Двухместное купе - Кунин Владимир Владимирович. Страница 19

На сцене высокий и красивый Лешка Самошников— Незнамов держал за руки еще двух главных исполнителей — пожилую миловидную Кручинину и толстенького, обаятельного Шмыгу, с добрым лицом врубелевского Пана...

А чуть сзади них стояла вся остальная труппа. И все кланялись и кланялись под несмолкающие аплодисменты...

Генеральско-полковничьи жены наравне с женами капитанско-майорскими утирали платочками слезы и без устали хлопали в ладоши...

Не плакали только вольнонаемные немочки — сказывался недостаток хорошего знания русского языка.

Зато все как одна не могли отвести глаз от красивого, высокого Лешки Самошникова — так непохожего на своего младшего брата Толика и так похожего на своего отца — Серегу.

А после спектакля...

... СТОЛОВАЯ ОФИЦЕРСКОГО СОСТАВА...

...была превращена в банкетный зал.

Командование дивизии принимало труппу театра — «под большое декольте»!

Столы ломились от невиданных в то время в Союзе колбас и ветчин, фруктов и коньяка, который пили только старшие офицеры с руководителями театра, и невероятного количества дешевого тридцативосьмиградусного немецкого «Корна» — положенного всем остальным.

Перед командиром дивизии, молодым генералом, стояла специальная бутылка греческой «Метаксы». Ее от посторонних посягательств ограждал адъютант генерала и следил за тем, чтобы рюмка генерала не пустовала.

За всеми остальными ухаживали и вовремя подносили выпивку и закуски несколько хорошеньких официанток — молоденьких вольнонаемных немок в кокетливых крахмальных передничках с кружевами и такими же крахмальными наколками на ухоженных головках...

Генерал жестом приказал адъютанту налить себе полный фужер «Метаксы», посмотрел на часы, поднял фужер и зычным командным голосом перекрыл весь банкетный гул.

— Товарищи офицеры!!! Товарищи артисты!!!

В столовой мгновенно наступила тишина. Все повернулись на генеральский голос и замерли.

Рядом с Лешкой Самошниковым и актером, игравшим Шмыгу, в компании с сильно выпившими полковником и подполковником и их женами в люрексе...

...дисциплинированно замерла с подносом в руках хорошенькая Юта Кнаппе — молоденькая официантка из офицерской столовой...

— От имени командования вверенной мне дивизии и от имени ее политотдела, а также от лица всего офицерского, ну и, само собой, сержантского и рядового состава нашего подразделения хочу поблагодарить всех участников сегодняшнего представления! Мы, стоящие на страже рубежей нашей родины на чуждой нам территории, высоко оцениваем ваш приезд к нам!..

— Ура-а-а-а!.. — из дальнего угла завопил пьяный в стельку майор.

Испуганно оглядываясь, его жена зажимала ему рот и шептала:

— Замолчи, идиотина!.. В Союз захотел, сволочь?! Нажрется — себя не помнит...

— Оноприенко! Я вот тебе сейчас покажу кузькину мать!.. — рявкнул на майора генерал. — Веди себя!.. У тебя, понимаешь, завтра в батальоне контрольные стрельбы, а ты, понимаешь!.. Повторяю, товарищи офицеры и товарищи артисты! Мы, как передовой авангард нашей родной Советской Армии, неразрывно связаны с нашим народом, очень благодарим всех наших советских театральных и прочих деятелей за вашу прекрасную, я бы даже сказал, патриотическую самодеятельность!!!

Все бурно зааплодировали.

Лешка с недоумением посмотрел на партнера — Шмыгу:

— Какая «самодеятельность»?! Что он мелет?

Но партнер успокоительно погладил его по плечу и, не обращая внимания на Лешкину растерянность, стал чокаться с полковником и подполковником и целовать ручки их женам...

— И еще! — зычно прокричал генерал, и адъютант снова наполнил его фужер греческим коньяком. — Вам приготовлены две самые лучшие казармы, как говорится, для «Мэ» и «Жэ»! В смысле: мальчики — направо, девочки — налево...

Зал льстиво захохотал, и генерал, довольный своим остроумием, выпил еще один фужер.

— Учтите, что будут еще кофе и пирожные! — сказала жена подполковника, постреливая в Лешку откровенно охочими глазками.

