Костер и Саламандра. Книга вторая (СИ) - Далин Максим Андреевич. Страница 12

Ничего особенно тревожного и ужасного я в газетах не увидела. В любимой столичной газете «Ветер с моря» на первой странице красовалась светокарточка Виллемины — и ниже большая радостная статья об успехах медицины и некромантии, которые сохранили жизнь обожаемой государыне после подлого покушения. Там ещё были интервью мессира Сейла и какого-то светила из Академии Материнства и Акушерства — про то, какой государыня пережила геройский ужас, но её собственное мужество и искусство врачей сохранили жизнь принца Гелхарда, и сейчас он замечательно себя чувствует. Иерарх Агриэл прислал письмо, что молится за государыню и за наследника престола — и даже они там напечатали молитву. Чтобы желающие присоединились.

Дальше говорилось о том, что ждём спуска на воду подводного судна, о будущем танцевальном вечере в честь моряков, что сторожевые броненосцы «Добрый Свет» и «Верная Элла» выходят в поход завтра вечером и что при рельсовом заводе Гинара и при заводе сталепроката с высочайшего разрешения открыты бесплатные народные училища, где любой желающий за полгода может обучиться на мастера, а за два месяца — на рабочего первого разряда. При училищах устроены казармы для людей, стеснённых в средствах, им же предлагается содержание за счёт казны на время обучения.

Я читала и успокаивалась. Прекрасные же новости! Оказывается, у нас даже есть деньги на всякие полезные штуки вроде этих училищ. Всё в порядке, иначе не стали бы они писать про танцы.

Тяпка зевнула и удобно устроилась головой у меня на коленях, а я уже спокойно взяла читать газету «Телеграммы из-за рубежей».

Там тоже никаких сенсаций во всю первую полосу не было. Обыкновенная дипломатическая муть: златолесские дипломаты в Святой Земле, на Островах принимали какого-то важного чина из Перелесья с деловым визитом. Король Запроливья отправил в Перелесье послов с уверениями совершеннейшего почтения. Прекраснейший государь Людвиг Третий Междугорский принимал наших послов в древней резиденции в Винной Долине… туда же приезжали послы из Горного княжества. Бурхальд Медноскальский, какая-то важная персона при князе Ильгриде, пожелал здравия и долгих лет государыне Виллемине и передал с послами подарок князя Ильгрида. Символический очень: кинжал, у которого в рукоять вделаны клык и коготь горного барса, — чтобы дитя государыни росло отважным и сильным воином… В общем, все друг перед другом расшаркиваются и уверяют во всём хорошем против всего плохого.

Даже как-то слишком всё спокойно.

Я взяла третью газету — а там большая статья профессора из Королевской Академии Естественных Наук. Про то, что установилась довольно тёплая для конца зимы погода, а потому нерест серебрушки, видно, начнётся на неделю-полторы раньше, чем наши рыбаки ожидают. И если кто-то из хозяек или рыбаков найдёт на крупной серебрушке медное колечко — так его просят отнести в Академию, потому что специалисты изучают перемещение косяков рыбы вдоль побережья…

Оно, конечно, было интересно… но я устала что-то. И задремала прямо в кресле, с газетой в руках и Тяпкой на коленях.

И меня разбудил Дар. Так, будто сейчас придёт вампир, — но какой вампир может прийти во Дворец? Только адмирал Олгрен, больше никто из этой братии ко мне без зова не ходит. А волна Силы Олгрена меня каждый раз окатывает с головы до ног. Но в этот раз Дар просто звякнул, как щербатый медный колокольчик на двери в таверну.

И Тяпка подскочила и спрыгнула на пол.

В комнате было уже совсем темно, слабый свет шёл только из окна, от фонарей на площади Дворца. А в зеркало робко просочилась мерцающая серая тень и осталась с той стороны стекла.

— Что за?.. — удивилась я. — Вы — вампир? Войдите.

Тень перетекла через раму и, оказавшись на полу, обрела подобие плоти — зрелище оказалось из ряда вон выходящее. Насколько я рассмотрела в сумерках, передо мной стояла сухая мумия, непонятного пола, обтянутая пергаментом истлевшей кожи, с пыльным клоком волос, спутанным и мёртвым, как старая пакля, в крошащихся серых лохмотьях, в земле, каких-то корешках, паутине… Только глаза горели тёмными гранатами — живые глаза вампира на лице, почти не отличающемся от черепа.

