Язык до Китежа доведет (СИ) - Хорунжий Дмитрий. Страница 79

— Можно я, наконец, закончу? — С обидой в голосе прервал кису Дурак. — Сами же, гном заломай, попросили всё рассказать, а теперь на всяких ослодраконов отвлекаетесь.

Мы с Басей тут же повернулись к Ване, изобразив самый живой и вежливый интерес. Тот сразу перестал дуться и, как ни в чём не бывало, продолжил.

— Ну, так вот, сидели мы, значит, с Блаблом этим, сидели. Пили квас, грызли сухарики да на темы на разные беседовали. Всё больше о девчатах. И тут вдруг стало мне до жути интересно: а кто же из нас двоих сильнее? Он-то на вид мужик крепкий, мязистый, опять же — гном. Так ведь и я-то не лыком шит, и мне силушки не занимать! Поди, с самого детства у наковальни молотом балуюсь. И так, гном ломай, любопытство заело, что просто мочи нет. Терпел-терпел, да не утерпел. Взял и предложил Блаблу силой помериться, по-нашему, по-православному: на руках побороться. Кто кого завалит, тот, значит, и сильней.

— А он что? — Лукаво подмяукнула киса.

— А что он? Он подумал да и согласился. Наш человек, хоть и гном, — довольно кивнул Ваня. — Встали мы, значится, над столом, локти упёрли, долонями сцепились, и давай бороться. А он силён, супостат! Давлю я его, значит, давлю, а он — ни в какую… Ни на пядь, ни на волос не уступает, гном ломай! Раздухарился я, собрался с силами, да как принажму! Чую — дрогнул, подаётся! Ну, думаю — узнаешь ты меня! Впредь не станешь с Дураком связываться! Как навалюся, как наддам! И тут, значит, это… — Он запнулся, переводя дух.

— Что⁈ — В нетерпении рявкнули мы с Басей.

— Что-что, — пробурчал Ваня,. — Стол возьми да и развались…

Повисла пауза, которую прервало вдруг тоненькое, заливистое кошачье хихиканье. Не удержавшись, я фыркнул и тоже заржал, утирая с глаз выступившие слёзы.

— Это сейчас смешно, а тогда-то не до смеху было, заломай меня гном! — Заразившись нашим весельем, Дурак расплылся в улыбке. — Вот, значит, только что я почти победил Блабла, и вдруг — хруст, грохот, звон! Почудилось даже, что сама земля под нами разверзлася. А то, вишь, столешница супротив нашей мощи не устояла, так пополам-то и треснула. Миски да тарелки — вдребезги, кружки — в стороны, лавки — по углам! Сухарики по полу волною… Ну, и мы, значит, кучею сверху уложились. А самое обидное, Блабл-то поднимается, фартук свой отряхивает и вежливо так вопрошает: «а что ж это ты, Иван-коваль, на бой меня вызвал, а сам-то и не боролся? Я всё ждал, когда же ты сигнал к началу дашь, а тут вдруг стол сломался. Старый, должно быть, короедом битый. Жаль, так и не вышло узнать, кто же из нас сильнее». Уж я тут, заломай гном, так и вскинулся! Думаю: неужто он так могуч, что потуг моих и не почуял? Да быть того не может! Гляжу — а с него пот градом катится, да глаза такие хитрые-прехитрые! И улыбку лукаво в бороде прячет. Выходит, он, злодей, посмеяться с меня удумал.

— И что дальше?

— Да ничего! Вместе и посмеялись. Смешно же! Блабл потом на кухню удалился, угощение готовить, а мне поручил прибраться здесь до вашего прихода.

— А ты себе вместо уборки тихий час решил устроить? — Снова хихикнула киса.

— Не-не, я вообще спать не собирался, — горячо запротестовал Ваня. — Так, случайно прилёг, ломай меня гном!

— Ага, и прилёг случайно, и лапти тоже случайно снял! — язвительно мяукнула неугомонная кошка.

Иван опустил глаза, увидел свои необутые сапоги, спрятал их под лавку и густо покраснел.

— Ладно, поймала. Минуточку всего передремать хотел, силы после борьбы восстановить. Лишь только голову опустил, так словно в омут и ухнул, — признался он.

— Тебе-то хорошо. А мы здесь, Ваня, чуть было с ума не сошли, — посерьёзнела Бася. — В харчевне следы битвы, жуткий разгром, а на полу — твоё бездыханное тело… Думали уж — всё, спит наш добрый друг вечным сном.

— Это да, — согласился я. — Здорово ты нас напугал…

Дурак покаянно опустил голову.

— Ну извиняйте… Вовсе не того хотел, гном меня дери, — он шумно вытер нос рукавом и вскочил на ноги. — О! Идёмте скорее, с Блаблом познакомлю. А то сидит, бедолашный, в своей кухне, один-одинёшенек, скукой да тоской мается!

Мы с кисой переглянулись и согласно кивнули. Я подсадил её себе на шею, поднялся и направился вслед за Иваном в дальний конец зала, туда, где справа от печи виднелась высокая деревянная дверь с чеканной медной табличкой.

