Костер и Саламандра. Книга вторая (СИ) - Далин Максим Андреевич. Страница 4

Раш слушал — и я дивилась, как у него ожило лицо. Даже искорки в глазах появились. Броук и Норис смотрели на него, как на умалишённого.

— Прекраснейшая государыня, — сказал Раш таким тоном, будто отлично видел Вильму в её кресле, и вытащил блокнот, — позвольте сообщить вам некоторые соображения по самым насущным делам.

Вильма слушала — и у неё было такое же лицо, как у Раша.

— Конечно, — сказала она. — Меня всегда восхищала ваша проницательность, дорогой герцог.

— Конечно, излагайте, — сказала я. — Государыня вашей проницательностью восхитилась.

— Итак, — продолжал Раш, легко вздохнув. — Я уже сообщил в прессу, что младенец-наследник жив, настолько здоров, насколько это возможно в его положении, и находится под присмотром акушерки с Королевских Курсов родовспоможения и лейб-медика. Ваше величество пребывает в тяжёлом состоянии, но лейб-медики, алхимики и некроманты делают всё возможное.

— И некроманты? — улыбнулась Вильма.

— Ага, — сказала я. — Некроманты в этом списке — самое оно.

— Я сообщил, — продолжал Раш невозмутимо, будто совет был совершенно рутинный, — что если медики, паче чаяния, не сумеют спасти тела прекрасной государыни, то с помощью алхимиков и некромантов оно будет заменено протезом. Согласно её высочайшей воле и новому закону об изъявлении воли духов.

— Звучит так непринуждённо, будто мы сообщаем об изящном пустяке, — удовлетворённо кивнула Вильма. — Словно о том, что было испорчено моё парадное платье, но новое уже почти готово. Дорогой мессир Раш, вы мастер формулировок!

— Государыня говорит, что формулируете хорошо, — улыбнулась я почти против воли. — Будто нам человеческое тело заменить или починить не сложнее, чем новое платьице заказать. Пара пустяков! Красиво, что ж.

Раш еле заметно улыбнулся в ответ. По-моему, тоже удовлетворённо.

— Лишь один момент, — сказала Виллемина. — Уточните, пожалуйста, что, опасаясь за здоровье младенца, который по желанию государыни наречён Гелхардом в честь его великого деда, мы не представим его Большому Совету в ближайшее время. Весной, когда дитя окрепнет. А все надлежащие священные обряды будут проведены в дворцовой часовне, где будем присутствовать лишь я, леди Карла, мессир канцлер и наш духовник.

Эту длинную тираду я постаралась повторить как можно точнее, чтобы Раш ничего не перепутал, — и тут радостно ухмыльнулся Норис:

— Государыня! — и поклонился смеющейся Виллемине.

— Что заставило вас поверить, дорогой Норис? — спросила она, и я повторила:

— Государыне интересно, что вывело тебя из ступора наконец.

— Ваше прекрасное величество, леди Карле ни за что не выдумать такую формулировку самой, — ехидно ответил Норис, и я показала ему кулак.

— Хорошо, — сказал Броук. — Звучит хорошо.

— У меня есть несколько серьёзных вопросов, прекрасный мессир Броук, — сказала Виллемина. — Я полагаю, что ни эликсиров, ни адских привад мессиры Норис и Ольгер на заводе Кнолля не обнаружили, потому что убеждена: Кнолль действовал исключительно по собственному и осознанному желанию. Права ли я?

— Государыня говорит, мессир Броук, что Кнолля не заставляли, он сам по себе гад, — повторила я. — Всё правильно?

— Я с ним побеседовал, государыня, — сказал Броук, обращаясь не ко мне, а именно к Виллемине, хотя точно не мог её увидеть. Голос у него был усталый и тон безразличный, но отчего-то всё вместе поднимало дыбом волоски на руках. — Кнолль заговорил к утру. Сказал, мол, сделал всё, что смог, ради будущего Прибережья, — и усмехнулся, как вставший мертвец.

— Он говорил мне, что я толкаю страну к войне, — сказала Виллемина. — «Девочка, — сказал он, — ваши смешные амбиции погубят мою родину. Вы можете приказать немедленно арестовать меня, но прислушайтесь к словам старого человека, патриота и глубоко верующего: ваши глупые игры с адом настраивают против нас не только Перелесье, а и весь Север вообще. На что вы рассчитываете? — спросил он со слезами на глазах. — Это же нелепо!» Он говорил так страстно, что я не стала его прерывать.

