Жажда справедливости. Избранный - Кунцевич Алексей. Страница 66

—К нам, уверяю вас, господин, сей дон Жуан никакого отношения не имеет. Это дело касается вас лично.

От всех этих неясностей Виталий вспылил:

—Брось называть меня господином!— звук его голоса многократно разнесся по подъезду, а в одной из квартир, рядом с которой они стояли, щелкнул замок. Виталий и де ла Вурд поспешили подняться выше. По пути Серебряков опять сказал:

—Послушай Виконт, если твое всеведение распространяется так далеко, ты можешь мне сказать, где я еще встречу Вадима?

—Нет,— отрезал тут же Виконт,— нет не могу. Я сказал достаточно и отныне не вымолвлю ни слова по сему вопросу.

С этими словами де ла Вурд нажал на кнопку звонка. Дверь открыла Вельда.

Глава XXVII

СЛЕДСТВИЕ

О, ограниченность мышленья;

всё то, что «свыше», не возможно.

Он курил сигарету за сигаретой. «Сон, сон, сон… К черту сон!— думал он.— Какой тут сон, когда голова идет кругом? Если я не свихнусь после этого дела, то уже никогда не смогу спать спокойно!» В дверь кабинета постучали.

—Кто там?— нетерпеливо и раздраженно бросил он.

Вошел Просвиркин с залепленным виском с кипою бумаг в руке.

—Товарищ майор…— начал было Иннокентий Алексеевич, но Сидоренко его перебил:

—Что у вас там? И без церемоний. Я и так кляну свое начальство, которое направило меня в этот город.

Капитан подошел, поставил бумаги и папки на стол и сел.

—Угощайтесь,— кивнул майор на пачку «Мальборо»,— мне они, признаться, осточертели. Я-то уже, наверное, десятую прикончил. Помру скоро от рака легких. Вот дьявольщина!.. Ну, слышно что-нибудь о нашей шайке? Вы хоть как-то систематизировали эти смерти и несчастные случаи?

Просвиркин закурил сигарету, достал из верхней папки листок и сказал:

—Все смерти, несчастные случаи, странные пришествия мы собрали в хронологическом порядке. На основании всех этих данных можно заключить, что в городе сцепились две группы.

—Я полагаю, всё началось с Семечкина?

Просвиркин затянулся и ответил:

—Да, именно с исчезновения Семечкина из своей квартиры. Он утверждает, что попал на Ново-Вокзальную прямо из квартиры.

—Что, по воздуху?

—По его показаниям выходит, что так. Тут еще и Шмакова настаивает на своем и ни в коем случае не хочет придерживаться более логичной версии. Да и по всему выходит, что она неизвестно откуда появилась в подъезде. Как она сказала, дословно: «...была перенесена в подъезд дома». Ее обнаружили двое стариков. Опять выходит, что по воздуху. И вот еще что...— Просвиркин замялся.

—Ну?— вопросительно взглянул на него Сидоренко.

—Я боюсь, что вы не поверите. Даже не знаю, стоит ли говорить...

—Да говорите же! Поверю, не поверю,— хуже уже не будет.

—Их пули не берут.

—Кого не берут? Виконта, бородатого Козлова, Вельду, попугая Цезаря, этого, как его, графа Леонарда? Бог мой, что за имена!

—Да. Я стрелял в Козлова и Виконта. Пули пролетали, словно сквозь пустое место. Обе мы нашли при осмотре квартиры,— ответил капитан, боясь, что его поднимут на смех. Но майор просто посмотрел на него своими красивыми глазами, в которых читалась бесконечная усталость, и, раздавив потухший окурок в пепельнице, проворчал:

—Подумаешь— новость. У нас вон трупы по городу бродят, и ничего.

—Многие думают, что это фокусники,— продолжал Просвиркин.— Следователи никаким этим чудесам не находят сколько-нибудь логических объяснений.

—Да, кстати,— ожившим голосом заговорил Сидоренко,— вы сказали,— Свинцов представился ангелом. Так?

—Да,— сказал Просвиркин, стряхивая пепел с сигареты.— Я, если честно говорить, начинаю верить во сверхъестественность происходящего. В него стреляли из автомата,— многозначительно добавил он.— Я с ума сойду!

—Ну-ну, не один вы. Я вам всем верю. Верю. Многое здесь не только не понятно, но и попахивает элементами чертовщины. А что вы получили на всех?

