Язык до Китежа доведет (СИ) - Хорунжий Дмитрий. Страница 60

— Сын мой, ты не правильно поступаешь, не по-людски, — вмешался было поп, но Дурак грозно нахмурился и резким жестом заставил его замолчать.

— Спокойно, батя! Сей злодей, не пожелав потом и кровью добывать хлеб свой насущный, вступил в преступный сговор с нечистью поганой. Только смерть лютая очистит душу его от греха. Хорошо бы на костёр, чтоб уж наверняка, да только не наш это метод, не православный, петух бодай.

Дрожа, словно осиновый лист на ветру, Белосвет на коленях подполз к крыльцу, истово перекрестился и положил голову на нижнюю ступеньку.

— Давай, руби, браток, — прошептал он. — Истину говоришь, нет выхода иного. За грехи свои платить надобно…

Иван поплевал на руки, поудобнее перехватил рукоять бердыша и широко размахнулся.

Мы замерли в ожидании трагедии. Бедная Бася даже отвернулась, уткнувшись мордочкой мне в шею.

Словно в замедленной съёмке, страшный топор со свистом понёсся вниз.

Несчастный Белосвет всхлипнул, крепко зажмурился…

И в тот же миг откатился в сторону, отброшенный пыльным чёрным смерчем. Его место на крыльце заняли громко храпящие верзилы. Жуткое лезвие замерло в сантиметре от их бычьих шей.

— Во, так я и думал, — довольно усмехнулся Ваня. — Эй, вы, двое из ларца, пятачки на пол-лица!

Молодцы проснулись, зашевелились, попытались подняться, но, ощутив кожей холод металла, испуганно замерли. Только губами шлёпали да глазами вращали.

— Договор дороже денег, — ехидно проговорил Дурак. — Выполните за Белосвета последнюю, самую лёгкую работу: помрите с честью, забодай меня петух!

— Пощади, добрый молодец! — В один голос запричитали вмиг протрезвевшие верзилы. — Неохота нам помирать. Проси всё, чего надобно, любое желание исполним, только не губи!

— Ага, испугались? А ну-ка живо разорвите договор с этим мужичком, и валите в свой ларец, чтобы никто и никогда вас больше не видывал. Да побыстрее, петух бодай! А то руки устают, не ровён час — зарублю обоих к вашей бабушке… — Ваня опасно покачал бердышом.

Черноглазый верзила достал из воздуха свёрнутый в трубочку кусок пергамента и протянул Белосвету.

— Рви скорее, хозяин. Нам самим не позволительно. Таков закон змеев…

Однако бородач не торопился. Приняв свиток, он сперва почитал, дотошно изучил свою «подпись», и только после этого изорвал договор на мелкие кусочки.

Рыжие верзилы вздохнули с облегчением, распались сгустками плотного тумана и пропали. В вечернем воздухе мерзко запахло сероводородом.

Дурак, отбросив бердыш, хлопнул Белосвета по плечу и жизнерадостно подвёл итог:

— Вот и все дела, забодай петух! Может, за стол воротимся? Борщ, поди, остыл давно. А кушать-то хочется!

— Истину глаголешь, сын мой, — встрепенулся батюшка, поднимаясь на крыльцо. — Надобно накормить и сего заблудшего мужа. Бедолага две седмицы не жрамши… то бишь, не кушамши.

Мы вернулись в хату и вновь расселись по лавкам.

От запаха еды у мужичка закружилась голова. Схватив две ложки, он набросился на холодный борщ и не успокоился, пока не опустошил все четыре тарелки. Матушка сняла с печки чугунок, заглянула в него и огорчилась:

— На самом донышке осталось. Чем же я вас, гости дорогие, потчевать-то стану? Одним вутёнком пятерых не насытить.

— Не волнуйтесь, матушка, — я расстелил на столе самобранку. — Сейчас всё будет! Скатёрка, дай-ка нам борща с пампушками да кабаньих отбивных! Ну, и чаю с пирогами.

Отец Сергий только руками развёл от удивления, глядя, как на пустой скатерти материализуются заказанные блюда.

После обильного ужина, когда все, сытые и довольные, отвалились от стола, Белосвет повернулся к Ивану.

— Скажи-ка, добрый человек, как смог ты столь ловко разрешить беду мою?

— Да чего там разрешать, — усмехнулся Дурак. — Ты же, брат, сам сказал, что молодцы твою жизнь забрали. Выходит, что жизнь человеческая — сплошь работа. А коли жизнь есть работа, то и смерть — тоже, забодай меня петух! Ежели они за тебя живут, значит, и умереть за тебя должны. Договор-то дороже денег! Я верно мыслю?

