о помощи».

Миссис Фостер шикнула на нас и вытащила из пластмассового муляжа ребенка, положив его на свой стол.