А вот я бы прервала. Мне стоило очень большого труда всё это повторить.

— Страстно говорил, гад, ага, — закончила я, сжав кулаки. — И государыня его слушала. Меня там не было.

— Я предполагал, что Кнолль не слишком горячо одобряет происходящее, — сказал Броук. — Хотя бы потому, что у него были возможность и производственные мощности для выполнения армейских заказов втрое быстрее, чем он шевелился.

— От субсидий он не отказался, — заметил Раш.

— К чему отказываться от денег, — Броук дёрнул плечом. — Двойная выгода: его прибыль, наш ущерб.

— Он не был на трёх заседаниях Большого Совета, — сказала Виллемина. — А я надеялась, что личная беседа что-то изменит.

— Рабочие обрадовались вам больше, чем Кнолль, государыня, — сказал Норис. — Шерсть демонова, государыня, там была такая обстановка, что мои люди опасности не видели. Вас любит простой народ… а мы, как полагается, следили за толпой. Кто б мог подумать, что богатейший заводчик в стране выстрелит в свою королеву, в беременную даму… — закончил он с горечью. — Нереально. Я вправду думал, что колдовство тут… попросил графа разобраться… Никуда я не гожусь как шеф охраны.

— Годишься, — не утерпела я. — Просто — новое время.

— Ты права, дорогая, — сказала Виллемина. — Правила больше не работают. А мессир Норис делает очень много хорошего, напомни ему это, пожалуйста. И скажи, что я полагаюсь на него — но все мы принадлежим Предопределённости, тут ничего не поделаешь.

— Государыня просила тебе напомнить, что ты полезный и нужный, — сказала я. — И она тебе верит.

Норис на миг зажмурился, будто хотел свою боль сморгнуть.

— Спасибо, что верите, государыня, — сказал он. — Даже сейчас, когда я — как побитый пёс…

— Все мы… — начал Броук, но перебил сам себя. — Мои люди сейчас перетряхивают все связи Кнолля. И документация концерна «Сталепрокат Кнолля» — вся пошла к Рашу в ведомство.

— Честно говоря, мессиры, — задумчиво сказала Виллемина, — я не думаю, что у Кнолля есть какая-то группа, занятая подготовкой диверсантов, или что-то в таком роде. Но его друзья вряд ли заслуживают полного доверия: он наверняка делился с ними своими мыслями о нашей политике — и если они настоящие друзья, то, вероятно, соглашались…

— Государыня не думает, что кодла Кнолля будет кого-нибудь реально взрывать, — перевела я. — А я думаю, что могут.

— Сумасшедший убийца, — сказал Броук с омерзением. — Во всех смыслах. Собрался умирать за будущее Прибережья, тля. И считает себя героем.

— Слава милосердию Божию, что таких героев немного, — печально сказал Раш. — Но такое настроение и такой образ мыслей — встречаются.

— Я всем сердцем люблю и чту покойного государя, — сказала Виллемина. — Но в последние годы влияние Перелесья было чрезмерным. Прекраснейший государь Гелхард душой был рыцарем — и в большой степени человеком прежнего времени. Масштаба возможных злодейств и подлостей он себе не представлял… и полагал, что со злом можно договориться.

— А Перелесью дай палец — отожрёт руку по плечо, — добавила я от себя.

— Наши враги уважают государя, — сказал Броук горько.

— О да! — подхватила Виллемина ему в тон. — Кнолль сказал, что я предаю своего покойного названого отца и гублю дело его жизни. Они убеждены, что дело жизни государя заключалось в том, чтобы отдать Прибережье Перелесью — хотя он, насколько я могла понять, всю жизнь пытался сохранить нашу независимость.

— С переменным успехом, — добавил Раш. — Перелесцы при нашем дворе пели на разные голоса о золотом веке, о мире без границ, о всеобщем братстве — а в моём кабинете готовы были меня удушить, выбивая право беспошлинной торговли и требуя чуть не бесплатных перевозок на наших судах.

— И даже наставник Элия считает меня еретиком из-за веры моих предков, — напомнил Броук. — Духовные училища, похоже, учат, что только ветвь Сердца Мира и Святой Розы несёт вечную, абсолютную и незыблемую истину. Врагов воспитывают… а потом эти враги проповедуют нашему простому народу, что перелесцы — истинной веры, а мы — еретики.