И вновь его убийственная логика меня поразила.

И не только меня: Мидавэль со священником тоже сидели со слегка очумевшими лицами.

— Всё гениальное просто, — наконец выдавил из себя эльф. — Выход там же, где и вход. Дай, Ваня, пожму твою могучую лапу. Кажется, скоро попрошусь к тебе в ученики.

— Ковалём стать хочешь? — Обрадовался Дурак, протягивая руку. — Это можно! Вот встретим по пути кузницу, живо научу тебя подковы ковать. Или гвозди, петух забодай.

— Если это подарит мне мудрость, подобную твоей, я согласен! — Рассмеялся Мидя.

Свернув скатерть, мы дружной гурьбой вышли во двор.

— Спасибо за хлеб-соль, отец Сергий, — поблагодарил я.

— Да мне-то за что? — Удивился священник. — Это вам спасибо! И харчами своими угостили, да ещё и задачу невыполнимую решить помогли.

Белосвет стоял в сторонке, поглядывая на нас и нервно теребя в руках край рубахи.

— Как мне отблагодарить вас за спасение? — Наконец выдохнул он. — Я не богат, да руки на месте. Могу баньку срубить али бричку сколотить. А хотите — коровушку дойную приведу? Молоко рекой течёт, только подойники подставляй. Завсегда со сметанкой да маслицем будете.

— Ты, браток, помоги лучше отцу Сергию церковь подлатать, — ответил Ваня. — И впредь умнее будь, петух бодай! С нечистью не связывайся. Поди, знаешь теперь, как с нею дружбу водить.

Пообещав назавтра вернуться с работниками и тёсом для крыши, счастливый бородач запрыгнул на свою гнедую лошадку, махнул на прощанье рукой и под звонкий перестук копыт скрылся в темнеющем лесу.

— И нам пора, темнеет уже, — зевая, произнёс Мидавэль. — Отец Сергий, вам не помешает, если мы расположимся на ночь в лесу, возле церкви?

— Лучше уж, други, у меня останьтеся. Места всем хватит. В тесноте да не в обиде.

— Спасибо, батюшка, да только у вас в дому дитя малое, а мы мужики взрослые, храпящие, — ответил Ваня, многозначительно косясь на меня. — Лучше уж в своём возке заночуем.

— Что ж, ночуйте, — кивнул священник. — Но вот вам мой совет: от погоста подале ставайте. Больно неспокойный он ныне.

— Что значит неспокойный? — Заволновался я. — Нежить кладбищенская буянит?

— И нежить тоже, да не в ней дело. К нежити мы привычные. Тут дело куда сурьёзнее. Третьего дня помер на селе старик один, страшный колдун. Всё соседям пакостил, сглаз да порчу наводил. А кой-кого и в могилу спровадил. Мыслю, он-то диавольский ларец Белосвету на двор и подсунул. С него станется. Теперь вроде помер, да и после смерти всё не угомонится никак. Встаёт ночами из могилы и непотребства разные учиняет.

— Какие такие непотребства? — Заинтересовался Ваня.

— Да кто ж его знает? — Пожал могучими плечами поп. — Я до рассвета носа со двора не кажу. Боязно…

— Что ж, благодарим за совет, — кивнул Мидавэль. — Раз такие дела, станем в стороне от кладбища.

Простившись с добрым священником, мы вышли со двора и направились к церкви, где ждали нас Тавия с «уазиком».

Иван тут же забрался на пассажирское сидение, зевнул и с хрустом потянулся.

— Страх, как спать хочется! Скорей бы уж отыскать местечко да храпака задать, бодай меня петух.

Эльф вскочил в седло и погнал Тавию дальше по просёлку, в самую глубь леса, подальше от Большака. Я завёл мотор и направил машину вслед за ним.

В свете фар вдоль дороги тянулись унылые кресты и печальные могильные холмики. Зрелище мрачное и довольно-таки жутковатое. Казалось, старому кладбищу не будет ни конца, ни края.

Однако лес вскоре поредел, расступился, и мы оказались на просторной лужайке, поросшей сочной высокой травой.

— Здесь мы и остановимся, — решил эльф, спешиваясь. — Отличное место для ночёвки.

Он быстро раскинул свой шатёр и залез в него, прихватив с собой не только лютню, но и лук со стрелами. Видно, прошлая ночь заставила его быть предусмотрительнее, ведь стаю волкодлаков он встретил с одним лишь фамильным кинжалом в руках.