Вампирским ладаном и мятой от неё не пахло совсем, но и гнилью не пахло тоже. Когда бедолага шевелилась, я чувствовала сухой запах пыли и чего-то… библиотечного, что ли. Вроде запаха старых фолиантов и усыхающей кожи.

Мумия с заметным трудом отвесила странный и сложный поклон, похожий на танцевальное па, — и вдруг сказала неожиданно чистым и звонким девичьим голосом:

— Великодушно прошу простить меня, прекрасная леди. Отсвет Дара привёл меня в этот дом. Я ощутила Дар и в нижнем этаже, но не посмела показаться в обществе мужчин в таком виде. Ах, дорогая леди, я понимаю, как это чудовищно!

Манера говорить у неё была странная… как будто перелесская, но не совсем. Необычный акцент. Тяпка подошла поближе и потянулась понюхать, но мумия отшатнулась.

— Не бойтесь моей собаки, — сказала я и зажгла газ в лампе. — Не кусается. Но неужели вы вампир? Отчего в таком виде?

При свете мумия оказалась ещё ужаснее. Таких вампиров я никогда не видела.

И она опустилась на колени и сложила умоляюще ладони, сплетя пальцы:

— Я когда-то была Гелира, баронесса Серебролужская, из дома Осеннего Звона, милосердная леди. Перелесская дворянка. Глядя на меня сейчас, в это трудно поверить, но я была первой красавицей столицы… и меня полюбил прекрасный мессир Эрнст, леди, Князь Сумерек Перелесья…

Я слушала её — и никак не могла уложить всё это в голове:

— Вы, значит, возлюбленная перелесского Князя? Как же вы… как же он…

Мумия покачала головой:

— Не слышу своего сюзерена. Не слышу никого. Не знаю, остался ли в мире сем хоть кто-то из вампиров Перелесья. Ужас терзает моё сердце… быть может, я — последняя.

Я встала и пошла к зеркалу — но мумия протянула ко мне руки и зашептала:

— Я умоляю вас, как одна леди может просить другую: не зовите сюда мужчин! Я этого не перенесу!

— Послушайте, Гелира, — сказала я, — всё это пустяки. Вас надо спасать, а вы всё о красоте… что за кокетство такое? Я вам добра хочу, не мешайте.

И тут Тяпка радостно залаяла. Я думала, Гелира в обморок упадёт, — такой у неё вид был — а сама обрадовалась. Виллемина пришла.

Вошла с канделябром в руке. Выглядело это ужасно мило, будто картинка к старой сказке.

— Велела не зажигать огня, — сказала Виллемина весело и устало. — Так и думала, что вы тут сумерничаете… Ох, Боже мой, кто это?

Гелира, так и стоя на коленях, сжалась в комок и смотрела снизу вверх, будто какой-то загнанный зверёк.

— Это перелесская вампирша, — сказала я. — Говорит, будто последняя из клана Эрнста.

— Тёмная государыня… — пролепетала Гелира. — Как причудливы… пути Судьбы… и я вижу, с позволения Господа… этот ужасный венец над вашей головой… пощадите меня, во имя Сумерек, ваше прекрасное величество…

— Не припомню, чтобы мой предок сделал вашему клану что-то дурное, леди, — сказала Виллемина, и я услышала в её голосе холодок. — И впервые слышу, чтобы вампир, покинув гроб, землю своих предков и храм, в котором отпевали Князя, перешёл через зеркало на территорию другого клана. Мне это странно. И ваш вид… непривычен.

— Меня заперли в гробу, государыня, — сказала Гелира, содрогаясь. — Знаками, останавливающими Приходящих в Ночи. Только удача меня спасла: молния ударила в дерево над моей могилой, и дерево, падая, раскололо могильную плиту, повредив знак…

— В Перелесье случаются грозы зимой? — спросила Виллемина.

— Ещё осенью, — прошептала Гелира. — Но я не могла выйти сразу. Потом уже… наледь, снег… осколок плиты сдвинулся…

— Мутная какая-то история, — сказала я.

Виллемина как-то сходу поменяла моё настроение. Я не то чтобы безоглядно обожала любого вампира в поле зрения, но я всегда доверяла детям Сумерек. Мёртвые не лгут, я всегда держала это в уме. Тем более — ну, в таком виде… вампир точно в беде…

Но моя королева была до странности иначе настроена. Она так подошла к зеркалу, что я подумала: сейчас постучит по стеклу костяшками пальцев, как Валор, — но Виллемина, видимо, не желала быть фамильярной.