Маленький грязный секрет (СИ) - Резник Юлия. Страница 2
И я согласилась. Потому что, господи, мне было двадцать восемь! А я все еще оставалась девственницей – кому скажи. Видно, от жуткого волнения у меня поднялась температура. Но это я поняла лишь потом… И даже порадовалась, что в общем-то не запомнила толком свой первый раз. Все как не со мной произошло. Игорь оттеснил меня к старенькому дивану, по дороге раздел. Руки у него тряслись от эмоций, и почему-то это меня до предела тронуло. Так тронуло, что я окончательно махнула рукой на происходящее, дескать, пусть. Игорь сразу же улегся между моих тощих бедер и без всяких церемоний в виде предварительных ласк, без подготовки, по сухому почти толкнулся. Почему-то я думала, что лишение девственности в моем возрасте не может причинить сильной боли. Но больно было очень!
– Ты чего, Марь Ванна? – недоверчиво спросил Игорь. – Я первый у тебя, что ли?
Отвечать было стыдно. И снова мелькнула мысль – зря я это все. Стыдоба! Кажется, я даже взбрыкнуть попыталась. А Игорь… Черт его знает, то ли правда не понял, то ли все равно ему было на мои возражения.
– Ничего-ничего, сейчас будет легче.
Меткий плевок между ног, влага, от которой легче не стало... Помню ползущий по ногам холод, жалобное поскрипывание дивана, стоны Игоря, свою боль. А потом на животе горячее. И как он сыто хохотнул мне в ухо: – Теперь я, как честный человек, обязан жениться.
– Я детей хочу, а ты еще сам ребенок.
– А если скажу, что будут дети? Пойдешь за меня? – сощурился и деловито встал, поправляя одежду, которую даже не попытался снять. Я же молчала, тупо разглядывая мутную лужицу на животе. А со стены на меня осуждающе косились старинные, кажется, еще прабабкины образа…
– Зачем тебе это?
– Люблю тебя, – буркнул Игорь, набычившись. – Так что? Только представь, как со мной заживешь, я ж парень небедный, ты в курсе. Ну? Пойдешь за меня? Все равно ведь не отстану!
И я представила жизнь сытую, красивую: дом, семью. И, в общем, все, что нас бы ждало потом, не убейся Игорек на своем мотоцикле…
– Пойду.
Он так обрадовался, что тут же принялся скреплять наш союз очередным раундом секса. Потом была спешная свадьба, на которой все на мой живот пялились, прикидывая срок. И были шепотки – болтали всякое. Что мы с Игорьком еще со школы путаемся. Что я его совратила, да… Но в открытую, конечно, никто и слова мне не сказал. Боялись Покровского.
Понимала ли я, что мои мотивы и та легкость, с которой я согласилась на все, были нездоровы? О, да! Я шла на это вполне осознанно. Смирившись с тем, что такова моя плата за привилегию быть как все. Подумаешь. Невелико дело.
Пока я копалась в прошлом, чашка в руках остыла, и ночь прильнула к окну. Вылив в раковину остатки чая, я вышла на улицу за дровами. Хотелось тепла. Если не человеческого, то хотя бы тепла камина. Год одна… Когда уже узнала, как это – быть с мужчиной. Пусть даже без особого фейерверка, но все равно. Оно ведь проснулось и теперь регулярно напоминало о себе странным томлением. Чаще, конечно, ночью, но бывало, заставало совершенно врасплох и днем. Эх, Игорь! Столько мне всего наобещал и ушел.
Сделав глубокий вдох, я потянулась к сложенным под стеночкой дровам. Неожиданно со стороны дома послышались крики. Я все бросила, чуть не отбив ногу в веселеньком летнем сланце, и побежала. Успела поймать мигнувшие в распахнутой пасти ворот огни фар. Остановилась, прижав ладонь к колотящемуся сердцу.
– Напугали тебя, девочка? Да ты не волнуйся, что ты… Иди…
Я обернулась. Покровский стоял, подперев спиной стену, и держался за сердце.
– Вам плохо? – поспешила к нему, потому что куда я уйду, раз уж кроме меня желающих ему помочь нет. – Сердце? Вызвать скорую?
– Думаешь, у меня инфаркт?
– Откуда мне знать? – возмутилась я, подныривая под его руку.
– Перестань. Мне, по-твоему, что, сто лет?