Достав из папки другой листок, капитан сказал:

—Практически ничего. Пусто. Они как будто появились из воздуха. Никого с их описаниями мы не нашли. Их просто не существует. Только вот еще что. На квартире Гребенцова Ивана Анатольевича обнаружена была рукопись на латинском языке. Дату нашим экспертам удалось установить. Это сороковой год до нашей эры. Сочинение Марка Туллия Цицерона.

Сидоренко даже присвистнул.

—Дальше,— сказал он.

—Примерный перевод таков: «Разверзлось Небо и пришел Он. Он был Первым, потом пришли другие. Второй, Третий, Четвертый, Пятый, Шестой, Седьмой,— все они боролись против слуг Люцифера. И я, Цицерон, встал на их сторону, дабы вести войну с пороком. Я получил бессмертие в обмен на свободу. Я получил черный плащ и кинжал в обмен на свое имя. Я стал всем и ничем единовременно. Но я лишился имени, я должен умереть, чтобы жить вечно. Уже всё расписано, через три года я буду мертв».

—Путано как-то. Смахивает на считалку. И как это все объяснить?

—Установлено, что это не подделка. А также удалось установить, что Гребенцов— это не настоящая его фамилия, как и все другое. На самом деле его звали Капустин Леонид Матвеевич. После оказалось, что и это— ложь. Мы установили, что Гребенцов жил под сотнями разных фамилий и проследили его до тысяча девятьсот четвертого года. Один из историков предположил, что, если бы он верил в бога и во всякие там чудеса, то мог бы поверить, что это все один человек.— Капитан плеснул из стоящего рядом графина воды в стакан и отпил.

—А этот манускрипт,— сказал Сидоренко,— говорит о бессмертии Цицерона. Можно подумать, что он прожил больше двух тысяч лет и стал Гребенцовым.

—Не совсем, Леонид Васильевич. В его квартире найдены документы на имя Василия Олеговича Несмёнова. Документы подлинные, но самому Несмёнову не принадлежали.

—Тогда что же?

—Они новые.— Иннокентий Алексеевич отхлебнул из своего бокала еще.

—Понятно. А кто такой этот Несмёнов?

—Журналист, посланный в Чечню. Пропал без вести. И что интересно, мы так и не смогли установить, где документы печатались. Гребенцов решил опять сменить имя и род деятельности.

Закурив новую сигарету, майор пригладил свою бог знает сколько времени не чесаную шевелюру и спросил:

—Что-нибудь еще удалось узнать?

—Да. Тридцатидвухлетний Кобальт Александр Владимирович приехал в десять часов утра в четверг поездом из Москвы. Подобная ситуация. Он являлся помощником прокурора в какой-то прокуратуре Москвы. Проследили до тысяча семьсот двадцать пятого года. В Лондоне в этом году родился мальчик. Назвали Освальдом. Погиб от удара молнией, как говорится в свидетельстве о смерти. Похоронен. В 1895 году была произведена эксгумация в связи с тем, что этого самого Освальда задержала полиция. В могиле трупа не оказалось. Его делом занимались долго. Кого-то убил. Его приговорили к смертной казни. Но он бежал. Больше о нем ничего не было известно. В прокуратуру он пришел пять лет назад простым следователем. Вот, пожалуй, и всё.

—Ну что ж, Иннокентий Алексеевич, пока что хватит. На сегодня это всё.— Сидоренко поднялся.— Документы— ко мне в сейф.

Леонид Васильевич отпер железную дверь сейфа. Просвиркин сунул внутрь стального ящика папки. Закрыв дверцу, Сидоренко спросил:

—А что там со взломом? Куда делись портреты? Раздавив окурок, Иннокентий Алексеевич ответил:

—Никакого взлома не было. Всё, что осталось от портретов,— это кучка пепла на полу архива. Сторож ничего не помнит. Он едва смог произнести свою фамилию. По его словам выходит, что Свинцов появился перед ним, когда он пил чай, ткнул пальцем в лоб, и после этого Лавров ничего не помнит. Привели его в чувство врачи «скорой».

—Хорошо— копии остались. Странно, что последние три дня были сравнительно спокойными, если не считать гибели Степашина и его сына. А как там Семечкина?

—Не пожелала выехать в город. И вообще интересно то, что она говорит: «Если эти люди хотят попользоваться моей квартирой, то пусть. Я вмешиваться не буду». Муж ее опять пропал. Его последний раз видели около ларька, где он купил две бутылки водки. Одну нашли разбитой на площадке его подъезда, а вторая пустая стоит у него в кухне.— Просвиркин подошел к двери.