Лешка вежливо улыбнулся ей и тут же с другой стороны услышал тихий шепот Юты Кнаппе с сильным немецким акцентом:

— Кофе будешь пить у меня дома. Здесь плохой. — И уже громко, обращаясь к жене подполковника: — Момент, фрау Сидорофф! Битте, айн бисхен вартен... Сейчас я принесу фюр зи кофе унд кухен... пирожное.

И, постукивая каблучками, Юта побежала с подносом на кухню...

А Шмыга глянул ей вслед, скользнул глазами по Лешке Самошникову, и стало ясно, что он все слышал...

ОДНОКОМНАТНАЯ КВАРТИРКА ЮТЫ КНАППЕ

Под утро, когда сквозь занавески уже проглядывал демократически-германский рассвет...

...голый, измочаленный Лешка, еле-еле прикрытый простынкой, обессиленно полулежал на подушках аккуратненькой и достаточно широкой кровати Юты Кнаппе и пил кофе.

Голая Юта сидела на нем верхом и тоже прихлебывала из маленькой кофейной чашечки.

— Хороший кофе? — спросила Юта.

— Очень... — От усталости Лешка еле ворочал языком.

— Мой кофе всем нравится, — простодушно похвасталась Юта.

— А кому еще? — усмехнулся Лешка.

— Прошлый год цирк из Москвы приезжал...

— А сборная Советского Союза по футболу у тебя кофе не пила? — рассмеялся Лешка.

— Нет. Их здесь не было, — совершенно серьезно ответила Юта.

— А откуда ты так хорошо русский знаешь? — Лешка решил переменить скользкую тему.

— Но мы живем в ДэДээР! В Дойче Демократише Републик.. Мы как ребенки в школе еще учили. Льёша. Их хабе айне фраге. Я имею к тебе один вопрос... Но если ты не хочешь — можно не говорить.

Лешка аккуратно отставил чашечку на прикроватную тумбочку, отобрал чашку у Юты и водрузил ее туда же.

А потом облапил хорошенькую Юту, завалил на себя и, зацеловывая, проговорил:

— Юта! Ты — прелесть!.. Такой потрясающей постельной техники я еще в жизни не встречал! Спрашивай, мой дорогой соцлагерный котик, мой демократический пупсик, я отвечу тебе на любые вопросы!..

Юга слегка отстранилась от Лешки, сказала ему серьезно:

— Я не все понимала. Я только понимала — тебе хорошо. Правильно?

— Ты все поняла как нужно! Спрашивай о чем хочешь!

— Льёша, ты в театре играешь все хауптроле. Главные роли, да?

— Не все, но большинство... Вот сегодня, например, в двенадцать часов дня я буду играть для детей ваших офицеров молодого Ленина в спектакле «Семья». Ты знаешь, кто такой Ленин?

— Да. Я учил в школе. Он коллега наш Карл Маркс.

— Господи! — восхитился Лешка. — Кто бы мог подумать, что ты так политически образованна?! Где вопрос, Юта?

— Момент. Если ты делаешь все главные роли — сколько тебе денег дают за работу? Только эрлих! Честно...

— Восемьдесят пять рублей. — Лешка поцеловал Юту в нос. — А что?

Юта очень формально ответила на Лешкин поцелуй, подняла глазки к потолку и стала что-то быстро подсчитывать, шепча самой себе по-немецки.

Затем посмотрела на Лешку, стала вслух пересчитывать по-русски:

— Один ваш рубель — три наши демократические марки... Цвай хундерт фюнф унд фюнфцих... Значит — двести пятьдесят пять марк! За каждый спектакль?

Лешка даже растерялся от такого фантастического предположения:

— Нет, что ты?! В месяц!

— О-о-о!.. — удивилась немецкая официантка Юта. — А сколько раз в месяц ты выходишь на сцену к публику м?

— Все зависит от репертуара. Раз двадцать...

Юта слегка сползла по Лешке вниз, прилегла щекой к его причинному месту под тонкой простынкой и снова стала что-то считать, подняв глазки к потолку...

Результат подсчетов ее потряс. Она приподнялась над Лешкиным мужским достоинством и с глазами, полными слез, в ужасе простонала:

— Всего цвёльф марк фюнф унд зибцих пфенниг?! Наин!.. Дас ист унмёглих!.. Это невозможно!!! Двенадцать марк унд семьдесят пять пфенниг за хауптроль?! Всего четыре пива в нашем буфете! За главную роль коллеги Карл Маркс!!! О, бедный, бедный Льёша... — И Юта Кнаппе искренне зарыдала.