– Не сто! Но год был нервным, вы переживаете, еще и… пьете! – не смогла удержаться от упрека, окидывая взглядом бардак на столе. Сколько я отсутствовала? Сколько он выпил? Понятия не имею. Спросить Эмму? Так она улетела, будто в нее бес вселился. Интересно, из-за чего они поругались? Наверное, как раз таки из-за пьянок. Она же не знает, что он и не алкоголик вовсе. А вот себе цену… да. Ей такое терпеть зачем? Ну не ради же агрофермы, ей богу. Такие, как Эмма, себе и побогаче найдут. Неотягощенных каким-то серьезным анамнезом в виде крепкой мужской депрессии и регулярных срывов.
– Ладно, не ворчи, – огрызнулся Иван Сергеевич.
– Я не ворчу.
– А что делаешь?
– Помогаю. Вы постойте секунду. Я сейчас, мигом, только покрывало с кровати уберу… – Покровский упал как подкошенный на неразобранную постель и, фыркнув, как огромный морж, засопел. – Ну… можно и так. Наверное… - буркнула я, с сомнением окинув взглядом кровать.
Глава 2
А потом я распахнула окно в надежде, что так свекор быстрей протрезвеет. И принялась стаскивать с Покровского обувь, благо он, как и я, выскочил в одних тапках. Причем разного цвета. В темно-синем я узнала сланец Игоря. Покрутила в руках. Разревелась. Посидела так, носом хлюпая, и в кухню пошла, чтобы и себе налить. Так, немножко, на дне бокала. Чтобы не до поросячьего визга, а лишь отогнать тоску. Эгоистичную, уже не по мужу даже. А по себе и своим мечтам несбывшимся. Выпила махом, как водку. Посидела, пялясь в темноту, но даже это, как и все в моей жизни, не продлилось долго – зажглась подсветка. Помню, как меня это изумляло поначалу. Нет, дикой я не была, знала, что в современных домах теперь только так и делают. Просто все эти приблуды для богатых совершенно не вязались с моей жизнью.
Но ничего-ничего. Скоро все вернется на круги своя. Я уже практически с этим смирилась. Дала объявление, дескать, сниму небольшой дом или флигель. Тот, что мне остался от бабушки, я продала под давлением Игоря. Он убеждал, и правильно, конечно, что без хозяина дом зиму не выстоит, а сдать такую рухлядь было невозможно. Вот с концами продать – это да, совсем другое дело. Места у нас были хорошие. Земля стоила дорого, и желающие прикупить лишних соток находились всегда. Так что деньги у меня были. Лежали нетронутыми на депозите. Вероятно, их бы даже хватило на первоначальный взнос по ипотеке. Но я пока не чувствовала в себе сил ввязываться в долги. Года не хватило, чтобы обрести самостоятельность, утраченную с замужеством. Чтобы платить кредит, нужно было снова браться за репетиторство, которое я с успехом забросила. А я все тянула с набором учеников, потому что и так уставала как пес в своей школе…
В этом месте я вспомнила, что вообще-то не просто так в доме свекра сидела. Нашла аптечку, достала из холодильника минералку. С похмелья еще рассол хорошо помогал, если не спутать его с маринадом, но рассола у Ивана Сергеевича как раз таки и не нашлось. Поставив все это дело на поднос, я вернулась в хозяйскую спальню. Опустила ношу на прикроватную тумбочку и, подумав – то ли окно закрыть, то ли накрыть свекра одеялом, остановилась все-таки на последнем.
Поскольку я понятия не имела, что и где здесь лежит, открыла наугад сначала ящик комода, ничего в нем не нашла, и потом только вспомнила о примыкающей к спальне гардеробной. Одеяло – большое и толстое, несмотря на легкость, нашлось на самой верхней полке. Чтобы достать, пришлось даже раскладывать стремянку, оставленную здесь же на такой случай. И что-то я не так, видно, сделала, лестница качнулась, и я, лишь чудом успев с нее соскочить, не грохнулась на пол. Чертыхаясь под нос, вернулась в комнату. Подошла к кровати. Иван Сергеевич лежал навзничь, раскинув руки. Хлопок рубашки натянулся на его огромных даже в расслабленном положении мышцах, и наверняка доставлял дискомфорт. Раздеть свекра я бы ни в жисть не смогла. Да просто тупо не подняла бы, а вот пуговички расстегнуть – можно было попробовать. Я наклонилась. В свете ночника лицо Покровского выглядело совсем черным. От горя? Да. Это у меня муж умер, а у него – единственный сын! Но еще и от того, что он с начала посевной по полям мотался, а сейчас уже уборочная заканчивалась. Я протянула руку и чуть не закричала, наткнувшись на его нездешний внимательный взгляд. Замерла, как мышь под веником, и тупо смотрела, как свекор заносит руку, обхватывает мою шею и… затаскивает на себя.