— Сеня, Ваня, куда же вы? Подождите! — послышался сзади знакомый голос.

Мы притормозили и дружно обернулись.

К нам, ловко лавируя между столами и лавками, спешил Мидавэль. На плече его висела лютня, а на поясе, рядом с кинжалом, примостилась изящная кожаная фляга.

— Прошу прощения, друзья, опоздал. Родичи никак отпускать не хотели. Давно не видели, соскучились. Целый пир в мою честь закатили, еле вырвался. Вот, — эльф с гордостью похлопал по фляжке, — Семилетний эльфийский мёд, лучший в своём роде. Прямо со стола стянул, чтобы сегодня вместе с вами распить.

— Что-что? Мёд? — Кисло скривился Ваня. — Такая жутко сладкая и липкая гадость? Так он только к оладушкам хорош! А чтобы пить… Фу… То ли дело — холодное тёмное пиво, гном меня заломай! Ну, или шипучий квас. На худой конец, у Сени ещё козлиная водичка из нашего источника осталась.

Мидя только загадочно ухмыльнулся и промолчал.

— Мёдом этот чудесный напиток только зовётся, — шепнула мне на ухо всезнающая киса. — По сути, это горько-сладкая хмельная настойка.

— Из чего?

— Чистый ягодный спирт, настоянный на лесных цветах и трёх видах полыни. Ну, и дикого мёда чуток — чтобы эту полынную горечь смягчить. Выдерживается в дубовых бочках не меньше трёх лет. А наилучшие сорта — пять или семь.

— Крепкий?

— Мидиной флягой десятерых упоить можно. Это если она не больше, чем выглядит. Полынные настойки весьма коварны, могут вызывать видения и даже погружать в кошмары наяву.

— Ого! Значит, будем соблюдать меру. Не хотелось бы до зелёных чертей ухрюкаться. Тем более, не с бодуна же мне потом на встречу с работодателем идти!

— Так куда это вы направлялись? — Спросил Мидавэль, бережно снимая лютню и укладывая её на лавку. — Мы же вроде как прощальный ужин устроить хотели? Вот, я и музыку прихватил, — он любовно провёл рукой по причудливо изогнутому боку инструмента.

— Мы, Мидя, идём с поваром знакомиться, — пояснила киса. — Блабл, нагорный гном. Сегодня он тут на хозяйстве.

— А Тесей, значит, в зоопарке? — Понятливо кивнул эльф. — Ну что ж, идём. С Блаблом я тоже пока не знаком.

Ваня по-хозяйски широко распахнул дверь с перекрещенными ножом и ложкой на табличке, и смело шагнул вперёд. Последовав за ним, мы оказались в просторном, вкусно пахнущем помещении.

Здешняя кухня была огромна. Размерами она мало отличалась от обеденного зала. На стеллажах вдоль стен толпились вместительные чугунные котлы, кастрюли и разнокалиберные сковородки. С высокого, тёмного от копоти потолка свисали ароматные букеты сушёных трав, пучки чеснока и длинные вязанки крупного золотистого лука.

Печь в главном зале, ещё в «Рогатом Волке» поразившая меня своими размерами и устройством, оказалась всего лишь малой частичкой грандиозного варочно-отопительного сооружения. Основные её мощности разместились именно тут, за кухонной стеной: четыре устья для выпечки и томления, коптильные шкафы на дымоходах, да ещё и дровяная плита с варочной поверхностью на дюжину конфорок. Сейчас на плите, источая умопомрачительный аромат специй и чеснока, побулькивала большая кастрюля с густым красноватым варевом.

Любопытный Дурак встал на приступочку и сунул руку за холщовую шторку, прикрывающую печную лежанку. Вытащил жменю яблочной сушки, радостно хмыкнул и довольно зачавкал. Мидавэль с интересом изучал травы, моё же внимание привлёк десяток блестящих разноразмерных самоваров, примостившихся на специальном широком припечке. Их г-образные жестяные трубы через круглые лючки подсоединялись к общей дымовыводящей системе. Мудро! Можно кипятить воду прямо в помещении, не боясь угореть.

Мы так увлеклись осмотром кухни, что не сразу заметили Блабла. Тот скромно стоял на табуретке возле стола у самой дальней стены и, не замечая нас, вдохновенно рубил мелкий репчатый лук. Его быстро мелькающий нож и издавал то самое назойливое постукивание, услышанное мною вначале. При этом, вопреки Ваниным прогнозам, скукой гном не маялся: пока руки его профессионально измельчали слезоточивый овощ, вызвав у меня восхищение напополам с лёгкой завистью, взгляд был прикован к огромному трактирному самовару, гордо возвышавшемуся рядом. Однако, как оказалось, объектом столь пристального внимания служил вовсе не самовар. Приблизившись, я разглядел прислонённый к нему прямоугольный кусок пергамента, оправленный в тонкую деревянную рамку.